Дракон снова метнулся вниз и завис перед водяной горой. Его огромное тело вздрагивало, он жалобно, низко застонал. Ангелина оглянулась: Талия находилась теперь совсем недалеко, метрах в пятидесяти, и принцесса видела и несущегося к ней Демьяна, и маленькие фигурки людей на берегу. Если Нории еще раз сорвется, волна дойдет до побережья! – Держись! – жестко приказала Ангелина, обхватывая мужа руками, прикасаясь к горячей белой коже губами. – Держись! Не смей отступать! Дракон дрожал, вдыхая и выдыхая, будто кузнечный мех работал. Аура его, огромная, прохладная, растекалась вдоль волны, сковывая ее, – и Ани питала его своим огнем, отдавая все, что могла. Королева Василина со страхом смотрела на гигантскую волну, остановившуюся в полукилометре от них. В глазах от напряжения двоилось. Плечи императора под руками каменели. Демьян, добежавший до Талии, прыгнул вверх, к царице, протянув руку – коснуться хотя бы мельком, купировать срыв, забрав часть стихийной силы себе, – но Иппоталия вновь дернула рукой, и вновь он отлетел – и на этот раз вместе с Василиной рухнул и Хань Ши, с изумлением покачал головой, опираясь на тонкие руки. Королева вытерла кровь, текущую из носа, всхлипнула. Оглянулась на мужа – тот поднялся, подал ей руку, – на группку придворных магов и серениток: те жались к скале, окруженные массой щитов. – Мы так ее не остановим, да? – спросила она отчаянно. – Должны, – проговорил император. В его глазах появились золотые точки, движения стали плавными, тихими. Бермонт, обернувшийся в медведя, упрямо, на четырех лапах, крошечный на фоне стены воды, обходил царицу по кругу; дракон словно застыл в стекле, судорожно махая крыльями. – Должны, – повторил Хань Ши. – Но у нее нет якоря, нет того, за что я могу зацепиться, чтобы вернуть ее. Она не может мыслить сейчас: стихия разрывает ее изнутри. – А дети? – вдруг спросила Василина, поняв, что бы ее саму заставило вернуться. – Неужели никто из родных не выжил? – она обернулась к серениткам. – Внучки живы, госпожа, – ответила придворный маг почтительно, – они еще не выезжают, на церемонии их не берут. Но мы уже отправили их на континент. Если ее величество не остановится, разрушит остров и иссякнет, у нас хотя бы будет надежда. Император одобрительно посмотрел на Василину и со вздохом поднял глаза к небу. – Надо вернуть их, и срочно, – озвучила королева очевидное. – Немедленно, – с силой повторила она, глядя на сомневающиеся лица серениток. – Я сама отведу их к ней. Только бы Нории продержался. Нории держался, чувствуя на спине прижавшуюся огненную супругу, ощущая ее жар. Без нее он бы сорвался еще на прошлом вираже. Держался, дивясь и восхищаясь мощи, которую сумела призвать Иппоталия, и ощущал, как выворачивает у него жилы и тело требует крови, а аура вновь и вновь подпитывается огнем Ангелины. Времени прошло не больше семи минут, а Нории казалось, что вечность. И каждая секунда давалась все труднее. Внучку привели одну. Самую маленькую – ей было годика два, дочь младшей дочери Талии. Наследницей решили не рисковать. И Василина, взяв девочку на руки, сопровождаемая Марианом, с трудом зашагала по грязи к Талии. Муж не спорил и не возражал. Да и не стал бы он запрещать в этом случае. – Бабушка, – лепетала девочка, восторженно глядя на бледную, похожую на неживую Иппоталию, зависшую в воздухе, – за спиной царицы трепетали полупрозрачные крылья, и она по-прежнему пыталась справиться с удерживающим волны драконом. Медведь-Демьян, замерший позади царицы, увидел Василину, замер. Огненная королева с маленькой девочкой подошли так, чтобы ливень и ветер не мешали их увидеть и услышать, – и чем ближе они подходили, тем заметнее было, что огромная волна тоже двигается вперед, едва ли не быстрее их, и Нории постепенно отлетает к берегу. – Талия, – крикнула Василина царице. – Посмотри на меня. Талия! Царица медленно повернулась к ним, подняла руку, словно готовясь ударить. – Ты помнишь, кто это, царица? – голос у Василины срывался, и