Я пришла в себя, когда Люк уже тяжело дышал и сладко сжимал меня, прижимая к столу и целуя так, как умел только он; сознание уплывало вместе с волей и способностью мыслить. Дернулась, со злостью укусила его за губу, оттолкнула. – Нет! – крикнула, сжимая кулаки. И уже спокойнее добавила: – Нет, Люк. Нет. Нет! Он вытер тыльной стороной ладони кровь с губы, вздохнул возбужденно, шагнул ко мне – и я приготовилась драться, когда скрипнула дверь, и мы дружно повернулись туда. Люк грязно и разочарованно выругался, рявкнул: – Убирайтесь! Ирвинс, застывший в проеме, лихо удерживал на закачавшемся подносе пятью пальцами целый чайный набор. Он был бы рад, наверное, сбежать, но оцепенел от увиденного. На лице его была такая неописуемая смесь ужаса и изумления, что я фыркнула, сдерживая смех и сама поражаясь сумасшедшим сменам настроения, закрыла рот ладонью и быстро вышла мимо него из столовой. Кажется, недавно я называла семейную жизнь скучной. Клянусь, прыгать с парашютом было менее экстремальным. Глава 8 30 января, вечер понедельника, Блакория, Северные горы Данзан Оюнович Черныш хрустел сочным яблоком, хотя очень хотелось налить себе воды. Но он не рисковал. Вечером в четверг его почти до кругов в глазах сдавило обрушившимся мощным проклятием, и он ничего не смог ему противопоставить. Щиты оно прошило, словно их и не было. И теперь, пока он не разберется, как проклятье снять и можно ли его снять вообще, придется жить так… на капельницах и фруктах с овощами. И постоянно быть настороже. Ему хватило одного глотка воды, чтобы подавиться и чуть не умереть. Ему – умереть. Не завершив дела. Не вытащив этот мир из ямы, в которой он оказался из-за бездействия богов и их наследников. Данзан Оюнович не был сентиментален, но периодически вспоминал свой институт и лошадей, оставленные лаборатории и незавершенные опыты. Но, как настоящий ученый, умел расставлять приоритеты и подавлять ненужные сожаления. – Итак, что мы имеем, – проговорил Черныш, расправившись с яблоком. В обустроенной, как гостиная, маленькой пещере-келье (будь проклят Алмаз и бывшие друзья из старшей когорты, день и ночь пытающиеся отследить его) находилось около пятнадцати заговорщиков, и фрукты поглощал не он один. Большую часть соратников тоже накрыло проклятьем: кто-то участвовал в похищении специалистов для изготовления взрывчатки, кто-то – в выяснении графиков правителей, кто-то – непосредственно в закладке орвекса или приведении взрывателя в действие. Сам Черныш проходил сквозь щиты, накрывающие усыпальницу на Холме королей и ипподром в Терлассе, незадолго до мероприятия, бросал стазис на охрану, чистил им память и открывал проход для тех, кто устанавливал взрывчатку. И все это время напряженно держал глушилку – то один старый коллега из старшей когорты, то другой периодически пытались засечь его. – А имеем мы двух мертвых королей и практически вычищенный род Иппоталии. Жаль, что с ней произошла осечка. – Как и с большинством правителей, – пробормотал Оливер Брин, невольно тронув катетер на кисти. Маг-виталист тоже не мог пить и от этого, как и от напряжения последних недель, сильно осунулся и постарел, напоминая уже не зажиточного аптекаря, а работника службы похоронных услуг. – И цели мы, по всей видимости, не достигли, – продолжил Черныш невозмутимо. – Думаю, у нас обнадеживающие новости, – осторожно возразил Брин. Осторожно не потому, что боялся Данзана Оюновича, – были в Брине при его невзрачности и твердость духа, и уверенность в своей правоте, – а потому, что при всей погруженности в общее дело весьма трезво относился к оценке результатов. И не любил шапкозакидательских настроений. – Помимо открытия бо?