– Тогда решай свои конфликты сама. Но я бы посоветовала тебе избегать неприятных людей. И помни: тебя есть кому защитить. – Угу, – неопределенно промычала младшая и с удовольствием постояла еще, обнимая любимую Ангелину. Теперь ее душа снова была спокойна. Тафия Послушник Вей Ши весь день тяжело работал, нет-нет да и поглядывая на оставленные шумной девчонкой художественные принадлежности. Охранники ее разумно бросились за ней: главное – уберечь подопечную, а не вещи. Но за ними, кажется, никто возвращаться не собирался. В храм тек ручеек прихожан, и у каждого были вопросы, просьбы и чаяния. Наследнику императорского трона невыносимо трудно было находиться между простыми людьми с их мечущимся сознанием и беспорядочной энергией. Пусть дед закрыл Вею возможность видеть ауру, но он продолжал осязать стихийные токи, и нахождение в толпе словно отравляло кровь, проявляясь горящими щеками и ушами, головной болью, пятнами перед глазами. И это несмотря на то, что на территории храмов эманации Триединого приглушали и гармонизировали всю эту какофонию, оставляя от нее лишь слабое эхо! Из-за особой чувствительности к несовершенству людей императоры Йеллоувиня ограждались высокими стенами и обширными садами фамильного дворца. Но правителю все равно не скрыться от подданных, поэтому с разрушающим воздействием эмоционального хаоса после публичных мероприятий справлялись медитацией. Если бы она давалась Вей Ши, он бы не впадал в ярость так легко и быстрее научился бы владеть собой. Но… увы. Ему никак не нащупать было точку спокойствия внутри – спасибо красной прабабке с ее беспокойной кровью. С каждой неудачной попыткой Вей Ши все чаще срывался – потому что организму нужно было освободиться от негативной энергии, а другого способа он не знал. И тем больнее от собственной ущербности и разочарования в глазах родных было наследнику, умеющему видеть красоту мира, ощущать его совершенство в тихие минуты и работать с токами стихий, когда сам он не был переполнен чужими, хаотичными всплесками сил. К вечеру в голове стоял звон. Вей Ши очень проголодался, но в кормильне не осталось еды, и настоятель обители отправил монахов к Владыке Четерии с просьбой помочь продуктами. – А с завтрашнего дня, – сказал он служителям и послушникам, – начнем разбивать огород за храмом. Посадим картошку. Я договорился, нам привезут семена из приграничной обители, что расположена в Йеллоувине. Здесь все должно поспевать очень быстро, а зависеть постоянно от милости Владыки неправильно. Людей будет становиться все больше, только на пожертвования мы их не прокормим. Настоятель был родом из Тидусса: смуглый, седовласый, чуть горбатый, с проницательными темными глазами. По силе своей он должен был видеть и понимать, кто такой Вей Ши. Неизвестно, приглядывался ли он к ауре нового послушника, но в любом случае ни словом, ни делом особого отношения не выказывал и обращался с тем же благостным спокойствием, что и к другим людям, будь они служителями или посетителями храма. Вей Ши вновь подметал двор, мрачно думая, что скоро и ему придется копаться в земле, и презирая себя за мысли о еде и слабость из-за голода. Приблизившись с метлой ко входу, он увидел, что рисовая булочка, уже подсохшая, так и лежит на чистой скамейке – никто на храмовой земле не взял бы чужого. От голода наследнику показалось, что он слышит невероятно вкусный запах сливочного масла с топленым сахаром. Над Тафией собирались грозовые тучи – вот-вот ливанет дождь, – и ветер трепал листы бумаги, закрепленные на мольберте девчонки. Вей Ши мрачно посмотрел туда и продолжил подметать двор. Вот сейчас дометет и возьмет булочку. И съест. Не пропадать же ей. Он домел до ворот, выглянул наружу – в лицо дул тяжелый предгрозовой ветер. Город-на-реке стал свинцовым, Неру подернулась рябью, на улицах почти никого не осталось – все прятались от стихии, – а вот по дороге к храму тяжело поднимался какой-то мужчина, ведя за руку