— Ну, куда бы ни ехала, я с тобой. Я направляюсь назад по тропе. Может, мне удастся припрятать мотоцикл прежде, чем мы доберемся до места, и ускользнуть. Или смогу отыскать «маячок» и снять его. Но Катран, будь он неладен, не отстает ни на шаг. Когда мы подходим к моему байку, я поворачиваюсь к нему. — Пожалуйста, не езжай за мной. Подожди здесь, если хочешь. Я недолго, а потом мы можем вместе вернуться. — Нет. — Мне не нужна нянька! — Нужна. Я вздыхаю. Делать нечего, придется рассказать ему. — Помнишь, ты просил меня вспомнить, кто я? Не запирать в себе прошлое? — Он ждет. — Так вот, я собираюсь увидеться с Беном. — Что? С тем парнем, о котором все время талдычит Тори? — Она не знает правды. Мы с ним были... близки. — Ноя думал, он умер. Я качаю головой: — Он жив, и я собираюсь увидеться с ним. — Он поддерживал связь? — Нет. Он не знает, что я приеду. Может, даже его сегодня не будет, это просто наитие. — Но как... — Не спрашивай, как я нашла его, — не скажу. Но теперь ты понимаешь, почему не можешь поехать со мной? На лице Катрана отражается так много эмоций — беспокойство и обида борются с гневом — что, не успев даже подумать, я оказываюсь рядом и кладу ладонь ему на руку. — Катран, с тобой все в порядке? — Нет. — Он вздыхает, ерошит волосы рукой. — Послушай, я поеду следом, но показываться не буду. Прикрою тебе спину на случай, если что-то пойдет не так. Это лучшее, что я могу сделать. Хорошо? Это настолько против его разумения, настолько больше того, что я могла от него ожидать, что я улыбаюсь: — Хорошо. Я сажусь на мотоцикл, делаю еще несколько поворотов, и память не подводит меня: это правильная дорога. Небо еще не начинает светлеть, когда мы добираемся до дорожки рядом со школой, по которой Бен, я уверена, будет бегать. Мы прячем мотоциклы и, притаившись в деревьях, ждем и наблюдаем. Тьма мало-помалу уступает небо сероватой мгле. Никого не видно. Горло у меня сжимается, и я уже собираюсь сказать Катрану «извини, должно быть, я ошиблась», когда он хватает меня за руку. — Смотри, — шепчет он и указывает на холм слева. Одинокая фигура бежит по нему вниз, освещаемая светом со спины. Я прищуриваюсь, неуверенная, но потом... да, это он! Рот расплывается в улыбке, а ноги несут меня из леса вслед за удаляющейся фигурой. Бен умеет бегать, всегда умел. Я прибавляю и прибавляю скорости. Должно быть, он что-то слышит, так как слегка поворачивает голову, чтобы посмотреть, кто сзади, потом опять отворачивается и бежит дальше. Быть может, он не разглядел меня в таком слабом свете. Я припускаю быстрее. — Подожди, Бен, — тихо зову я. — Постой. Он замедляет бег. Потом переходит на шаг. Я догоняю его. — Да? — говорит он. Я широко улыбаюсь ему в глаза, карие с золотыми ободками, и хватаю за руку. Он смотрит на наши руки. Отвечает неуверенной, кривой улыбкой. До меня начинает доходить, что что-то не так. — Бен? — Извини, ты приняла меня за кого-то другого. — Нет. — Я крепко сжимаю его ладонь. Он качает головой, убирает свою руку. — Прошу прощения, но я не Бен. Извини, у меня мало времени, а мне нужно закончить пробежку. — И он бежит дальше, а я стою и смотрю ему вслед, смотрю, как он бежит, и каждое его движение говорит, что это мой Бен. На глаза наворачиваются слезы. Он не знает, кто я. Он ничего не помнит. Живот скручивает. Ему заново стерли память — вот единственный ответ. Но ему уже шестнадцать. Они не имеют права делать этого с теми, кто старше шестнадцати. Почему же нарушили собственное