В его дверь постучали. Выругавшись, Джонатан застегнул брюки. Когда член продолжал выпирать, не скрывая то, чем он хотел заниматься, Джонатан заправил его так, чтобы прижать головку ремнем. Это было больно, но по хер. Небольшая боль могла его отвлечь. С этой мыслью он направился к двери, не утруждаясь надеть рубашку. Через глазок он увидел, что за дверью Вайолет. Обеспокоенный, он быстро открыл дверь. — Что-то случилось? Ее взгляд сразу же устремился на его обнаженный торс, лишь затем ему в глаза. Он был готов поклясться, что видел, как блеснули ее глаза. — Да, у меня возникла небольшая проблема. Мы можем поговорить? — Конечно. — Открыв дверь шире, он пригласил ее войти. Если у Вайолет была проблема, то она автоматически становилась и его проблемой. У него сжалось сердце. Надеюсь, она не попросит разрешения уехать, он еще не был готов ее отпускать. Даже если ее пребывание мучило его, но это была самая приятная, неописуемая мука, какую он только испытывал в своей жизни, и он не был готов к ее окончанию. Он повернулся к ней, расстраиваясь озабоченностью на ее лице. — Чем я могу тебе помочь? — Я, ну... мне тяжело об этом говорить. — Она скрестила руки, закусила губу и начала расхаживать по комнате. Черт, она собиралась просить его разрешения уехать. Им овладела злость и эгоизм, он сжал кулаки и с силой захлопнул дверь. — Если ты просишь разрешения уехать домой, то мой ответ нет. Этого не случится, пока мы не найдем то, что нам оставил твой отец. Она была ошарашена его заявлением и резким тоном. — Да что на тебя нашло? Ты, хотел ответить он. Ты, потому что не хочешь быть здесь со мной, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы удержать тебя и вновь сделать своей. — Ничего. — А мне так не кажется, — ответила она, подбоченившись. Этой позой она подчеркнула свою талию и округлый изгиб бедер, и Джонатан почти захотел, чтобы она опустила руки. Почти. — Не хочешь присесть и поговорить? — Не знаю, а сколько времени это займет? Он злился, его ноздри раздувались, Вайолет выглядела так, будто хотела его ударить. — Почему ты ведешь себя как мудак? Чем я это заслужила? Да, он вел себя по-скотски, и она не заслужила такого отношения. — Дело не в тебе, — прорычал он, удаляясь в ванную. Выключив душ, он вернулся в комнату, найдя ее сидящей на краю кровати, нервно перебирая пальцы. — Прости. Расскажи, что тебя беспокоит, и возможно я смогу тебе помочь. — Понимаешь, — начала она, убирая волосы за уши. — Тут такое дело... Он скрестил руки на груди в ожидании продолжения. Она опустила руки на колени, затем опять заправила пряди за уши, тем самым доказывая его правоту относительно ее волнения. — Скажем так, у меня есть слабость к баклаве. Теперь была его очередь удивиться. Он потянулся к телефону. — Ты голодна? Хочешь, чтобы я заказал тебе... Она грозно на него посмотрела. — Дай мне закончить. Джонатан поднял руки в знак молчаливого извинения, предлагая ей продолжить. Он наблюдал за языком ее тела, замечая сильное напряжение. Даже в таком состоянии он не мог оторвать от нее глаз. Вайолет придвинулась ближе к краю кровати, опираясь на нее руками. — Хорошо. Предположим, я отравилась, когда последний раз ела баклаву. И поклялась больше никогда ее не употреблять. А затем, скажем, кое-кто принес мне ее на тарелке, и она так аппетитно выглядела, и я вспомнила, какой она была необыкновенной на вкус. Вопрос, стоит ли мне ее пробовать, зная, что мне снова может быть плохо? Или же мне стоит сдержать данное себе обещание и держаться от нее подальше? Джонатан не слышал ни единого ее слова. Она наклонилась