она протянула перед собой девочку. – Ты помнишь, что остались те, кому ты еще нужна? Дочь Синей пугающе долго смотрела на королеву. Затем губы ее разжались. – Все… мертвы… – прошептала она. – Да нет же! – с отчаянием крикнула Василина. – Не все! Талия, это Нита, дочь Кассиопеи! Твоя внучка! Видишь? Видишь? Иппоталия качнула головой и снова подняла голову, не обращая больше на них внимания. И Василина, ругая себя и преодолевая нормальный для каждой женщины инстинкт, опустила девочку в грязь – та удивленно посмотрела на тетю серыми морскими глазами – и шепнула: – Иди к бабушке, Нита! Обними ее! Обними! Девочка засмеялась и побежала вперед – детский смех на фоне творящегося кошмара прозвучал жутковато. Василина, закусив губу, смотрела на то, как шлепает ребенок по глубокой, взбиваемой дождем грязи. Мариан подобрался, готовый прыгать за малышкой, если что, и Бермонт подошел ближе. Маленькая Нита все-таки упала. Попыталась подняться. Не смогла, забарахталась в грязи. – Бабушка, бабушка! – заплакала она. Царица смотрела вперед. Василина не выдержала, всхлипнула, сжимая кулаки. – Бабушка! – крикнула девочка. Талия снова повернула голову, с каким-то изумлением глядя на внучку, – и вдруг рванулась вниз, схватила ее на руки и прижала к себе крепко, обцеловывая. Затряслась, зарыдав; стена воды за ее спиной заходила ходуном, задрожала, заворачиваясь трубой. Дракон рванулся назад, тревожно трубя… и успел лапой подхватить Бермонта, стоящего ближе всего к волне, когда она обрушилась… – Василина! – услышала Василина отчаянный вопль Ани. – Оборачивайся! И королева, ощущая на лице мокрые брызги и холодея от ужаса перед накрывающей их волной, успела вцепиться в Мариана, загородившего ее от бурлящей смерти, закрыть глаза, истово желая, чтобы у нее появились крылья, – и взмыть в воздух огромной красной соколицей, крепко сжимая мужа в когтях. Через несколько минут все они стояли на опустевшей набережной – а внизу, у скалистого основания, бесновалось успокаивающееся море. Вот оно поднялось волной, выпуская из глубины своей царицу Иппоталию с маленькой девочкой на руках. Прекрасная Иппоталия – с седыми прядями в волосах, обнаженная, с черными от горя глазами, – благодарно и молча кивнула Мариану, предложившему ей свой китель, замерла, глядя на зияющий провалом стадион. – Я не забуду этого, – проговорила она, и непонятно, что имела в виду царица – помощь или убийство родных. – Горе лишило меня разума, братья и сестры. Я благодарю вас. А сейчас позвольте мне проводить родных в последний путь. Мы еще поговорим. Сейчас я хочу молчать. Присутствующие склонили головы и начали расходиться в открывающиеся Зеркала. Чуть позже в замке Вейн произошел короткий, почти военный совет. Было решено, что Марина останется в замке: вещи ее перенесут сюда, на работу она пока не будет ходить. К удивлению старших сестер, третья принцесса не стала спорить, лишь как-то горько улыбнулась и отвернулась к окну, – а вот Мариан Байдек мог бы поклясться, что на лице Дармоншира отразилось самое настоящее облегчение. Святослав Федорович с Каролиной немедленно отправлялись в Истаил к Ангелине, туда же срочно должна была уйти Алина. Связались со Свидерским, и тот клятвенно пообещал сейчас же спуститься, прервать экзамен и напрямую отправить пятую Рудлог во дворец. Дети Мариана и Василины находились в поместье Байдек, и на их охрану было брошено несколько отрядов боевых магов и военных. Сама королева решила остаться во дворце, как когда-то ее мать. И Мариан, сжав зубы, опять не стал спорить. У каждого своя служба. И каждый должен нести ее с достоинством. – Мне нужно поговорить с тобой. Это касается Алины, – тихо сказала Ани Василине, когда они шли в сопровождении молодоженов к телепорту замка Вейн. День только-только перевалил за половину, а они все уже были вымотаны. Каролина испуганно жалась к отцу, Нории, потускневший, с заострившимся лицом и не успокаивающимся багровым цветом глаз, крепко держал жену за руку и невольно