— Ты не понял? Потом объясню, тащи зеркало. Мафей давно уяснил себе, что, когда ты еще ничего не понимаешь, а Шеллар уже что-то сообразил и требует срочных действий, для тебя непостижимых, лучше послушаться. Потому что позже, когда он все объяснит, непременно окажется, что он был прав. Сбегать в лабораторию и обратно заняло всего минуту. Устойчиво пристроить зеркало на столике с лекарствами — еще полторы. — Но мне не видно! — напомнил о себе Шеллар. — Ничего не поделаешь. Придется только слушать. Успеешь объяснить, пока я настраиваю? — Ты все еще не понял? Если бы Ольгу интересовал только вопрос: «Каково оно — рожать?», ей не нужно было дожидаться приезда Киры, чтобы об этом спросить. Вокруг хватает женщин, обладающих соответствующим опытом. Хотя бы та же Анфиса. Ольга хотела спросить о другом. И это наверняка связано с ее снами, которые она, похоже, научилась скрывать, как и ты. Пришедшие на ум слова о навязчивых идеях и патологической подозрительности Мафей благоразумно оставил при себе, а вслух поинтересовался: — Кто тебе успел рассказать о ее способностях? — Кантор, кто же еще. Долго ты будешь там возиться? — Имей терпение. У меня не всегда сразу получается, особенно если я устал или нервничаю. И особенно — когда меня торопят. Шеллар усилием воли укротил свое любопытство и терпеливо дождался окончания настройки. — Вот, собственно, и все, что я знаю… — донесся наконец виноватый голосок Ольги, и в зеркале проявились две женские фигуры. — Они же от меня все скрывают, мне даже это пришлось из Диего выдавливать слезами и причитаниями. Даже потом, когда короля из этой гробницы достали, мне еще неделю ничего не говорили, все не могли решить, правду мне сказать или… официальную версию. И что там происходило все это время, можно только догадываться. — Это точно… — грустно согласилась Кира. — Только догадываться. По тому, как меняется в лице и мгновенно умолкает Диего. По измученным глазам Мафея. Ну и, разумеется, по тому, во что превратился сам Шеллар после всего… Я только надеюсь, что они меня не обманывают и все худшее действительно позади. — Я, собственно, об этом и хотела с тобой поговорить… — смущенно вставила Ольга. — То есть? — Кира изумленно умолкла, уставившись на подругу со странным выражением, словно вдруг заподозрила, что кто-то из них не понимает происходящего, и пыталась сообразить, кто именно. — Ну, насчет худшего, которое позади… Тут такая проблема получилась… — Ты сейчас о чем? — настойчиво попыталась прояснить ситуацию Кира. — О его величестве. Давай я по порядку. Тебе не успели рассказать про мои сны… Мафей неловко оглянулся на мудрого и прозорливого кузена, чувствуя себя посрамленным. — Еще спроси, как я догадался, — фыркнул тот. — Но почему именно с Кирой? — Тише. Я хочу послушать. Кантор слишком кратко это изложил, Ольга сейчас рассказывает подробнее. — Да я тебе сам расскажу, я тоже все это слышал, причем еще подробнее, сейчас Ольга Кире самую суть излагает, просто чтобы понятно было, а нам тогда — все в деталях… — Тогда я хочу послушать оба варианта. Мафей умолк и стал ждать, когда закончится скучное вступление и речь зайдет о главном — ради чего, собственно, Ольга и просила Киру о разговоре наедине. — Значит, теперь тебе приснился Шеллар? — догадалась Кира, выслушав объяснение. Ольга горестно кивнула. — Его убили. Там, в том сне. Кира с проклятиями врезала кулаком по скамейке. — Опять? Ну сколько же можно! Ну что за сволочи! — Я тоже так думаю, — вздохнула Ольга. — Потому и хотела посоветоваться: что мне делать? — Со мной? Ну ты даешь… первое, что тебе сейчас стоит сделать, — это рассказать все… Ну, допустим, к самому Шеллару тебя не пустят, да и не стоит пока утомлять его такими проблемами… Например, мэтру Максимильяно. Или остальным придворным магам. Ну хотя бы Мафею и Орландо, они оба провидцы, у них есть соответствующий опыт. — Ты не поняла… — Ольга скорбно всхлипнула. — У меня же не пророческие сны. Если мне снится какая-нибудь скверная ситуация, вроде встреч с Харганом или вот этого убийства, это значит только одно: в этой ситуации лично от меня что-то зависит. Я должна что-то сделать — или, наоборот, чего-то не делать, — чтобы этого не произошло. А теперь представь себе, что я это расскажу. Да его величество первым встанет в позу и заявит, что лучше пусть его убьют, чем он станет прятаться за спину беременной женщины. Мой любимый муж последние остатки разума потеряет и будет держать меня обеими руками, чтобы чего не выкинула. Да и придворные маги во главе с моим столь же любимым свекром и повернутым на этике мэтром Вельмиром… — Что ты ухмыляешься? — сердито прорычал Шеллар