женщину. Она остановилась, повисла на мужчине – он с трудом удерживал равновесие: ветер сбивал с ног. «Глупцы. И зачем в такую погоду в храм подниматься?» – поморщился Вей Ши, отворачиваясь. Опять беженцы, наверное. Они приходили постоянно, рассказывали страшные вещи о войне, и Вей Ши иногда мечтал, как убежит в Рудлог или Блакорию, вступит в отряд добровольцев и совершит подвиги. И сам Четери пожалеет, что сослал его, и выразит свое восхищение. Останавливало наследника лишь понимание, что он единственный внук, и, если погибнет, прямая линия наследования прервется. Да и перерос он почти подростковые порывы. Во всяком случае, он был уверен, что перерос. Глаза снова наткнулись на вещи шумной утренней девчонки, и Вей Ши нехотя собрал их, отнес под крышу, то и дело поглядывая на сладко пахнущий подарок. Затем помыл руки, налил в чашку из фонтана холодной воды, сел на скамью и наконец взял булочку, отщипнул кусочек и сунул в рот. И почти зажмурился – так вкусно было и так похоже на то, что он ел на родине. Сразу меньше стала звенеть голова и отступили мрачные мысли. За спиной зашлепали по брусчатке первые тяжелые капли, и вдруг разом ударил ливень, загудел, расходясь все сильнее и сильнее, захлестывая город полосами ветра и воды. Вей Ши отломил еще кусочек, глянул за ворота, в пелену дождя. Женщина лежала на дороге, мужчина старался приподнять ее. Они были совсем недалеко, шагах в двадцати, но их силуэты едва-едва можно было разглядеть. Наследник поколебался, оглянулся – во дворе кроме него никого не было. Положил булочку обратно на лавку и со вздохом шагнул из-под защиты храмовой кровли. Мощный ледяной ливень вышиб дыхание, пригнул к земле, оглушил, заставив на миг потерять ориентацию. Вей Ши подбежал к паре: молодая женщина тяжело дышала, глядя перед собой расширенными глазами, а мужчина лет сорока все пытался подхватить ее под мышки, подтянуть вверх. Она была беременна. – Жена! Рожает! – крикнул он в панике по-блакорийски, видимо, даже не задумываясь, откуда йеллоувиньскому послушнику знать язык. Но тут и без знания все было бы понятно. Вей Ши опустился на корточки, попытался тоже поднять женщину – и тут ее дыхание сорвалось, тело напряглось, и она закричала. – Не трогайте меня! Больно! Я умру, умру, – она стонала, выдыхая воздух со свистом и цепляясь за мужа. Вей Ши отстранился, прикрыл глаза. Ее боль, страх и бессилие воспринимались так, будто ему на глазные яблоки и виски изо всех сил давили. И воздействовать, чтобы успокоить, он никак не мог – спасибо деду. Хотя… Знания-то никуда не делись. И Вей Ши нащупал на запястьях женщины точки спокойствия, надавил изо всех сил и дунул в лицо. Она вдруг затихла, и наследник молча подхватил ее под руки; с другой стороны присоединился мужчина, и они под проливным дождем потащили его жену в храм. У входа блакорийка снова начала кричать и виснуть у них на руках. – Ребенок! Ребенок идет! Дайте мне лечь!!! Ее поспешно уложили на лавку, муж с огромными глазами задрал мокрую юбку, снял белье. – Я не знаю, что дальше делать, – причитал он, тряся головой, – не знаю! – Ноги, – стонала женщина, – подержите мне ноги! – Помогите! – крикнул Вей Ши в сторону храма. – Кто-нибудь! Нужна помощь! – Боольнооо, – плакала женщина и била рукой по скамье. Муж раскачивался из стороны в сторону, и Вей Ши схватил его за грудки, тряхнул, шлепнул по лицу – и глаза у блакорийца приняли осмысленное выражение. – Ребенка лови, – выплюнул наследник и взял женщину за ноги, отвернувшись, – роженица напрягалась, рычала сквозь зубы или начинала плакать и спрашивать: «Уже видно? Видно?», и у него самого кружилась голова и казалось, что он вот-вот свалится без чувств. Раздались шаги: на его и женские крики прибежали служители, кто-то из красноволосых дракониц. Началась суета. Наследника так и оставили держать ногу, и он упорно смотрел на дождь, слыша крики, стоны, чувствуя, как напрягаются мышцы под его рукой и как сильно пахнет кровью. И когда наконец послышалось детское мяуканье, Вей Ши даже с места двинуться не смог: от напряжения затекло все тело, а руку свело так, что он наверняка оставил на лодыжке женщины синяки. Драконица осматривала новорожденного, врачевала мать. Мужик со слезами что-то ворковал жене, каялся, попутно объясняя служителям, что они только-только прибыли из Блакории с группой таких же беженцев – слышали, что здесь им дадут свой дом и можно будет жить спокойно. И рожать рано – восьмой месяц, но куда деваться, если началось? Больниц нет, так что пошли в храм, но роды оказались скоротечными, еле дошли. – Если бы не этот паренек, – жарко говорил блакориец на своем смешном и грубом языке, – не дошли бы! – Он подскочил к Вей Ши, потряс его за руку. – Благослови тебя боги, парень! Женщина тяжело вздохнула, и он кинулся к ней. – Да, милая, да, что тебе? – Очень пить хочу, – жалобно сказала она. – И есть. Он с надеждой обернулся к служителям. – Сейчас на кухне посмотрим что-нибудь, – сказал настоятель с сомнением. – Продукты должны принести… Вей Ши отступил, снова ощущая, насколько он голоден, взял с соседней лавки уже порядком зачерствевшую булочку и протянул женщине, на груди которой под несколькими слоями ткани копошился и сопел маленький человечек. В конце концов, пищу можно добыть и другим способом. И не будет он испытывать чувство долга по отношению к девчонке-художнице, что ел ее хлеб. Хотя немного, но все же ел. Значит, нужно будет отдариться. – Я ломал, – проговорил Вей Ши по-блакорийски, – не побрезгуйте. – Благослови вас боги, – прошептала беженка, одной рукой поглаживая ребенка, а другой принимая угощение. – Как вас зовут? – Вей Ши, – буркнул наследник, мечтая только о том, чтобы запереться в пустой комнате и отдохнуть от беспокойных простолюдинов. Ему было физически больно от массы эмоций, которые он словил в этот вечер. – Тогда назовем сына Веем. Ты ведь не против, Ян? Мужик, судя по блаженной и ошалелой улыбке, был не против. Когда на город легла темная южная ночь, из ворот храма вышел молодой человек. Он прошагал по брусчатке вниз по склону, мимо спящих и пустых домов, поглядывая туда, где возвышался дворец Мастера и Владыки, и сжимая от вновь накатившей обиды зубы. Знать бы, что за два слова он должен сказать. Вряд ли это «Прости, Мастер». Что-то иное. Вей Ши дошел до берега реки, разделся и спустился в воду. Голубоватый полумесяц освещал тень, плывущую через великую широкую Неру. На этой стороне простирался город, а на той стояли холмы, покрытые лугами и лесами. Через довольно продолжительное время на противоположный берег вышел большой тигр. Свет луны делал его почти черным, но, если бы дело было солнечным днем, случайный свидетель увидел бы, что шкура красавца с широкой мордой и раскосыми умными глазами отливает красным. Тигр поскакал по берегу, как щенок, то ли радуясь чему-то, то ли обсыхая, с наслаждением почесал зудящую спину о ближайшее дерево и понесся в лес. Вей Ши много раз так охотился. Здесь водились косули и редкие рыжие зайцы. Живности еще было мало, но в зверином обличье наследник был непривередлив, и ему на зуб шел и одичавший пушистый верблюд, и зазевавшийся бурундук. Хищников в округе почти не водилось, а если и были, то из окрестностей города быстро убрались, оставив ареал охоты полосатому хозяину. За ночь Вей Ши пробегал огромные расстояния, отдыхая в лесной тиши от людей и приходя в себя. До зари он возвращался обратно, изучив еще кусочек прилегающих к Тафии лесов. Вот и сейчас, сытый и отяжелевший, он благодушно трусил к реке, удалившись от привычных маршрутов, когда что-то необычное заставило его остановиться. Вей Ши сделал несколько кругов, прислушиваясь к себе и пытаясь понять, откуда здесь, в лесу, ощущение чуждости, противоестественности. Словно поблизости находилось что-то инородное, возмущающее гармоничное течение стихий. Красный тигр сужал круги, пока, наконец, настороженно фыркая, не остановился