— И как это следует понимать? — с оттенком прохладного недовольства осведомился юрист. Астуриас плюхнулся на одно из освободившихся мест и, ухмыляясь, достал из нагрудного кармана сигару. — Считайте, что дело в шляпе. Этот несчастный оболваненный фанатик не доживет и до утра, не говоря уж о каких-то обсуждениях с прочими такими же ненормальными. Он здесь вообще был не нужен, приглашать его пришлось лишь по одной причине — он бы все равно узнал, телепортист донес бы. Теперь, когда мы знаем, что пришельцы готовы договариваться через голову ордена, осталось только наладить перемещение, чтобы впредь они могли обходиться без телепортиста. В итоге они сделают все, что нам нужно, а всех этих посвященных оставят на растерзание. А мы пока можем заняться вопросами дальнейшего обустройства этого мира — сперва его южной части. Сидящие за столом одновременно подобрались и посерьезнели. Начиналось самое интересное. Начинался торг. За годы работы Кангрем успел заметить, что лето в Кетми поразительно соответствует характеру здешних обитателей. Долгое, медлительное, душное, оно сонно ползло по выжженным до звона пустошам, сочилось изнуряющим зноем, от которого поневоле становишься вареным и расслабленным, жадно выпивало влагу из каждого клочка возделываемой земли и заставляло разморенных людей искать хоть какой-нибудь кусочек тени, чтобы укрыться от немилосердного солнца. В тот памятный год, когда, казалось, сам мир встал вверх тормашками, неспешное кетмийское лето тоже сошло с ума. Оно неслось галопом, подпрыгивая на загривке скачущего грака, кренясь на поворотах, вздымая клубы пыли и не оставляя времени оглянуться. С того самого мгновения, когда потерянный агент впервые влез на любвеобильную Матрену и постиг незабываемое ощущение неуправляемого полета, оно осталось с ним навсегда и больше его не покидало. Казалось, сама жизнь превратилась в скачущего грака и понеслась — напрямик, вслепую, не видя дороги со всеми ее ухабами и колдобинами, огромными скачками сигая через препятствия, стремительно увертываясь от летящих навстречу опасностей и откровенно игнорируя мнение всадника по любому вопросу. …Сказали — герой пророчества, значит, будешь героем. Мало ли чего ты там хочешь, надо. …Переводи давай. А что делать, больше некому. …Вот тебе зверь, будешь на нем ездить. Научишься, куда ты денешься. …Держи. И чтобы без брони под пули не лез. Да не шарахайся, это же не полный доспех, а только шлем и нагрудник. Потянешь, не барышня. Это только с непривычки кажется, что тяжело, зато в случае чего целее будешь. Не прибедняйся, мой дедушка полное облачение носил почти до семидесяти. …Твою кабину я припрячу. Может понадобиться. Если что, скажем — разбомбило. А если ничего, верну потом. Зачем? Тебе пока лучше не знать, спокойней спать будешь. …Смотри сюда. Вы стоите здесь. По сигналу движетесь вон туда. От пехоты не отрываться. В общем, держись рядом с Элмаром. …Ваша задача — ворваться в ангар и уничтожить охрану. И чтоб на вертолетах ни единой царапины. Задача ясна? Выполнять. …Пока вторая рота подходит с севера, вы врываетесь через восточные ворота, которые вынесут уважаемые магистры, и создаете как можно больше шума, чтобы отвлечь противника. Это задача номер два. Задача номер один — не дать себя при этом убить. Вопросы есть? У Элмара вопросов никогда не было. После второй или третьей операции Витька тоже отучился их задавать. Вернее, научился задавать сам себе и мысленно, и тут же предсказывать возможный ответ, после которого желание повторять что-либо вслух сразу пропадало. После пятого или шестого штурма очередного Оазиса он сбился и даже считать перестал. Смысл происходящего он перестал улавливать еще раньше. Вернее, общий смысл был ясен с самого начала: уничтожить агрессора и вернуть захваченные Оазисы. Но вот более конкретные моменты, вроде планов на ближайшую неделю или причин того или иного распоряжения, становились все менее понятны. По мере того, как крепло доверие между союзниками и расширялся их словарный запас, Витьку все реже звали переводить совещания при штабе, и часто оказывалось, что ему известно не больше, чем любому рядовому бойцу. Элмара такое положение дел ничуть не напрягало. Кангрем, предпочитающий точно знать, что делает, нервничал, терялся и не мог избавиться от навязчивого ощущения, что некая неведомая сила несет его, как пыль по ветру. Беспрерывные марши по пустошам и телепорты, тренировки и бои, смертельная усталость и мертвецкий сон на чем попало, чистка доспехов и пересчет патронов, круговорот незнакомых лиц и навязанная роль героя — все слилось в один сплошной поток, который катился во времени и пространстве, подбрасывая на волнах и кружа в водоворотах маленькую невесомую щепку по имени Виктор Кангрем. Он потерял ощущение времени настолько, что не успел заметить, как