— Неужели? — ужаснулась Наташа. — С конца, — уточнил Беркович. — Спокойнее, чем у нас, живут только в Японии и Голландии. Он поцеловал жену и надел теплую куртку — день выдался холодным, моросил дождь. Внизу старшего сержанта ждала патрульная машина. Ехали недолго, убийство, о котором репортеры успели проведать едва ли не раньше полицейских, произошло на улице Бограшов в старом доме с высокими потолками и стенами такой толщины, что даже если жертва звала на помощь, никто этих воплей услышать не мог. В доме размещалась гостиница — двадцать номеров. Останавливались здесь, в основном, бизнесмены средней руки или пенсионеры — американцы. Эксперт Хан ждал старшего сержанта у стойки администратора — грузного мужчины лет пятидесяти. — Первичный осмотр произвел сержант Крайзман, он дежурил ночью, — сказал Хан, протягивая Берковичу листы протокола. В номере 17 на втором этаже отеля «Пиккадилли» уже третий год жил Хаим Штраус, американский гражданин еврейского происхождения. Недавно ему исполнилось шестьдесят пять. В Израиле Штраус владел фирмой «хай-тек», а в Штатах — сетью магазинов по продаже электроники. Большую часть времени он проводил в Тель-Авиве, но время от времени возвращался в Бостон, где жили его жена и взрослые дети. В очередной раз Штраус приехал в Израиль две недели назад и собирался пробыть здесь полгода — во всяком случае, так он сказал администратору. Жил Штраус уединенно, часов в девять вечера обычно запирался в номере, звонил портье и просил не беспокоить его до девяти утра. Исключение Штраус делал лишь для случаев, когда из Америки звонила младшая дочь Маргарита, которую он очень любил. К этому привыкли, вчерашний день был таким же, как всегда. На часах было около одиннадцати, когда позвонила Маргарита и попросила портье соединить ее с отцом. Телефон в номере Штрауса не отвечал. Звонок мог разбудить даже глухого, а спал бизнесмен очень чутко. Портье забеспокоился и попросил Маргариту перезвонить позже. Положив трубку, он поднялся наверх. Дверь номера была заперта, но ключа в скажине не оказалось, и портье, приложив к отверстию глаз, увидел, что в комнате горит свет. Это показалось ему еще более подозрительным, он стал дергать ручку и звать жильца по имени. Ответом было молчание. Тогда портье открыл дверь своим ключом и обнаружил Штрауса лежащим посреди комнаты в луже крови. Бизнесмена убили ударом в шею, сонная артерия оказалась перерезанной, бедняга умер от потери крови в течение буквально трех-четырех минут. Ключ, которым Штраус запирал дверь изнутри, валялся на полу в комнате. В правой руке убитый сжимал лист бумаги. Пришлось разгибать покойнику пальцы. К разочарованию Хана, лист оказался пустым. — Похоже на то, что Штраус хотел кому-то отпереть, но не успел, — сказал эксперт, когда Беркович проглядел текст протокола. — Как убийца проник в номер? — удивленно спросил Беркович. — Видимо, так же, как и ушел, — философски отозвался Хан. — Ну и как же? — Никак, — буркнул эксперт. — Окна заперты изнутри и давно не открывались, их недавно красили, краска прилипла… — Штраус не нуждался в свежем воздухе? — недоверчиво сказал Беркович. — Какой тут свежий воздух! — воскликнул Хан. — На улице нечем дышать. А в номере стоит кондиционер. — Ну-ну, — пробормотал Беркович. — И дверь была заперта, а ключи только у портье и самого Штрауса. Верно? — Именно так. Никто не мог войти в номер или выйти из него. — Чем нанесен удар? — поинтересовался старший сержант. — Длинный, узкий и острый предмет. Очень узкий и очень острый. Скорее всего, стилет. В комнате нет ничего похожего. Полчаса спустя Беркович сидел в кабинете администратора и грустно размышлял над установленными фактами. Никаких пальцевых следов — ни на бумаге, ни на ручке двери, нигде. И никакой возможности попасть в комнату снаружи. Беркович был согласен с экспертом: Штраус хотел открыть кому-то дверь и шел к ней с ключом, сжимая почему-то в руке чистый лист бумаги. Должно быть, он уже спал, но услышал стук, поднялся, включил свет, взял ключ и листок… Зачем? И главное: кто мог убить Штрауса, если бизнесмен был в номере один? Разве что нечистая сила… — В отеле были посторонние? — спросил старший сержант, и портье, сидевший перед ним на уголке стула, дернул головой. — Нет, — буркнул он. — В одиннадцать я запер входную дверь и открыл только когда приехала полиция. — Среди постояльцев есть кто-нибудь, кто знал Штрауса? Кто мог бы быть его врагом? — Да откуда мне знать? — пожал плечами портье. — И какая разница? Враг, друг… Как он в номер попал? Это не дворец короля Артура! Здесь нет потайных ходов! — Не нужно так нервничать, — успокаивающе сказал Беркович. — Если вы собираетесь беседовать с каждым постояльцем в отдельности, — вмешался администратор, — мой кабинет в вашем распоряжении. — Спасибо, — кивнул Беркович. — У вас есть список проживающих? Пожалуйста, присылайте мне их по одному, начиная с тех, кто живет в номере первом. Череда лиц, вздохов и уверений в полной непричастности навеяла на старшего сержанта скуку. Он потратил половину рабочего дня, задавая одни и те же вопросы и пытаясь по интонациям собеседника определить, мог ли этот человек иметь хоть какое-то отношение к убитому. Старушкам — их оказалось пять — он разрешил покинуть отель и отправиться на набережную, хотя купаться в такую погоду, по мнению Берковича мог только псих или самоубийца. Их