вперед, когда начала говорить, от чего блузка немного оттопырилась, и выпуклость ее груди была единственным, на чем он сосредоточил свое внимание. Эта блузка была настоящей провокацией. Зачем она ее надела... — Джонатан? — А? — Он заставил себя оторваться от ее манящей груди, переводя взгляд на ее сосредоточенное лицо. — Ты слышал, что я тебе сейчас сказала? Что-то на счет баклавы. И пищевого отравления. И … Боже, это что ее возбужденные соски проглядываются через ткань? Господь всемогущий, ему нужен был холодный душ. — Ты хочешь, чтобы я заказал тебе что-то в номер? — Нет! — яростно крикнула она. Она сжала кулаки, выпрямила спину, напрягшись сильнее. — Ты совсем меня не слушал, да? — Я немного отвлекся. — На твою грудь и то, что ты в моем номере. Вайолет резко поднялась с кровати, от чего ее грудь начала покачиваться. Не то, чтобы он это заметил... — Будь ты проклят, Джонатан, — выкрикнула она. — Что мне еще сделать, чтобы ты меня заметил? Если я тебя больше не привлекаю, то так, блядь, и скажи! Хватит со мной играть. Глава 11 Джонатан смотрел на Вайолет, пока она нервно разглаживала свою блузку. Она подняла голову, и он встретился с ее надменным взглядом. — Ты не… не привлекаешь меня? — медленно повторил он. Она что, лишилась рассудка? Да он из кожи вон лез, соблюдая установленные ею границы «дружбы». Ее глаза заблестели от подступающих слез. — Я тут сижу и в открытую предлагаю себя. Да? Так вот что это было. Крошечный купальник и ужин, за которым она терлась об него? Джонатан был в шоке. — Но если тебе это неинтересно, то просто скажи мне об том. Я знаю, за последние годы я изменилась, и мне страшно, что мне опять будет больно, но, похоже, я единственная, кто этого хочет… Джонатан бросился к ней, обхватывая ее голову обеими руками. Он поцеловал ее, не давая ей возможности передумать и отступить. — Даже не смей об этом думать, — бормотал он между поцелуями. — Не смей сомневаться, что я хоть на секунду могу перестать любить или восхищаться тобой. — Я боюсь, — прошептала Вайолет, ухватившись за его плечи. — Я боюсь, что мне снова будет больно. В прошлый раз… это едва не сломило меня. Его сердце кольнуло от увиденного страха и искренних эмоций в ее глазах. И это была его вина. Нежно он провел подушечкой большого пальца по ее милым щечкам и подался вперед, целуя снова. Нежно, осторожно. А затем произнес. — Вайолет, я клянусь тебе, я больше никогда не причиню тебе боль. Она посмотрела на него, сомневаясь. Но затем медленно кивнула, расслабляясь от его прикосновений. — Мне тяжело вновь довериться тебе, но … я верю тебе. Ее доверие показалось ему настоящим подарком. Джонатан снова поцеловал ее, и глядя Вайолет в глаза, у него в памяти всплыло одно стихотворение. Я вас любил: любовь ещё, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем. Я вас любил безмолвно, безнадежно, То робостью, то ревностью томим; Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам Бог любимой быть другим — Чудесные слова, — сказала она чуть сорвавшимся голосом. — Кому они принадлежат? — Это Пушкин, — ответил он, осторожно целуя ее бровь. Он хотел покрыть поцелуями ее лицо и незамедлительно приступил к этому, переместив губы на ее лоб, затем щеки, носик. — Каждый раз слыша его, я думаю о тебе. Ну, за исключением последней части. — Последней части? — переспросила она, подставляя ему лицо для очередного нежного поцелуя. — Я не хочу, чтобы тебя любил кто-то другой, — признался он, поворачивая к себе ее лицо в форме сердца. — Потому что я хочу тебя для себя. Я не переставал тебя любить. Не прекращал желать тебя. Каждую