правило ради Бена? «Он не знает, кто я». Я продолжаю стоять на дорожке, чувствуя, как меня начинает бить дрожь. Бен может повернуть назад и снова пробежать здесь. С этой мыслью я скрываюсь в деревьях и жду. Вскоре он появляется вдалеке. Я наблюдаю, как он приближается, проносится мимо и удаляется вверх по склону. Позади меня, в лесу, слышатся какие-то звуки, но я продолжаю стоять, глядя, как Бен исчезает в тусклом свете зарождающегося утра. — Рейн? — тихо окликает меня Катран. Я не оборачиваюсь, не хочу, чтобы он видел мои слезы, но остановить их не в силах. Теплая ладонь ложится мне на руку, разворачивает. — Что случилось? Я качаю головой, не в состоянии говорить. Поколебавшись, Катран кладет руку мне на плечо, привлекает к себе. Руки его, поначалу одеревенелые, скоро смягчаются. Я всхлипываю у него на плече и рассказываю, что Бен меня не узнал. Наконец он отстраняет меня и заглядывает в глаза: — Ты должна взять себя в руки, и побыстрее. Нам нужно убираться отсюда. Становится слишком светло, тут могут появиться другие люди. Он ведет меня через лес к нашим мотоциклам, и мы возвращаемся назад той же дорогой. Холодный воздух обжигает глаза, а в голове снова и снова прокручиваются три слова, в которые я никак не могу поверить: Бена больше нет. Я больше не плачу, но внутри меня пустота. Нет ничего: ни надежды, ни выхода. Мы доезжаем до тайника, и я просто стою, тупо глядя перед собой, пока Катран прячет мой байк. — О чем ты только думала, когда отправилась туда? — Он качает головой. Обычный Катран вернулся. Я молчу. Он толкает меня в плечо, бросает вызов: — Ты говоришь Нико и всем нам, что поддерживаешь «Свободное Королевство», а потом выкидываешь фортель вроде этого. Рискованно, Рейн. А если бы меня там не оказалось и тебя бы схватили? Они бы выпытали у тебя все. Они умеют. Ты бы выдала им всех нас. В душе моей что-то словно отвердевает, каменеет. — Лордеры уже один раз забрали у меня Бена. И теперь сделали это снова. Его нет. Он все равно что умер. И у меня нет дороги назад. Я готова на все, чтобы отомстить им. — Ты, похоже, не шутишь. Это и есть твоя последняя капля? — Что ты имеешь в виду? — Последняя капля, которая переполнила чашу твоего терпения. Значит, ты и вправду способна на все. Я пожимаю плечами, но внутри меня все смещается, перестраивается. Мне довольно было и кольца Эмили, спрятанного теперь где-то на дереве, а тут еще и Бен. Да. Я зашла слишком далеко, и назад дороги нет. — А что было твоей последней каплей? Он хватает меня за руку, подносит к своей щеке, к шраму на ней, потом отталкивает. — А разве ты не помнишь? Когда мне было десять, моя старшая сестра пропала. Скрывалась. Она вляпалась в какую-то историю, так, ничего серьезного, но ты же знаешь лордеров. — Он внезапно разворачивается, притягивает меня спиной к себе, рукой обхватывает шею. — Один держал меня вот так, — шепчет он, подносит вторую руку к моей щеке, под самым глазом. — Мы были возле нашего лодочного домика. Он взял отцовский водолазный нож и прочертил им вот так. — Катран проводит пальцем вниз по моей щеке, повторяя линию своего шрама. — К тому времени, как он дошел досюда, я рассказал им, где она. Больше мы никогда ее не видели. Он отталкивает меня. Водолазный нож: катран. Имя, которое он выбрал, чтобы никогда не забывать. Нож, который он до сих пор носит при себе. Я вспоминаю. Держусь за щеку. Он не сделал мне больно, но я все еще ощущаю на своей коже палец, повторяющий путь ножа. Я в ужасе смотрю на него: