— Ооо, — вскрикнула Вайолет, едва не спрыгнув с его колен. О, ей это понравилось. Он кружил по клитору, хотя она извивалась, с одной стороны, стараясь отодвинуться, а с другой, двигаясь вперед, желая большего. Когда она вновь выгнула спину, он не упустил возможность обхватить губами сосок и начать сильно сосать, одновременно теребя ее клитор, наслаждаясь поскуливаниями, вырывающимися из горла Вайолет. Его чувственная, несравненная, любимая Вайолет. Ему всегда будет этого мало, он будет хотеть ее, даже когда ему исполниться 100 лет. И он захотел большего. Выпустив сосок с громким чмоком, довольный тем, каким тот был мокрым, блестящим и покрасневшим от его посасываний. — Я хочу, чтобы ты расположилась на кресле, — буркнул он, водя пальцем по чувствительному клитору. — Г-где? — запнулась она, оглядывая небольшой салон самолета. — Прямо здесь. — Джонатан нехотя вытащил пальцы из ее штанов, снял ее с колен и пересадил на соседнее кресло Она сидела, быстро моргая, все еще слегка опьяненная от страсти. — Ты… ты хочешь, чтобы я легла? — Нет. – Он взялся за резинку ее штанов. — Но их нужно снять, потому что я хочу зарыться лицом у тебя между ног. Она ахнула, задрожала, откидываясь на спинку кресла, от чего ее великолепная грудь колыхнулась, и Джонатан на мгновение вновь захотел прильнуть к ней, сосать, дразнить и лизать до тех пор, пока она не начнет выкрикивать его имя. Но аромат ее возбуждения заполнял его ноздри, и он захотел большего. Снова борясь со своими желаниями, он похлопал ее по бедру. — Приподнимись, пожалуйста. Она так и сделала, а он легким движением спустил ее штаны, пока они не оказались на бедрах. Ее попа была обнажена, такая же мягкая, аппетитная, как он ее помнил. Без изменения остался и маленький клочок влажных волос между кремовыми бедрами. Его рот наполнился слюной от этого зрелища. Еще один рывок, и штаны были уже на уровне колен. Она немного поерзала, полностью стягивая штаны, после чего вновь откинулась на спинку кресла, глядя на него горящими глазами. — Что мне теперь сделать? — Только выкрикивать мое имя, — томно проговорил он, наклоняясь к ней. Вайолет сидела на кожаном самолетном кресле, подлокотники были подняты, соединяя их места в небольшой диван, но все же Джонатану не было на нем места. Но ничего. Ему нужно было место, чтобы опуститься на колени. Он развел ее ноги в сторону, располагаясь на полу между ними. И когда она была так раскрыта, и самое сокровенное было всего лишь в дюйме от него, Джонатан не мог больше сдерживаться и набросился на нее, как обезумевший, желающий утолить свой голод. Ее довольный стон был таким же сладким, как и ее вкус на его языке. Горячий, пряный, немного сладковатый, и он не смог сдержать свой стон. У Вайолет всегда была самая красивая киска их всех, что он видел. Аккуратные, красивые складочки, напоминающие бутон розы. Он высунул язык, даря ей долгие, тщательные облизывания. На земле было лишь несколько вещей, лучше чем ощущения киски Вайолет на его лице, поэтому Джонатан решил насладиться каждой минутой. Каждый щелчок его языка делал ее еще более влажной, и он пожирал ее, как свое самое любимое лакомство. Каждое касание его губ подсказывало ему, где именно находится самое чувствительное место; или от чего она начинает дрожать, или заставляет ее дарить ему еще больше нектара, который он ощущает на своем языке. Он изучал ее так же, как изучал поэзию: анализирую каждый звук, каждое ее движение, запоминая все на будущее. Но сейчас ему хотелось уделить все внимание ее чувствительному клитору. Он немного изменил наклон головы и начал целовать и лизать его быстрыми, повторяющимися ударами. Он хорошо помнил, что Вайолет требовалось время. Она никогда не кончала быстро, но когда это происходило – это было завораживающее зрелище. Он вновь хотел это увидеть, поэтому он слегка развел ее складки рукой, тем самым, еще больше открывая умоляющий о внимании клитор. — Джонатан, — захныкала она, и когда он поднял глаза, то увидел в ее взгляде сильную нужду. Острую, нескрываемую потребность. Его эрекция вновь окрепла, и член прижимался к креслу, когда Джонатан склонился над Вайолет, погружая язык в ее плоть. — Я уже близко, — умоляла она. — Прошу, доведи меня до оргазма. — Так и будет, — пообещал он и вернул свой рот на ее плоть, теребя клитор кончиком