откуда-то из подушек. — Тебе это кажется смешным? — Что Ольга так точно предсказала твою реакцию? — невинно уточнил Мафей. Ухмылку, впрочем, скоренько убрал, дабы не огорчать кузена. Ответом ему было ругательное слово, не подобающее королям, пусть даже и в изгнании. — Понятно… — криво усмехнулась Кира. — Спасибо за доверие. Тут ты точно не ошиблась — чтобы спасти Шеллара, я без колебаний пожертвую кем угодно. Но как? — Да не придется нам никем жертвовать! Как ты не понимаешь! Если что-то будет угрожать мне, этот расклад обязательно тоже приснится — как предупреждение, что так делать нельзя. Должен быть вариант, при котором никто не пострадает, его-то и надо найти. Но разве же это можно объяснить людям, которые убеждены, что я окажусь в смертельной опасности, стоит мне лишь шаг ступить без их контроля! — О, ну это можешь мне не объяснять. Сама такой заботы хлебнула. Тогда давай подумаем… Ты можешь описать, где, когда и при каких обстоятельствах это должно случиться? — Еще не скоро и не здесь, судя по… — Ольга вдруг остановилась, завертела головой и неожиданно злобно прошипела: — Мафей, зараза ушастая, это ты подсматриваешь?! Кира сориентировалась мгновенно. — Если это ты, немедленно отзовись. Иначе мы решим, что это шпион, и будет большой шум. — Я это, я… — тоскливо проворчал Мафей. — Проболтаешься — язык вырву! — посулила Ольга. — Отключай зеркало, паразит любопытный! Мафей неохотно провел ладонью по стеклу и огорченно развел руками. — Извини, Шеллар. Они бы все равно ничего больше не сказали, пока я не уйду. — Разиня, — проворчал король. — Неправда, я был очень осторожен. Но Кантор всегда меня засекает в таких случаях, значит, это их семейное свойство. Странно, что Ольга не заметила раньше. Может, стоило им сказать, что ты все равно уже знаешь и лучше обсудить с тобой? — С ума сошел? Показать меня еще и Ольге, чтобы я ей потом без всякой провидческой магии в кошмарах снился? Времени у нас предостаточно, пусть пока ищут и думают. А немного позже, когда я достаточно поправлюсь для серьезных дел, я сам Ольгу разговорю. И, если потребуется, помогу ей найти тот самый вариант, при котором не пострадает никто… и ничто. — Надеешься, что дворец не придется опять ремонтировать? — невесело усмехнулся Мафей. — И это тоже. Хотя вообще-то я имел в виду свою совесть и репутацию, поскольку идея спрятаться от убийц за Ольгиной спиной мне не нравится точно в той степени, как и было описано. Мафей не стал комментировать его последние слова, чтобы не ввязываться в безнадежный спор. — Давай лучше я уберу лишние подушки и ты поспишь. Устал ведь, наверное. Шеллар едва заметно кивнул. Видимо, и правда устал настолько, что даже спорить сил не осталось. Больше недели ушло у совета Конфедерации только на то, чтобы просто решить, будут они все-таки заключать союз и отвоевывать захваченные Оазисы или побоятся связываться с подозрительными пришельцами и сядут ждать, когда все само образуется. В процессе переговоров в советах семи оставшихся Оазисов и в самом совете Конфедерации было выявлено и обезврежено тринадцать повелительских шпионов. Всю эту неделю и внутренние города, и пригороды полнились слухами, бурлили энтузиазмом, исходили любопытством и вообще, по выражению шефа охраны порядка, «демонстрировали небывалый патриотический подъем», какого Конфедерация не видела, похоже, со дня основания. Старейшины посматривали на народное брожение с опаской, но даже по этому поводу ухитрились не сойтись во мнениях. Одни считали, что следует поскорей воспользоваться всеобщим воодушевлением, пока оно не остыло, и срочно начинать войну. Другие выражали надежду, что волнения стихнут сами по себе, как только отсюда уберется их источник. Вернее, два. И это дикарское кочевье с ними вместе. Волшебники, как люди занятые, являлись в совет Конфедерации только на очередные переговоры, возникая и исчезая в серых облачках. Даже эльф-великомученик предпочитал проводить все остальное время в поселке куфти, мотивируя это тем, что «мэтру Ушебу трудно обходиться без переводчика». На самом деле, как показалось Витьке в момент недолгого визита в это местечко, мэтр без переводчика прекрасно обходился, а вот его бедным потомкам жизненно необходим был кто-то, способный удерживать этот осколок былой империи от всяческих безобразий. И обстоятельство это агент Кангрем находил чрезвычайно неудобным, потому что быть единственным переводчиком оказалось не просто утомительно, а зверски тяжело. Они с Элмаром остались жить в Центре, главном Оазисе Конфедерации, где и происходили бесконечные переговоры. Сам Витька охотнее вернулся бы в гостеприимную деревушку у реки, а Элмар — в поселок, где ждала его невеста, но хитрые волшебники мигом просекли восторженный интерес молодого полковника и решили, что дать им с Элмаром возможность познакомиться поближе будет полезно для дела. По большому счету они оказались правы. Господа не разочаровали друг друга при близком знакомстве, это уж Витька мог утверждать без всяких сомнений — как человек, это самое знакомство переводивший. До последнего слова. Не помешало им даже то шокирующее обстоятельство, что полковник не употреблял спиртного ни в каких видах. На восьмой или девятый день бесполезной говорильни в совете у молодых энергичных офицеров лопнуло терпение. Неизвестно, что они там провернули и как именно — дело было ночью, когда задерганный переводчик честно спал без задних ног, и свершилось оно без особого шума, — но наутро не оправдавший надежд старый главнокомандующий скоропостижно отправился в отставку, а его место занял один из генералов. По странному стечению обстоятельств, тоже слишком молодой для этой должности. Как оказалось, у почтенных мэтров терпение кончилось ровно в тот же день, и на очередную встречу с советом они притащили возмутительно юного паренька, рядом с которым легкомысленный мэтр Ален казался воплощением солидности и серьезности. Не то чтобы руководство Конфедерации особо удивили его разные уши — за прошедшую неделю господа успели привыкнуть даже к кентавру, и этим их было не удивить. Нельзя сказать, что молодой человек что-то не так сказал или сделал, — он вообще в основном молчал и сидел тихо. Но во всей его невысокой мальчишеской фигурке, в том, как он держался, как смотрел, как улыбался, чувствовалась такая непринужденность и беззаботность, словно он не на важное дипломатическое мероприятие пришел, а к друзьям в гости. Кроме всего прочего, от юноши отчетливо пахло незнакомой травой, хотя выглядел он абсолютно трезвым. И разговор вдруг покатился в нужную сторону, как по волшебству. А может быть, и не «как». Сначала куда-то вдруг испарилось вечное недоверие, с которым часть совета до сих пор относилась к предложениям гостей. Потом напоминание нового главнокомандующего насчет «кому здесь подчиняются войска» оказалось встречено таким почтительным трепетом, словно все остальные члены совета вообще никакой властью не обладали и не могли в этой ситуации не то что противопоставить, но даже возразить ничего адекватного. Затем при напоминании о бесчинствах Повелителя и трагической судьбе Конфедерации весь совет всколыхнуло дружное чувство негодования и обиды за былые поражения. Потом при очередном напоминании о народном энтузиазме на всех присутствующих вдруг непонятным образом тоже снизошло нечто подобное. Даже Витька ощутил нездоровое желание идти хоть к черту на рога вслед за Элмаром и самим собой и спасать отечество, которое его до сих пор только раздражало и вообще никаким отечеством ему не приходилось. И только тут до него дошло, что, собственно, происходит. Среди Дэновой шархийской родни тоже водились эмпаты, и с этим явлением Витьке сталкиваться довелось. Разноухий нахал молча сидел, с истинно эльфийским изяществом закинув ногу на ногу, и безмятежно улыбался в пространство. А ошалевший от внезапной смелости и «патриотического подъема» совет Конфедерации рвался на подвиги, жаждал отмщения и предрекал неминуемую победу. Конечно, на следующий день господа очухались, а самые сообразительные даже догадались, что с ними поступили не совсем честно, но было поздно. Некоторые из догадавшихся попытались возмущаться, ввалившись целой делегацией в штаб, где пришельцы вместе с местными военачальниками уже азартно толкались вокруг карт, изучая подступы к Пятому Оазису. Беспечного эмпата с разными ушами на этом серьезном заседании не было, но его помощь и не потребовалась. Офицеры дружно, как по команде, сделали непонимающие лица. Главнокомандующий тоном образцового психиатра поинтересовался, как именно, по мнению уважаемых старейшин, их «околдовали» и в чем сие выражалось. Когда же они, уже не столь уверенно и внятно, объяснили в чем, великомученик Феандилль воззрился на них с беззащитным недоумением обиженного младенца и невинно уточнил: — Хотите ли поведать вы, что чувств подобных не испытываете на самом деле? Что не вызывают у вас горечи поражения армии вашей, не пробуждает жалости гибель мирных жителей и нет в душах ваших желания остановить зло, творимое Повелителем и его последователями? А начальник контрразведки, подозрительно прищурясь, добавил: не значит ли это, что господа на самом деле сочувствуют врагу и вовсе не желают оказывать ему сопротивление? Или как понимать их сегодняшний отказ от своих вчерашних слов?