ускорял шаг. Люк, еще до импровизированного совета заметивший состояние вернувшегося с Маль-Серены дракона, настойчиво поинтересовался, не может ли он чем-то помочь. Нории даже принесли свежую кровь, но этого было мало. Ему нужно было хорошенько поохотиться – или побыть с женой наедине. – Серьезное что-то? – тревожно спросила королева. Она тоже была оглушена – тем, что смогла за доли секунды обернуться, ощущением близкой смерти, полета, страшным выражением глаз Мариана, когда она опустила его на мостовую и обернулась сама – и когда он прижимал ее к себе так крепко, что пришлось сдерживать стон. От когтей Василины на плечах мужа остались глубокие раны, но он словно не чувствовал боли – молча обхватил ее и не двигался. Раны потом залечил Нории, сам едва державшийся на ногах. – Серьезное, – Ани окинула тяжелым взглядом ушедших вперед Дармоншира и Марину, посмотрела на Василину – и та едва заметно опустила глаза. Тоже заметила. И тут же вздрогнула – у Мариана снова зазвонил телефон. – Боги, – проговорила королева с отчаянием, – только бы плохое на этот день закончилось! К сожалению, боги ее не услышали. Глава 4 Четверг, 26 января С утра семикурсники Ситников и Поляна дисциплинированно, несмотря на каникулы, явились в тренировочный зал. Но лорд Тротт не пришел и на этот раз. Телефон у него теперь был выключен, и Зеркало, которое они рискнули выстроить, привычно вздулось пузырем и рассыпалось. Студенты потосковали, решили не терять время и начали повторять уже пройденное, перемежая упражнения зевками. Все-таки язвительный и безжалостный в обучении профессор был куда лучшим стимулом, чем простое «надо». Через пару часов Матвей заглянул в башню ректора. Секретарь Неуживчивая, увидев его выжидающее лицо, почти сочувственно пожала плечами. И добавила: – Господина ректора не было еще, Ситников. И не знаю, будет ли сегодня. – Спасибо, – гулко и невесело проговорил семикурсник. Ему почему-то казалось очень важным сообщить Александру Даниловичу об Алинкиных снах, но деваться было некуда. И время поджимало. Дома у родителей Светланы его уже ждали мать с сестренкой: он должен был попытаться открыть Зеркало в Тафию, а если не выйдет – поехать с ними через городской телепорт. Ситников с тяжелым сердцем вышел из здания университета, покурил и открыл переход к тете и дяде, пообещав себе вернуться днем и попытаться найти Свидерского снова. Максимилиан Тротт Четверка друзей после эпичной драки Мартина с Максом проговорила до раннего утра: сначала Тротт рассказывал о том, что на самом деле случилось с Михеем и с ним самим семнадцать лет назад, потом отвечал на вопросы, перешедшие в общие воспоминания. Кофе было выпито столько, что к утру оно стало давать обратный эффект. Первой сломалась Вики – уснула у Мартина на плече. – Хочешь – оставайтесь здесь, – с трудом переступая через себя, предложил Тротт тихо. – Разложим диван, все равно на нем сидите. – Ага, – шепотом фыркнул блакориец, повертев сломанной рукой, – запасаешься закуской на утро? – Не смешно, Кот, – сухо проговорил Макс. – Еще бы после почти суток бодрствования было смешно, – не смутился барон. – Спасибо за предложение, дружище, я прямо слышал, как твоя мизантропия бьется в истерике, пока ты это озвучивал. Но я откажусь. Вики будет спать в моем доме, понимаешь? – Нет, – еще суше ответил Тротт. Мартин бросил веселый взгляд на Алекса, допивающего очередную чашку кофе, – тот усмехнулся в ответ, двинул рукой, и перед блакорийцем открылось Зеркало. – Спасибо, Данилыч, – барон поднял Вики на руки, морщась от ноющей боли на месте перелома, и ушел. А Свидерский остался. Помог Максу убрать посуду, подождал, пока тот домоет ее. Природник, наведя на кухне идеальный порядок, вернулся в гостиную и снова встал у окна, закурив и недовольно разглядывая потрескавшиеся стены, выбитую дверь, осыпавшуюся штукатурку. – Я завтра сам проведу экзамен, – нарушил тишину Александр. – Тебе лучше избегать университета, Макс. Там слишком много дармовой силы.