льшего, чем обычно, количества порталов? – осведомился Данзан Оюнович. – Да. Я не стал сразу вам говорить, собирал информацию. Первое: мы все, даже я, хотя крови Черного во мне какие-то капли, ощущаем усиление голода и потребности подпитаться, как бывало, когда открывался крупный переход между мирами. Если бы мы посещали храмы как легализованные темные, возможно, и не почувствовали бы, но сейчас… – Сейчас тягу к чужой энергии не сравнить даже с ощущениями, которые появились после ритуала с кровью Марины Рудлог, и голод не утихает, – вмешался в разговор Константин Львовский, маг, который и привел третью Рудлог к заговорщикам. – Именно, – кивнул Брин. – Значит, грань между мирами стала тоньше. На нас по-разному это воздействует, но, например, Дугласу, как самому близкому из нас к Гёттенхольдам, пришлось уходить к монастырю, потому что контролировать себя он уже не мог. На всякий случай все темные братья пьют настойки из растений с храмовых земель. Черныш слушал внимательно, сейчас как никогда похожий на хищную птицу – блеском темных глаз, наклоном головы. Настойки были спасением, потому что опасности подвергались свои же, не являющиеся потомками Темного жреца. Например, сам Данзан Оюнович, чья аура светила и манила, как горячий и сытный маяк. – Возможно, нужно немного подождать, – продолжал Брин. – Грань истончается. После смерти королевы Рудлога прошло почти семь лет, когда отток ее силы стал заметен и привел к изменениям стихийного фона на Туре и ослаблению Стены вокруг Рудлога. – У нас нет семи лет, – сухо напомнил Черныш. – Еще год-два в лучшем случае, и Тура станет планетой нежити. И если смерти Белых королей недостаточно, то можем ли мы позволить себе ждать, чтобы это понять? Он осмотрел хмурые лица соучастников – и пожилых, и совсем молодых. Да, часть из них были фанатиками, но в основном здесь присутствовали обычные люди. И убийства для них, даже оправданные высшей целью, не являлись тем, с необходимостью чего легко было смириться. – Не думайте, что я испытываю радость от того, что нам приходится делать, – резко проговорил Черныш. – Я близко общался с отцом Луциуса Инландера, неоднократно пересекался с ним самим и крайне его уважал. Но трудные времена требуют трудных решений. – Мы все это понимаем, – сдержанно и сочувствующе сказал Брин. Остальные хмуро кивали. – Но есть еще кое-что, о чем вы должны знать, Данзан Оюнович. Дело в том, что после смерти Белых королей у некоторых из нас начались очень странные сны. Сны о другом мире, о поселениях крылатых людей, очень похожих на вторую ипостась потомков Черного Жреца, дар-тени. Я бы не придал этому значения, если бы не массовость и навязчивость этих снов. Там мы… в другом теле, с другими воспоминаниями, Данзан Оюнович. И я вспомнил. Вспомнил о том, что рассказывал Роман Дмитриевич Соболевский о себе и Фабиусе Смитсене. Соболевский тоже видел подобные сны, и он утверждал, что там, в ином мире, в физическом теле неведомым образом существуют наши вторые ипостаси, связанные с нами ментально. У кого кровь посильнее или кто достаточно усилился, тот может видеть сны или даже (но тут он только предполагал), ментально путешествовать туда, в другое тело, в другой мир. А со Смитсеном случилось обратное явление. Он тоже долго видел сны о другом мире, и его дар-тени были доступны его воспоминания, а самому Смитсену – воспоминания дар-тени. К магии Фабиус никакого отношения не имел, сам происходил из Инляндии, о темных предках знал и наследовал даже родовой инвентарь, но предпочитал скрываться и сбивать периодическую тягу подпитаться семейными настойками. Но ему не повезло: он отправился с экспедицией в горы, в район разлома, и, пока его группа исследовала пещеры, в тех местах произошло одно из сильнейших землетрясений столетия с гигантским выбросом энергии. Группу завалило, а брат Фабиус впитал эту энергию и выпил членов своей группы – и полученного хватило на прорыв из Нижнего мира его дар-тени. Мы можем только предполагать, почему он не сошел с ума, – одержимые все слетают с катушек на почве бесконечного поглощения силы. Полагаю, из-за изолированности в пещере. Ему просто неоткуда было взять еще подпитки. Фабиус Смитсен Фактически вышло так, что две личности слились в одну. И уже после этого началась его работа по поиску информации о возвращении вторых ипостасей на Туру. Именно он нашел пророчество старой ведьмы на поминальной плите одного из Гёттенхольдов, именно он первый предположил, что Черный Жрец заключен в ином мире. Именно он начал объединять темных. Благо ему будто потворствовала удача: его геологоразведывательная группа в первые же дни обнаружила клад с бриллиантами, которого хватило, чтобы сделать Смитсена богатейшим человеком и облегчить его поиски. – Жаль, что удача не осталась с ним до конца, – немного иронично, но с уважением проговорил Черныш. Брин пожал плечами. В полумраке пещеры – света, увы, не хватало – его лицо казалось совсем болезненным. – Кто знает, что есть удача? Работу брата Фабиуса продолжил Соболевский, которого он и инициировал. А сейчас продолжаем мы с вами. Но я отошел в сторону, Данзан Оюнович. Я сам, к сожалению, снов не вижу. Я слаб. Но те, кто видят и кто смог сориентироваться в новом мире, – он кивнул в сторону соратников, и те согласно закивали, – утверждают, что в поселениях дар-тени прошел слух, что император того мира собирается использовать открывающиеся порталы и идти войной на Туру. И что собралась огромная армия, в которой основной ударной силой являются гигантские полумагические насекомые. А это катастрофа, Данзан Оюнович. Вы помните этих… стрекоз. – Мы тогда потеряли очень много братьев, – буркнул Львовский. – Тогда чудовищ было несколько десятков, – вторил ему Брин. – А если их будут тысячи? Стоит ли дальше раскачивать наш мир? Признаюсь… я засомневался. Поэтому нам нужно общее решение. Черныш задумался, прикрыв глаза. – Понимаю, – наконец произнес он. – Но нужно расставить приоритеты. Любую армию можно уничтожить. Да и династии на тронах рано или поздно восстановятся. А вот мировую катастрофу с поднятием нежити, гибелью стихийной магии и изменением лика Туры мы вряд ли переживем. Поэтому, увы, вопрос уничтожения правителей остается открытым, как и возвращение Черной первостихии. К сожалению, мы упустили возможность убрать оставшихся монархов на похоронах – слишком мало времени было на подготовку и слишком сильна там защита. Но работу нужно продолжать. И чем скорее, тем лучше – нужно успеть до коронации новых правителей в Инляндии и Блакории. Все согласны? – Да, – проговорил Константин Львовский. – Да, – поколебавшись, ответил Брин. Несогласных не нашлось. Да и не могло найтись – слишком далеко они зашли. 31 января, вторник, Йеллоувинь, Королевский совет На следующий день после похорон Луциуса Инландера монархи собрались у Хань Ши, в открытом павильоне на берегу озера, среди коричнево-черной печальной поздней осени, как нельзя лучше отражающей всеобщее настроение. Силуэты почти облетевших деревьев подрагивали в туманной воде; мирно и тихо было здесь – и как же это контрастировало с тревогой, которую испытывал каждый из собравшихся. Несмотря на то что павильон был открытым, внутри оказалось тепло. Правители (Василина и Владыка Нории были с супругами), а также главы спецслужб стран континента появлялись один за другим, выходя из наливающихся серебром Зеркал у черных дверей в павильон. Хань Ши, расположившись в удобном кресле спиной к озеру, с тонкой улыбкой приветствовал высоких гостей. Они рассаживались в кресла у небольших резных столиков, и слуги сразу предлагали им накидки из меха белоснежных горных барсов, горячий ароматный чай и сладкие цукаты. Разговор обещал быть долгим и тяжелым, и наверняка потребуется подкрепиться. Иппоталия явилась на срочный Королевский совет последней; Василина, крепко обняв ее, с тревогой вгляделась в белое лицо царицы. В воскресенье прошли похороны членов семьи Таласиос Эфимония – как и положено было, приняло их море, – и казалось, что эти дни Талия не ела и не спала. На похоронах же Гюнтера от нее тянуло такой глубинной, выматывающей тоской, что Василине самой хотелось выть и плакать. Седых прядей в черных волосах Иппоталии прибавилось, и не выглядела она больше сияющей, и, когда появилась, на присутствующих опять напала такая черная удушающая печаль, что все спешно заблистали щитами. А Хань Ши, болезненно поморщившись, и вовсе укутался в несколько слоев защиты, как в драгоценный шелковый халат. Трудно пришлось тем, кто не мог поставить щит; один Тандаджи и его йеллоувиньский коллега как сидели, так и продолжали сидеть с невозмутимыми лицами, остальные же явно помрачнели и постарались держаться от царицы подальше. Вести Тандаджи Скуп был этот совет на эмоции. Не хватало сухого и высокомерного тона Луциуса Инландера, хохота и грубоватых шуток Гюнтера Блакори, да и обстоятельства не располагали к улыбкам. Выслушали