мужья — в количестве четырех, поскольку одна из старушек представилась девицей — тоже вскоре были отпущены, поскольку вряд ли могли нанести жертве удар нужной силы даже если бы оказались странным образом в запертой изнутри комнате. Было еще трое детей в возрасте от двух до двенадцати — тоже не кандидаты в преступники — и их матери, женщины достаточно молодые и сильные, чтобы попасть в число подозреваемых, но настолько испуганные случившимся, что у Берковича даже тени сомнения не возникло в их невиновности. Оставалось пятеро мужчин, каждый из которых мог бы совершить убийство, если бы обладал способностью проходить сквозь стены. Перед Берковичем лежали записанные с их слов показания — трое подозреваемых не выходили из своих номеров после десяти (это подтверждали их жены), четвертый, Дик Паркер, утверждал, что весь вечер просидел в номере один, но никто не мог это удостоверить, а пятый, Питер Айзенштайн, вернулся в половине одиннадцатого с прогулки и едва успел переодеться, как услышал вопль портье. Эти двое были, конечно, самыми подозрительными из всех, но ведь и они, несмотря на атлетическое сложение, вряд ли могли проникнуть в комнату сквозь запертые окна или дверь. Беркович сложил листы и начал ходить по комнате, представляя себе, как бедняга Штраус встает с постели, набрасывает халат, направляется к двери с ключом в руке, и тут кто-то набрасывается на него со стилетом… Почему — с ключом в руке? Обычно, когда человек запирается изнутри, он оставляет ключ в скважине. Штраус этого не сделал. И почему, черт побери, ключ оказался не рядом с телом, а между ним и дверью — причем ближе к двери? А если, — подумал Беркович, — ключ все-таки торчал в скважине, но был оттуда вытолкнут? Вполне реальная ситуация: некто подходит к двери номера со стороны коридора, вставляет отмычку и выталкивает из скважины ключ, который падает на пол. Будь это в Америке или Европе, где в комнатах паркетные полы, ключ остался бы лежать под дверью, а в Израиле, где полы из плиток, металлический предмет мог отскочить от камня и упасть на расстоянии полуметра или даже больше… Но если так… Нет, это не решает проблемы. Или убийца пролез в замочную скважину? Будь он духом, это было бы возможно, но он — человек и потому… Минуту спустя Беркович стоял перед злосчастной дверью семнадцатого номера. Он несколько раз открыл и закрыл дверь, посмотрел в замочную скважину с обеих сторон, вытащил из кармана сотовый телефон и набрал номер эксперта Хана. — Почему ты не снял дверной замок для исследования? — спросил старший сержант. — А зачем? — удивился эксперт. — Дверь не была взломана. Ее даже не открывали. — Пожалуйста, — твердо сказал Беркович. — Пришли человека и займись замком. Думаю, разгадка именно здесь. — В каком номере живет господин Айзенштайн? — спросил он у администратора, молча следившего за действиями полицейского. — В девятнадцатом, — пробормотал тот. — Через два отсюда. Айзенштайн, рекламный агент из Соединенных Штатов, смотрел телевизор. — Я могу наконец выйти? — раздраженно спросил он Берковича. — Я ведь не отдыхать сюда приехал, как некоторые. Мне работать нужно, у меня на сегодня назначены три встречи, и две по вашей милости я уже пропустил. — Только один вопрос, — мирно сказал старший сержант. — Шпагу вы привезли с собой или взяли у кого-то здесь? Имейте в виду, что мы ее все равно найдем, вы не могли ее далеко спрятать, это ведь не иголка. Айзенштайн вскочил на ноги, лицо его побрагровело. — Что вы себе позволяете? — закричал он. — Вы думаете, что если этого типа закололи шпагой, то… — Стоп! — сказал Беркович. — Разве я сказал, что Штрауса закололи шпагой? Впрочем, вам лучше знать. Подождете, пока я принесу постановление об обыске или покажете сразу, где она спрятана? Айзенштайн молча смотрел на Берковича, глаза его сверкали ненавистью. — Ловкий тип, — рассказывал Беркович инспектору Хутиэли поздним вечером, когда закончил оформление протокола и отправил Айзенштайна в камеру. — Он давно знал Штрауса. Мотив преступления пока неясен, я послал запрос в Бостон, жду ответа. Но прилетел Айзенштайн в Израиль с уже готовым планом убийства. Привез длинную шпагу. Вечером, вернувшись после прогулки, прошел к себе в номер, взял шпагу и чистый лист бумаги, убедился, что в коридоре никого нет, подошел к семнадцатому номеру, просунул бумагу в щель под дверью, отмычкой протолкнул в комнату ключ, вставил в скважину конец шпаги и постучал. Я не знаю, что он ответил, когда Штраус спросил, кто там и что нужно. Но бизнесмен встал, набросил халат, включил свет, увидел лежавший листок и подошел, чтобы поднять его. Нагнулся и его шея оказалась на уровне замочной скважины. В этот момент Айзенштайн с силой вонзил шпагу. Штраус инстинктивно, еще не поняв, что произошло, сделал несколько шагов, сжимая бумагу в руке, и упал посреди комнаты… Вот, собственно, и все. — Шпагу нашел? — спросил Хутиэли, не сомневаясь в том, каким будет ответ. — Конечно, — пожал плечами Беркович. — Айзенштайн положил ее на карниз за окном. С улицы не видно, из комнаты тоже. Следов крови на лезвии нет, он все протер, но кровь осталась в замочной скважине. И царапина от металлического предмета… В общем, за доказательствами дело не станет. — Тебе Наташа звонила, — сообщил инспектор. — Сказала, что ждет к ужину. — Скорее к завтраку, — вздохнул Беркович, посмотрев на часы.