секунду прошедших лет мое сердце принадлежало только тебе. Вайолет смотрела на него, и он был готов утонуть в ее бездонных глазах. Она ничего не сказала, но сцепив руки у него на шее, притянула к себе для поцелуя. Когда их губы соприкоснулись, она произнесла. — Займись со мной любовью. — Все, что я делаю, я делаю с любовью, — сказал он между короткими поцелуями. — Каждое мое действие — это мое проявление любви к тебе. Но ласкать тебя — это как поклоняться тебе. — Тогда боготвори меня, — ответила она, ее рука скользнула на его грудь, останавливаясь в области сердца. — Дай мне почувствовать твою любовь. Джонатан застонал, чувствуя, как по его телу прошла сильнейшая волна желания и потребности в ней. В голове появилась картина, как он бросит ее на кровать, сорвет с нее одежду и будет вколачиваться в нее, пока она выкрикивает его имя, царапая ногтями его спину. Он задрожал. У него еще будет время на это. Сейчас же ему хотелось соблазнить Вайолет, заняться с ней любовью медленно и нежно, не оставляя ей шансов не влюбиться в него снова. Он не раз признавался ей в любви, но она не говорила этих слов в ответ. Он знал, ее сердце вновь было надежно укрыто, и ему придется постараться, чтобы, как и в прошлый раз, разрушить эти барьеры. — Ты продолжаешь пить таблетки? — спросил он, надеясь, она догадалась, о чем он спрашивал. На ее губах появилась слабая улыбка. — Да. Он кивнул. — Я чист. Неуверенность сковала ее тело. — Я тоже, но я все же хочу, чтобы мы использовали презерватив. Ты понимаешь, на всякий случай. — Она прикусила губу. На случай, если таблетки не сработают? Она не хочет вновь быть беременной и брошенной? На минуту он почувствовал себя самым большим мудаком в мире. Много лет назад он оставил свою женщину беременной, разбив ей сердце. — Значит презервативы, — быстро согласился он. Он умчался в ванную, перебирая туалетные принадлежности, которые ему собрал ассистент. Он всегда держал под рукой пачку презервативов и после недолгих поисков обнаружил ее. Вытащив один, он вернулся в комнату, положил пакетик на тумбочку рядом с кроватью и увидел на лице Вайолет обеспокоенность. Ему была ненавистна мысль, что она волновалась, вместо того, чтобы наслаждаться их актом любви. Раньше между ними была любовь. И Джонатан поклялся, что снова добьется ее прежних чувств. Он заставит ее отбросить все опасения. Ему хотелось бы видеть, как она тает от его прикосновений, а не волнуется о возможности забеременеть. Этот раз вновь будет для ее удовольствия. Он пересек комнату, сгреб Вайолет в объятия и поцеловал. Поцелуй начался с нежных, осторожных касаний. Когда она расслабилась, слегка приоткрыла губы, поцелуй стал более напористым, более страстным. Его язык дразняще касался ее губ, и когда она издала тихий, довольный стон, он сам едва не зарычал в ответ. Боже, он обожал эту женщину. — Вайолет, позволь мне любить тебя. Позволь мне боготворить тебя. Позволь мне подарить тебе неземное наслаждение. Позволь показать тебе, как сильно я тебя обожаю. Она кивнула, но так неуверенно, он почувствовал, как напряглась ее рука, лежавшая на его груди. Она цеплялась за него, но все еще продумывая каждое свое решение. Ему хотелось пробиться сквозь ее стену, хотелось, чтобы она позволила себе полностью отдаться в его власть. Но что для этого нужно? Он вспомнил, как она отвечала ему в самолете, и это было божественно. Неужели тогда она открылась ему, но какие именно его действия побудили ее на это? Был ли сейчас подходящий момент для повторения? Нужно ли было довести Вайолет до точки, когда она забудет обо всех своих страхах?