Он заранее решил, что никакой пощады не будет. Берч заварил кофе и предложил Уилбэнксу сесть за красивый стол. Сам сел напротив, а справа от гостя расположился Маклиш, на которого Уилбэнкс стал сразу посматривать с презрением. Дэнлоп закурил сигару и после нескольких ничего не значащих фраз произнес: – Джон, у вас есть деньги. Так почему бы вам не открыть, что у вас на уме. – Разумеется. Мои клиенты хотят сохранить родовую землю, и они устали от того, что им постоянно приходится платить мне. – Вы проделали много работы, в которой не было никакой необходимости. Мы беспокоились по поводу вашего гонорара. Деньги-то берутся из собственности вашего клиента. – Послушайте, Берч, волнуйтесь о своем гонораре, а мой оставьте мне. Так будет по-честному. Дэнлоп расхохотался, словно ему рассказали смешной анекдот. – По-честному. Продолжайте. – В собственности клиента наличных немного. То, что мы вам предлагаем, берется под залог земли и дома. – Назовите сумму. – Она зависит от того, какой доход может ежегодно давать ферма, чтобы обслуживать залог. В этом году урожай провальный. Получается рискованный бизнес. Моя семья десятилетиями выращивала хлопок, и я всегда задавал себе вопрос: стоило ли. – Ваша семья процветает, Джон. – В некоторых делах, да. Бэннинги рассчитывают получить пятьдесят тысяч долларов и выдержать залог. Это самое большее. Дэнлоп широко улыбнулся, словно первый раунд переговоров ему понравился. – Джон, они владеют двенадцатью тысячами акров ничем не обремененной плодородной фермерской земли, у них лучший в округе дом, плюс постройки, сельхозинвентарь, скот и сколько там негров? – Людьми они не владеют. – В практических целях – да. Пятьдесят – это просто смешно. Я считал, Джон, что мы собрались для серьезного обсуждения. – Разве серьезно, если вы включаете в размер участка часть, принадлежащую Флорри Бэннинг? Это ровно половина. Она не вовлечена в тяжбу. И все, о чем мы с вами говорим, ее не касается. – Не торопитесь, Джон. Пит Бэннинг обрабатывал часть сестры, так же, как свою, и отдавал ей половину дохода от урожая. Оба участка достались из одного источника – их родителей, дедов и так далее. – Абсурд, Берч. Флорри не имеет никакого отношения к убийству Декстера Белла, и вам это прекрасно известно. Полагать, что ее земля на кону – смешно. Если вы считаете иначе, попробуйте лишить ее права пользования. – Не сумеем, пока старина Рамболд у вас в кармане. – Он прекрасный юрист, – улыбнулся Джон. – Один из лучших. – Возможно. Только члены Верховного суда в Джексоне не разделяют вашего мнения. – Я выложил цифры на стол. Настала ваша очередь. – По крайней мере, сто тысяч, – холодно объявил Маклиш. – Говоря без обиняков, Джеки заслуживает большего, поскольку нам еще надо заплатить мистеру Дэнлопу. – Сто двадцать, – уточнил Берч. – Я выиграл дело честно и справедливо. Чертовски много потрудился на клиентку и не хочу, чтобы Джеки платила из того, что причитается ей. – Вы проделали превосходную работу, Берч, никто не спорит. Но ваша цифра намного выше той, которую мы можем осилить. Ни один банк не даст за землю и дом больше семидесяти пяти тысяч. Участок Флорри не обсуждается. – Вы предлагаете семьдесят пять тысяч долларов? – уточнил Дэнлоп. – Пока нет. А вы бы взяли, если бы они были на столе? – Нет, – покачал головой Маклиш. Оба адвоката знали толк в переговорах, и было очевидно, кто берет верх. Джон понимал: если плывешь против течения, бывает полезно замутить воду. – Поймите, Берч, дети хотят сохранить дом. Их единственный, другого у них нет. Вам известно, в каком печальном положении находится их мать. Не исключено, что настанет день, и она захочет вернуться домой. Мы можем обсудить вопрос о том, чтобы отделить дом и другие постройки от земли? Судя по плану, под домом, садами и амбарами всего четыре акра, все остальное достанется вашей клиентке. – Нам ферма минус четыре акра? – уточнил Дэнлоп. – Нечто вроде этого. Я только ищу альтернативные варианты. – Сколько они готовы заплатить за четыре акра? – Дом оценен в тридцать тысяч, что, конечно, по высшему уровню. Двум милым детям надо где-то ютиться. – Как они собираются обслуживать залог за дом? – Хороший вопрос. Мы его обсудим. Может, поможет Флорри. Главным препятствием к этому предложению было то, о котором не упомянули: Джеки Белл хотела завладеть домом. На самом деле она желала получить дом гораздо больше, чем землю. Ее приятель вообразил себя джентльменом-фермером и уже подсчитывал доход. А Джеки стремилась обзавестись уютным жилищем. Маклиш снова покачал головой: – Не пойдет. Те четыре акра стоят почти столько же, сколько вся остальная земля. Мы не согласны. – Он говорил с видом человека, достойного выигранной награды – поместья одного из лучших людей, каких только знал Уилбэнкс. Он презирал Маклиша за его надменность и высокомерие. – Похоже, нам больше нечего обсуждать, – заявил он. В конце сентября Верховный суд США отверг просьбы о слушаниях: сначала забил последний гвоздь в гроб апелляций Бэннингов на федеральный суд, а на следующий день похоронил апелляцию на отмену судом Миссисипи постановления Рамболда. Дэнлопу открылась возможность потребовать лишить оппонента права выкупа закладной. Вернее, могла бы открыться, если бы на пути не встал судья Рамболд. Почти