пролетели два цикла, и, когда безумная скачка внезапно кончилась, даже не понял, что случилось. Просто показалось, будто он с разгону врезался в невесть откуда взявшуюся стену. Головой. Во всяком случае, очень было похоже — искры из глаз, разрывающая череп боль и темнота… Словом, не самый приятный способ останавливаться. Правда, все это Витька вспомнил лишь несколько дней спустя, а поначалу, очнувшись в лазарете, не мог даже сообразить, где находится и как сюда попал. Единственной связной мыслью, посетившей его ушибленную голову, было что-то вроде «ну конечно же, это должно было случиться именно со мной, как же иначе…». И тут же, словно мироздание решило в придачу еще и поиздеваться, рядом жизнерадостно возгласили: — Ну ты счастливчик! Дотянуться до шутника и огреть его чем-нибудь тяжелым, как Витьке того хотелось, не было никакой возможности, поэтому он попытался хотя бы разглядеть обладателя извращенного чувства юмора. Незнакомый молодой врач с искренним восторгом взирал на пациента, даже не подозревая о его нехороших намерениях. Быстро и деловито убедившись, что «счастливчик» видит, слышит, понимает обращенную к нему речь, помнит, как его зовут, и в состоянии сосчитать до пяти, он возрадовался еще сильнее и повторил свое неуместное замечание. Причем, похоже, без всяких намерений поглумиться, а просто от полноты чувств. — М-да? — недоверчиво простонал Витька, надеясь, что до энтузиаста все-таки дойдет, какой бред он несет. — Да ты сам посмотри! Перед его носом возник некий предмет, в котором Кангрем с трудом опознал собственный шлем, тот, что на него когда-то чуть ли не силком напялил дружище Элмар. В верхней части шлема красовалась здоровенная вмятина. — Получить пулю в башку, сверзиться с грака и отделаться сотрясением, вывихом и парой ушибов — это ж какое везение надо иметь! Привычные размышления о соотношении удачи и невезения в своей жизни были сейчас для Витьки непосильной задачей, поэтому он просто прикрыл глаза и неуверенно пробормотал: — Наверное… не помню… Как выяснилось впоследствии, что-либо вспомнить у него и не было шанса. Летящую пулю он, разумеется, видеть не мог, когда падал — был уже без сознания, только и осталось в памяти странное чувство, будто налетел с разгону на стену. Зато две следующие недели оказались удивительно своевременной возможностью оглянуться назад и утрясти в памяти сумасшедшие два цикла. В лазарете он провел всего пару дней. Как только доктора великодушно разрешили «счастливчику» вставать, примчались братцы-принцы и сообщили, что сейчас дорогой друг отправляется к ним в гости. Ему все равно еще дней десять валяться, так почему бы не заниматься этим достойным делом в более комфортных условиях. Подышит чистым воздухом, отдохнет на нормальной человеческой кровати, а заодно познакомится наконец с кузеном Шелларом, а то ведь потом опять времени не будет. Разумеется, поинтересоваться его мнением ребята по привычке сочли излишним, но не спорить же с ними, тем более когда они правы. Насчет воздуха их высочества не соврали — даже дома не дышалось так легко, что уж говорить о Каппе. Небольшая, окруженная высоким прочным забором вилла, которую Мафей скромно назвал «дядиным охотничьим домиком», находилась, судя по всему, в лесу, вдали от городов, и на первый взгляд казалась пустой. Но не успели гости ступить на порог, как где-то на другом конце двора раздалось громогласное «ба-бах!», и дом в тот же миг ожил и наполнился звуками. Сначала взревел аварийной сиреной разбуженный младенец, и Витькина ушибленная голова немедленно напомнила о себе. Затем послышался встревоженный женский крик, и почти одновременно радостный девичий визг: «Ой, как бумкнуло! Я знаю, это называется алхимия!» Потом последовала отрывистая команда «Всем оставаться в комнатах!» и топот. Еще пару секунд спустя хлопнуло, открываясь, окно и ровный мужской голос, не затронутый всеобщей паникой, вопросил: — Мартин, это ты? — Извините… — отозвался невидимый мальчишка откуда-то издалека. — Я, кажется, переложил селитры… — Ты не поранился? — Нет. — Что-нибудь загорелось? — Нет… — Отбой тревоги, — невозмутимо скомандовал мужчина, и окно опять захлопнулось. Женский голос, мгновенно сменив волнение на возмущение, воззвал к незадачливому пиротехнику, требуя немедленно идти сюда и самостоятельно укачивать это чудовище, а также угрожая все рассказать матери. — И почему Шеллару кажется, что здесь скучно? — хихикнул Мафей. — Потому что ему и правда скучно, — проворчал Элмар. — Думаешь, проделки этого Хорхе-Джошуа-Мартина-и-как-там-его-еще могут развлечь Шеллара? — Это не проделки, а эксперименты, — вступился за юного шкодника Мафей, сам только недавно вышедший из возраста, когда что-то вроде «бросить в костер горсть патронов и посмотреть, что будет» считается интереснейшим экспериментом. — Ага, вроде