хозяина встречи, Хань Ши, с бесстрастным лицом поведавшего о попытке отравления; Демьяна, чуть не погибшего под лавиной. Ищейки бермонтского короля и тип взрывчатки определили, и место нашли, где прятался исполнитель, но самого его отыскать и опознать не удалось. – Странно, почему взрывчатку не заложили на площадке, с которой вы наблюдали за учениями, ваше величество, – проговорил присутствующий тут же Мариан Байдек. Демьян кивнул, признавая справедливость вопроса: – Скорее всего, заговорщики изучили ход учений с прошлых лет и решили действовать наверняка. Я далеко не всегда присоединяюсь к наблюдателям. Могу следить за ходом боев с верхнего этажа одного из домов или непосредственно участвовать в сражении. Если взрывать только наблюдательную площадку, то лавина бы не сошла. Так что заговорщики всё точно рассчитали: лавина должна была и накрыть наблюдательный пункт, и занести долину. Мои люди работают. – Расположившийся рядом с королем начальник тайной канцелярии Бермонта кивнул. – И в данной ситуации я считаю верным обмен информацией и на уровне спецслужб. Сейчас я бы с большим интересом выслушал лорда Розенфорда и барона Ульцпрена. Полагаю, господа, у вас должно быть больше информации. Все взгляды обратились на начальника инляндской службы безопасности и его блакорийского коллегу. – Боюсь, ничем порадовать вас не могу, ваши величества, – проговорил лорд Розенфорд, склонив голову. – Мы знаем лишь то, что для закладки, как и в Бермонте, использовался орвекс. Игорь Иванович, – он кивнул в сторону Стрелковского, – предупреждал, что заговорщики, по всей видимости, получили орвекс, но, к сожалению, мы даже предположить не могли, каким образом его решат использовать. Устройство было с таймером. Скорее всего, его установили с расчетом на возможное опоздание начала церемонии, чтобы наверняка присутствовали их величества, но каким образом заговорщики смогли пройти сквозь щиты и сделать закладку так, чтобы их не заметила охрана… полагаем, там присутствовал сильный маг, который смог вскрыть защиту и мгновенно отправить в стазис всю охрану. Уверяю вас, что усыпальница была окружена гвардией, на здании стояли щиты не самых слабых магов из службы королевской охраны, внутри велось патрулирование. Проверка на взрывчатку была произведена с утра. То есть закладка произошла за какие-то шесть часов между проверкой и церемонией. – Мне докладывают то же самое, – вмешалась Иппоталия. Голос ее был ровным. – Все в царской ложе было проверено, стояли защита и охранники. Контрольная проверка состоялась за два часа до начала игр. За сутки в ложу не входил никто чужой. Взрывчатка, как показывает следствие, была прикреплена под моим креслом. Если бы не генерал Адамииди… Она не опустила глаз – не тот характер был у прекрасной Иппоталии. Но горечь ее из-за потери семьи и преданной соратницы плеснула через самую плотную защиту. – Все верно, у наших врагов есть сильный маг. Один из сильнейших в мире, – волнуясь, проговорила Василина. – И нам об этом известно еще с момента похищения моей сестры Марины. Это фанатики. Они не успокоятся, пока не убьют нас всех ради своей цели. Или пока мы… не найдем их. Присутствующие с удивлением посмотрели на мягкую и нежную Василину, впервые произнесшую слова о чьей-либо ликвидации. Она покраснела, но взгляд не отвела. – Нам некуда деваться, – чуть тише, но твердо пояснила она. – Ведь, получается, покушения были организованы на всех, за исключением Владыки Нории. Мы обязаны защитить наши семьи и наши страны. – Думаю, если бы у них была возможность, они бы и в Пески добрались, – пророкотал Нории. – Но напрямую к нам не попасть даже сильному магу, если не на кого ориентироваться, а карты координат, по которым можно перейти без ориентации на человека, еще не составлены. – И если их цель – возвращение бога, то ее они не добились, – продолжила Василина. – Значит, покушения будут продолжаться. Я предлагаю выслушать полковника Тандаджи, коллеги. Он доложит о расследовании взрыва в Иоаннесбурге. А потом, с вашего позволения, я приглашу Александра Даниловича Свидерского, ректора Иоаннесбуржского МагУниверситета. Он расскажет удивительную историю, которая связана с происходящим.