глухой, он ничего не хотел слышать. А вскоре умер. 9 октября 1949 года Эббот Рамболд скончался в возрасте восьмидесяти одного года. Он ушел мирно, во сне или, как сказали бы цветные: «проснулся мертвым». За тридцать семь лет службы Рамболд добился должности председателя суда штата. Джоэл приехал из университета на похороны на кладбище в первой баптистской церкви, где также присутствовали Джон и Рассел Уилбэнксы. Служба превратилась в дань человеку, прожившему долгую, счастливую и продуктивную жизнь. Слез было мало, зато много юмора и понимания, что один из Господних святых возвратился домой. Следующие похороны, на которых предстояло присутствовать Джоэлу, стали совершенно иными. Глава 46 Чтобы скрасить монотонность будней и облегчить путь пациентов к выздоровлению, врачи и администрация Уитфилда организовывали посещения кинотеатра «Парамаунт» на Ист-Кэпитол-стрит в Джексоне. Каждое утро автобус без таблички останавливался около тротуара в квартале от здания, и из салона выходили около двадцати больных. Их сопровождали служители и нянечки, и, оказавшись на улице, они старались выглядеть, как все остальные. На них была обычная одежда, и они легко смешивались с толпой. Неопытный глаз никогда бы не заметил, что они лечатся от серьезных душевных недугов. Лиза любила кино и при каждой возможности присоединялась к группе. Причесывалась, пудрилась, красила губы, надевала одно из платьев, которые присылала ей Стелла. «Парамаунт» показывал «Ребро Адама» – комедию со Спенсером Трэйси и Кэтрин Хэпберн, и к часу дня в фойе было много народа. Старшая сестра купила билеты и проводила пациентов к двум рядам кресел. Слева от Лизы сидела пожилая дама по имени Беверли, давным-давно поступившая в лечебницу, справа – грустная молодая женщина, обычно засыпавшая во время сеанса. Через пятнадцать минут после начала сеанса Лиза шепнула Беверли, что ей нужно в туалет. Выйдя из прохода, сказала то же сестре и покинула зал. А затем и кинотеатр. Прошла два квартала по Ист-Кэпитал к Милл-стрит и оказалась на центральном вокзале Иллинойса, где взяла билет в вагон второго класса на поезд в час пятьдесят до Мемфиса. Ее рука дрожала, и Лизе пришлось сесть. Вокзал был практически пуст, и она нашла кресло далеко от всех остальных. Долго тяжело дышала, а когда пришла в себя, достала из маленького кармана сложенный лист бумаги. Под заголовком «Что делать дальше» она неделями сочиняла инструкцию себе – боялась, что, растерявшись, не будет знать, как поступить, и ей потребуются указания. Лиза перечитала текст и положила бумажку в карман. Затем вышла из здания вокзала, миновала квартал по Милл-стрит и оказалась в универмаге, где купила дешевую сумку, еще более дешевую соломенную шляпу и журнал. Положила в сумку оставшиеся деньги, пузырек с таблетками, губную помаду и поспешила обратно на вокзал. Пока ждала поезд, опять перечитала свою инструкцию и улыбнулась тому, что все получается удачно. При этом постоянно поглядывала на дверь, не появится ли кто-нибудь из больницы. Никто не появился. Сопровождавшая пациентов в кинотеатр сестра увлеклась комедией и забыла о том, что Лиза ушла в туалет. А когда наконец вспомнила, побежала искать и, не обнаружив ее, с помощью двух санитаров принялась осматривать кинотеатр. Сеанс собрал много зрителей, но в фойе никто не помнил, чтобы во время демонстрации фильма из здания выходила худенькая женщина в желтом платье. Бросились из кинотеатра на улицы, и один из санитаров заглянул на вокзал. К тому времени Лиза уже час ехала на север и, сжимая в руке инструкцию, сидела одна у окна и смотрела на мелькающие сельские пейзажи. Она находилась три с половиной года взаперти, и теперь ей приходилось бороться со звуками и картинами реального мира. Позвонили в полицию, известили доктора Хилсебека. Все встревожились, но панике не поддались. Лиза ни для кого не представляла угрозы и была достаточно стабильна, чтобы хотя бы несколько часов позаботиться о себе. Врач не хотел тревожить родных, демонстрировать некомпетентность своего персонала и медлил со звонком Джоэлу, Флорри и шерифу Никсу Гридли. Лиза купила билет за наличные, не оставив в кассе следов. Но кассирша запомнила женщину и сообщила, что пассажирка направлялась на север в Мемфис. Кинофильм закончился, и автобусу следовало возвращаться в Уитфилд. Когда в четыре пятнадцать поезд прибыл на шестую станцию Бейтсвилл, Лиза решила сойти. Она понимала, что ее ищут и станут осматривать поезда и автобусы. У вокзала стояли два такси – оба старые, довоенные седана, которые выглядели еще менее надежными, чем их прислонившиеся к бамперу водители. Лиза спросила первого, сможет ли он доставить ее в Клэнтон, который находился от этого города в полутора часах езды. Она предложила 10 долларов, но шофер беспокоился за ненадежные шины. Второй сказал, что повезет за пятнадцать. Его шины выглядели еще хуже, но выбора у Лизы не было. Когда она устроилась на заднем сиденье, водитель спросил: – Никакого багажа? – Нет. Путешествую налегке, – ответила Лиза. Шофер сел за руль и, взглянув в зеркало заднего вида, заметил: – Какое симпатичное у вас платье. Лиза подняла сумку: – Куда бы я ни ехала, у меня всегда здесь «кольт», и я умею с ним обращаться. Только попробуй что-нибудь учудить – горько пожалеешь.