твоего стола, — поддел брата Элмар и кивнул на дверь: — Пойдемте. Кангрем покрепче вцепился в его плечо и поковылял вперед. Боль в голове усиливалась, в глазах все плыло, и, похоже, знакомство предстояло отложить до более удобного случая. В коридоре их встретила девушка с ворохом грязного тряпья в руках. Чем-то смутно знакомая, но в таком состоянии Витька не смог бы ручаться за свою память. — Шеллар у себя? — спросил Элмар после быстрых приветствий. — А вы к нему? Сейчас туда ходить не надо, я только что закончила перевязку и он еще не совсем одет для приема гостей. К тому же гостю, кажется, нехорошо. Сударь, что с вами? Братья догадались обратить внимание на гостя и тоже переполошились. Всякие визиты и знакомства немедленно были забыты, Витьку отволокли в приготовленную для него комнату, уложили в постель, чем-то напоили и оставили очухиваться, пообещав зайти завтра. Как оказалось, малолетний экспериментатор со своими шумовыми эффектами уберег дорогого гостя от невиданного позорища, помешав принцам представить его кузену по всем правилам. Честно говоря, без позорища не обошлось все равно, но при этом, по крайней мере, не присутствовала толпа зрителей. Проснувшись утром относительно бодрым и даже в силах самостоятельно передвигаться, Витька высунулся в распахнутое окно, чтобы получше рассмотреть местную природу, и чуть не вывалился от неожиданности. На открытой веранде в удобном кресле с высокой спинкой восседал его давний знакомый — тот самый вредный конторщик, с которым они так мило повздорили прошлым летом у Гаврюши. Как будто вот прямо сейчас во времени перенесся, такой же чопорный, безупречный, наглухо застегнутый, даже, кажется, в тех же покрышках, разве что побрякушек поубавилось. Сидел, зараза, и чинно пил чай, словно и не в лесу, а на светском приеме. — Доброе утро, — едва заметно улыбнулся он, тоже, разумеется, заметив торчащего из окна гостя. — Как самочувствие? — Да ничего, получше… — Витька провел пятерней по волосам и облокотился на подоконник. — А ты здесь откуда? Охраной заведуешь? Знакомец улыбнулся шире, словно хотел рассмеяться, но в последний момент передумал. — Чаю? — любезно предложил он, кивая на столик рядом с собой. Витька засомневался. Не то чтобы он ждал подвоха или не хотел чаю, но, во-первых, этот конторщик по-прежнему его раздражал, а во-вторых, он задницей чувствовал — что-то тут не так. Истолковав его раздумья по-своему, собеседник с той же невозмутимой любезностью пояснил, как найти выход и где в комнате умывальник и шкаф. — Ага, спасибо, — отозвался Витька и пошел умываться, размышляя между делом, всерьез ли все это было сказано, или же в качестве издевательского намека на то, что без напоминания он не догадается умыться, а без объяснений не найдет дверь. Не хотелось бы, чтобы их вторая встреча опять кончилась дракой, вроде в прошлый раз вполне мирно расстались… Да и забияка из него сейчас никакой, честно говоря. Выползти на веранду оказалось труднее, чем он думал, и к столу пришлось подбираться уже держась за стену, но от предложенной помощи он все же отказался. Вот еще! Тут идти-то два шага… А кресло вправду удобное, как раз для таких вот увечных, у которых голова не держится без подпорок. Конторщик протянул ему чашку и придвинул поближе сахарницу и тарелку с плюшками. Выглядел он вполне доброжелательно, вроде бы не собирался напоминать о давней размолвке и честно пытался поддержать дружескую беседу. — Элмар говорил, вам здорово повезло, что шлем выдержал. Вот так, только подумаешь о человеке хорошо, а он тут же… Знать бы, нарочно или как тот доктор?.. — Да при чем тут везение, просто шлем крепкий! Слушай, давай на «ты», а? Когда ко мне обращаются как к барину, я себя полным дураком чувствую. — Охотно, — улыбнулся собеседник и потянулся за чайником. — Однако ты не прав насчет шлема. Это не нагрудник, и стопроцентной защиты от пуль он не дает. Зависит от мощности оружия, от расстояния и еще от нескольких факторов. Потому я и упомянул о везении. Что именно из сказанного вызвало у тебя такое раздражение? — А что, заметно? — Витька слегка растерялся, словно его застукали на чем-то предосудительном. — Да, и весьма. — Не обращай внимания. Просто… давай о чем-нибудь другом. Вот, например, как у тебя дела? — Смотря с чем сравнивать, но я все же склонен думать, что хорошо. — Чем ты тут занимаешься? — Большей частью скучаю. — Конторщик слегка пожал плечами и с видимой неловкостью добавил: — Извини, тебе не кажется, что уместнее всего было бы для начала спросить, как меня зовут? Подозреваю, если происходящее между нами недоразумение затянется еще немного, ты решишь, будто я над тобой потешаюсь, а это будет обидно, как всякая неправда. Я полагал, что ты догадаешься сразу, но, видимо, Элмар неправильно меня описал и у тебя сложилось превратное впечатление.