у кратера шириной метра три, вокруг которого валом лежала выброшенная из центра земля. Она уже была покрыта травой и вьюнками – на юге растения быстро закрывают собой земные раны. Ощущение чуждости шло отсюда. Тигр, преодолевая инстинктивный страх, спрыгнул в кратер, ткнулся носом в его центр, зубами вырвал клок травы и вьюнков. И обнаружил небольшую, размером с орех, сферу из странного темно-синего металла, очень тяжелую. От нее-то и пахло чем-то чужим, нездешним. Метеорит? Дед показывал наследнику небесные камни и учил: осколки внетуринских планет могут быть как стерильно чистыми, легко встраивающимися в новый мир, так и несущими чуждую, конфликтующую с туринской энергию – и тогда они вызывают заворот стихийных потоков над собой, разрезая их, как ножом, могут сделать землю вокруг мертвой, вызвать появление опасных стихийных духов. А то и вовсе звездный камень может принести с собой иную сущность, что будет нарушать баланс энергий на планете, пока метеорит не изолируют. Император показывал и как обезвреживать опасных гостей – он окутывал их слоем стихии равновесия. В Йеллоувине в изножия многих статуй Желтого были вделаны найденные метеориты – покровитель мировой гармонии на своей территории легко нейтрализовывал их. И сейчас, если бы не закрытые дедом способности, Вей Ши мог бы попробовать изолировать сферу, которая не нравилась ему так сильно, что он с трудом преодолевал желание убежать. Наследник сел рядом, раздраженно похлестал по бокам хвостом, раздумывая, как поступить. Просто оставить на месте и периодически проверять, не появились ли здесь измененные стихийные духи? А если появятся и начнут нападать на людей? Однажды Вей Ши ревниво спросил у Мастера, почему рыжему магу подарены прекрасные клинки, а он занимается с палкой. И Четери беззлобно ответил: – Не дорос ты еще до такого оружия. – Я заслужу, Мастер, – горячась, сказал наследник тогда. – Как мне его заслужить? Четери усмехнулся и произнес: – Заслужишь. Когда научишься использовать в качестве оружия что угодно. Тогда и станешь не ты приложением к оружию, а оно – к тебе. Только тогда ты мастер, когда твой бой равно смертоносен и красив и с палкой, и с совершеннейшим клинком. – А если ничего рядом нет? – спросил Вей Ши. – Если нет возможности, стань этой возможностью, – сказал дракон и постучал палкой по земле. – А теперь – бей, Вей Ши. «Если нет возможности, стань этой возможностью…» Тигр аккуратно взял сферу в пасть и потрусил обратно к реке. Переплыл, опасаясь выронить – от металла за зубами было некомфортно и добыча вполне могла выскользнуть на дно. И, успев до восхода солнца, вернулся в храм и уже в человеческом облике закопал опасный метеорит в корнях вишневого дерева, что росло на внутреннем дворе. Здесь, в обители Триединого, названного так, потому что он существовал одновременно в прошлом, настоящем и будущем и един был как Творец мира, который сам был миром и жизнью в нем, сглаживались все стихийные всплески и провалы, и заворот энергий над находкой тоже успокоился, рассеялся. А отдохнувший и сытый Вей Ши, прежде чем взяться за метлу, поклонился своему Желтому покровителю и прошептал положенные молитвы. «Наш прародитель Ши завещал, – говорил дед, – почитай богов и старших мужчин, защищай свою семью и будь справедлив к своему народу. И тогда он не оставит тебя без благословения». Вей Ши, подметая двор, покосился в сторону храма, где за статуей Триединого на стенах мозаикой были выложены изображения всех богов, и крепче взялся за метлу. Желтый не отворачивался от порченого наследника и всегда откликался на молитвы теплым ощущением покоя и благости. И сейчас откликнулся. Значит он, Вей Ши, все делает правильно. И императорский внук увереннее взялся подметать. Ведь пока не появилась возможность совершить что-то, способное восхитить Мастера, придется мести… и сажать картошку… и думать: что же он такое все-таки должен сказать Четери, чтобы тот взял его обратно?