языка. Ее бедра начали покачиваться в такт с уверенными, неторопливыми движениями его языка, и Джонатан не смог сдержать желание скользнуть в нее пальцами. Скрестив два пальца вместе, он подразнивал ее вход, обводя его по кругу так же, как он обводил языком ее клитор. Она едва не кончила. — О, боже. Да! Да! — Не двигайся, — прорычал он, хотя его собственные бедра бессмысленно толкались в кресло. Она кивнула, цепляясь за кресло. Она выглядела великолепно: растрепанные волосы, раскрасневшиеся щеки в контрасте с бледной кожей, грудь подпрыгивала при каждом резком вдохе. Ноги широко расставлены, его голова между ними, и Джонатан захотел запечатлеть ее в памяти именно такой: сгорающей от желания и до боли в сердце прекрасной. — Прошу тебя, — умоляюще повторила она. Джонатан немного изменил свою позу, возвращаясь к ласкам ее наверняка болезненного маленького клитора. Он скользнул пальцем в ее влагалище, сдерживая стон, когда ее стенки плотно сжали его пальцы, словно она пыталась протолкнуть их глубже. Ее стоны стали громче, поэтому он начал двигать рукой, кружа пальцами по внутренним стенкам в поисках точки, гарантирующей ее неземное наслаждение. Его язык двигался не спеша в то время, как движения рукой ускорились, вторя быстрым вдохам Вайолет, словно они были его компасом. Она вскрикнула – он лизнул, вскрикнула – опять лизнул. Ее влага покрывала его лицо, аромат ее возбуждения заполнял его ноздри, ее киска сжимала его пальцы, и Джонатан был на небесах. Ему никогда не хотелось покидать это место. Если он сейчас скончается, то умрет счастливым человеком. Но его Вайолет нужно было кончить. Он снова скрестил пальцы внутри нее, надавил сильнее и был вознагражден ее удивленным вскриком. О, да, он кое-чему научился за прошедшее время. И он никогда не делал этого с Вайолет, и, судя по ее реакции, ее бывшие любовники даже никогда не пытались найти эту точку. На минуту его охватила ревность, но затем он понял, он был единственным, кто, нажимая на заветную точку, заставил ее так стонать и извиваться. Она принадлежала ему, была смыслом его жизни. Ни один мужчина не ласкал ее как он, и он будет единственным, кто подарит ей мощнейший оргазм в ее жизни. Пальцы терли ее стенки, а его язык ласкали клитор с новой силой. Она хныкала, стонала, совершенно забыв, что ее крики разносились эхом по крошечному самолету, в то время как его голова была у нее между ног на высоте 10 тысяч км. Она больше не могла сидеть смирно, качала бедрами, подстраиваясь под движения его руки, и Джонатан уже не мог остановиться. То, как она сжимала его, как набухли и налились складки ее киски, подсказывало ему, что она близка к оргазму. Очень близка. Поэтому он продолжил, мысленно повторяя свое собственное стихотворение. Кончи для меня, Вайолет. Кончи мне на лицо, на мои губы и позволь мне вкусить твой нектар. Спустя короткое мгновение она выгнула спину, ее тело задрожало, и она застонала. Ее ноги сжали его плечи, киска и клитор начали пульсировать. Совершенство. Джонатан застонал вместе с ней, продолжая лизать и ласкать ее, продлевая ее оргазм насколько это было возможно. Она извивалась и словно молитву повторяла его имя. — Джонатан. Джонатан. Джонатан. — Это все для тебя, Вайолет. — прохрипел он возле ее чувствительной кожи. — Если ты позволишь, я буду делать это каждый день. Нет ничего лучше, чем смотреть, как ты мокнешь от желания или сжимаешься вокруг моих пальцев. Она стонала, ее бедра двигались навстречу его пальцам, и она забылась в своем оргазме, а Джонатана переполнила гордость за то, какой измотанной, красивой и удовлетворенной она сейчас выглядела. И все благодаря ему. Он нехотя оторвался от нее, понимая, что не может провести тут всю ночь. По крайней мере, не сейчас. Возможно, через неделю или две она позволит ему часами находиться у нее между ног. Сейчас он будет радоваться хотя бы такой возможности. Но самое главное, ему нужно вести себя так, будто ничего серьезного не произошло. Что они просто друзья. Друзья с привилегиями. На его лице появилась улыбка. Он даст своей подруге столько «привилегий», что это перевернет ее мир с ног на голову. Он подарит ей столько гребанных «привилегий», что она не сможет нормально ходить. А потом посмотрим, захочет ли она быть просто друзьями. Джонатан поднялся на ноги, слизывая с губ вкус любимой женщины. — Я принесу тебе полотенце. Под предлогом принести полотенце, он ушел подрочить в крошечную ванную самолета, чтобы она не видела, в каком состоянии он находился, и не почувствовала себя обязанной сделать что-то в ответ. Он ненавидел это чертово слово – обязан. *** Вайолет смотрела на загорелую спину Джонатана, когда он шел в ванную в хвостовой части самолета. У нее кружилась голова, дыхание никак не могло прийти в норму, и она чувствовала себя просто… вау. Ладно, он кое-чему научился с того момента, когда они последний раз занимались сексом. Секс с Джонатаном всегда был хорош. Но сейчас? Сейчас он просто взорвал ей мозг. Она еще никогда так сильно не кончала. Черт, она гадала, сможет ли сейчас удержаться на ногах. Она чувствовала себя хорошенько оттраханной. Хотя фактически ничего не было, но ей все равно было очень хорошо. Однако, глядя как Джонатан исчезает в ванной, к ней тут же вернулись старые страхи и сомнения. Оральный секс и ничего взамен? Друзья так себя не ведут. И то, что сейчас произошло, это дорожка, ведущая к разбитому сердцу. Сказанные им в порыве страсти слова, никак не вписываются в слова, которые говоришь одному из своих приятелей. И теперь, когда туман в ее голове рассеялся, она вспомнила каждый стон, что он пытался скрыть, то, как он целовал ее, словно пытался запомнить каждое касание. Хоть Джонатан и предложил ей быть ее другом, он все еще был прежним страстным, пугающим Джонатаном Лаенсом, разбившим ей сердце. Вайолет выпрямилась, пригладила волосы, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце. Как бы он не был хорош, интрижка с Джонатаном не принесет ей ничего, кроме боли. Ей нужно сказать ему, что такое больше не должно повториться, особенно если они хотят сохранить их хрупкую, восстановленную дружбу. Но когда она надевала тунику, она неожиданно почувствовала себя не в состоянии воздвигать защитные стены. Может, она хоть на один день расслабится, не думая о чувствах? Может, она просто насладится происходящим? Она натянула штаны, легла на кресла, думая. Она поговорит с ним утром, когда они оба будут мыслить здраво. Сегодня же она позволит себе немного отдохнуть. Глава 10 Когда самолет приземлился в аэропорту Санторини, Вайолет разбудил нежный голос Джонатана. — Просыпайся, соня, — бормотал он, — Давай отвезем тебя в отель. Она бессознательно начала протестовать, говорить о поисках конвертов, потому что ее мозг был в полной отключке после испытанного ранее сильного оргазма. Она уснула еще до того, как Джонатан вернулся из ванной. Сейчас была ночь, улицы Санторини были освещены и прекрасны, но ее веки были слишком тяжелыми, чтобы она могла держать их открытыми. Она смутно помнила поездку в такси до отеля, как она заселялась в номер, прильнув к руке Джонатана. Она помнила лишь сон, крепкий, божественный сон. Проснувшись утром, она обнаружила, что находится в номере одна. Это было... легким разочарованием. Нет, не было, сказала она себе. Он дал тебе пространство, как ты и просила. Но все же, она внимательно осмотрела комнату. Если он не с ней, тогда где? Ее взгляд упал на записку на столе, написанную знакомым угловатым почерком. Если я тебе понадоблюсь, то я в номере 211. Позвони мне, когда проснешься, мы позавтракаем и решим, что делать дальше. Дж. Она изучала записку, ища скрытый смысл в словах или же намек на произошедшее в самолете. Сожаление? Или признание в любви? Было его «решим, что делать дальше» ссылкой на их отношения, или же она надумала лишнего? Вайолет была сбита с толку. И все это выглядело таким... обычным. Она приняла душ, оделась, выбрав на этот раз джинсы, топ и оголяющую плечо майку. Она решила, что больше нет необходимости прятаться под образом строгой учительницы. Она нервно заправила волосы за уши и набрала номер комнаты Джонатана. — Джонатан слушает, — ответил он. — Привет, это я. Пауза. — Я рад. Готова позавтракать? По какой-то причине ее задел его равнодушный тон. Это же Джонатан — мистер открытый и увлеченный. Разве он не должен читать ей стихи, восхваляя ее красоту, говоря ей о любви? Ведь именно так он всегда поступал. Ее бесило то, каким он был спокойным после головокружительного инцидента в самолете. Она кашлянула, возвращаясь к их разговору. — Да, было бы неплохо поесть. — Тогда до встречи внизу? Я спущусь через 10 минут.