— Старший сержант! — воскликнул Арбель, опуская на стол тяжелый кейс. — Рад вас видеть, вы мне очень симпатичны. Но неужели вы, молодой человек, подозреваете бедную Наоми, поскольку она обычно приносила Абраму лекарство? — Не обязательно, — вздохнул Беркович. — Яд могли подсыпать и после того, как Наоми Гиндес вышла из комнаты отца. Мы ведь не знаем, заходил ли к нему кто-нибудь после этого. — Я заходил, — подал голос Алекс. — Пожелал отцу спокойной ночи и вышел. — Я тоже заходила, — тихо произнесла Ринат. — Не знаю, была ли я у свекра до мужа или после… Мы минут пять поговорили о внуках, и я ушла. Это было примерно в половине одиннадцатого. — Значит, до меня, — быстро сказал Алекс. — Я заходил к отцу в одиннадцать — как раз пробили часы на стене. — Да какая разница кто когда заходил, — с досадой сказал адвокат. — Все члены семьи были заинтересованы в том, чтобы Абрам прожил до ста двадцати! — Я как раз хотел спросить, — Беркович повернулся к адвокату. — У покойного было завещание? — Конечно! Завещание и две доверенности на имя Алекса и Наоми. В завещании сказано, что после смерти Абрама все его состояние должны быть потрачено на создание фондов для развития израильской культуры. С другой стороны, в обеих доверенностях Абрам передавал сыну и дочери право пользоваться до его смерти всеми его счетами при условии правильного ведения дел всех предприятий. — Но позвольте, — удивился Беркович, — получается, что и для Алекса, и для Наоми смерть отца — просто катастрофа! — Именно так, — сухо сказал Арбель. — Надеюсь, вы понимаете теперь, что подозревать в убийстве можно кого угодно, только не их? — Я буду вести допросы в вашем присутствии, господин Арбель, — сказал Беркович. — И прошу вас, не советуйте клиентам молчать — это ведь не в их интересах. — Разумеется, — кивнул адвокат. — В их интересах, как и в ваших, быстрее найти убийцу. Возможно, он влез в окно? — Прямо в комнату старика? — буркнул Беркович. — Налил Абраму яд, тот выпил, а пришелец удалился, как и пришел… — М-да, — крякнул Арбель. — Чепуха получается. Допросы продолжались до полудня, а потом Берковичу пришлось вернуться в управление, взяв с подозреваемых слово, что они не будут покидать виллу, пока не получат разрешения. У входа осталась дежурить патрульная машина с сержантом Соломоном. Адвокат последовал за Берковичем — он хотел обсудить проблему с инспектором Хутиэли. — Не заглянете ли ко мне на минутку? — спросил Беркович Арбеля, открыв дверь своего кабинета. Когда адвокат с шумом уселся на стул, заскрипевший под его тяжестью, старший сержант сказал: — Ни Алекс, ни Наоми, ни тем более Ринат не заинтересованы в смерти Абрама. Но кроме них на вилле никого не было. Вы давно знакомы с этим семейством. Я, конечно, понимаю, что задаю вопрос, на который вы, как адвокат, не очень-то захотите ответить, но все же… Каково финансовое положение детей Абрама Гиндеса? Насколько Алекс и Наоми зависели от отцовских денег? — Они пользовались счетами отца, и им было достаточно. Алекс и Наоми были заинтересованы в том, чтобы отец прожил как можно дольше, это же очевидно. Если бы все это произошло, скажем, две недели назад, тогда у вас были бы основания для сомнений, но не сейчас! — А что случилось две недели назад? — насторожился Беркович. — Абрам изменил завещание, — сообщил адвокат. — Предыдущее он написал одиннадцать лет назад, когда приобрел контрольный пакет акций «Дастин корпорейтед». Все переходило к Алексу, который должен был выплачивать сестре ежегодно полмиллиона шекелей из доходов концерна. — Вы хотите сказать, что завещание, по которому дети в случае смерти Абрама не получают ничего, было написано две недели назад? — Именно так. Вот я и говорю — если в прошлом месяце ваши подозрения против Алекса были бы вполне обоснованы, но сейчас это чепуха. — Любопытно, — пробормотал Беркович. Ему сейчас хотелось одного: чтобы адвокат поскорее ушел. Выпроводив Арбеля, Беркович спустился в лабораторию судебно-медицинской экспертизы. — Отчет для тебя пишу, — сообщил эксперт Хан, увидев старшего сержанта. — Тридимидин, яд из группы растительных, очень широкого применения. В гомеопатических дозах используется для лечения болезней желудочно-кишечного тракта. — Передозировка могла быть случайной? — с надеждой спросил Беркович. — Исключено. — Жаль, — вздохнул Беркович. — Понимаешь ли, не было у них ни малейшего мотива убивать старика! Наоборот — он был им нужен живым. Пусть больным и немощным — это даже лучше, — но живым!.. Послушай, — перебил Беркович сам себя, — а что если они хотели, чтобы старик не умер, а оказался, скажем, парализован… — Исключено, — повторил эксперт. — Вот если бы он был при смерти, и его нужно было его спасти, тогда да, имело смысл. — Не понял, — нахмурился Беркович. — Повтори. — Тридимидин в данной высокой концентрации может быть использован как яд или как противоядие. Но противоядием он может быть только в том случае, если жертву перед этим долго и упорно травили другим ядом того же растительного типа. У него слишком длинное название, ты все равно не запомнишь. — Но ты не проводил теста на этот яд с длинным названием, верно? — возбужденно спросил Беркович. — Нет, — пожал плечами Хан. — Невозможно проводить все мыслимые и немыслимые тесты. Я исследовал содержимое рюмки и обнаружил яд, от которого Абрам Гиндес мог умереть. То же вещество я нашел в крови умершего. Вот если бы он остался жив и меня спросили бы, как это ему удалось несмотря на то, что его долго и медленно травили, тогда да, я бы понял, что должен искать… — Пожалуйста, Рон! — воскликнул Беркович. — Сделай эти тесты! Очень важно. Результата он дожидался в кабинете эксперта, нервно прохаживаясь из угла в угол. Прошло около трех часов, прежде чем Хан вернулся из лаборатории. — Похоже, что ты прав, — задумчиво сказал он. — В организме есть следы обоих ядов. Тридимидин, что был в рюмке, естественно, в гораздо большей концентрации. Похоже, что Абрам принимал яд регулярно и спасти его могла лишь ударная доза тридимидина, которую ему и дали вчера вечером. Но… нет, передозировки в этом случае не было, скорее наоборот — дали слишком мало. Черт меня возьми, — воскликнул Хан, — если я вижу в этом смысл! Старика отравить хотели или спасти? — Вот именно, что спасти, — хмуро сказал Беркович. — А перед этим хотели отравить. Он задал эксперту еще несколько вопросов и получил исчерпывающие ответы. Оставив Хана в состоянии некоторого недоумения, Беркович поднялся к себе. К счастью, инспектор Хутиэли еще не ушел домой, хотя день уже клонился к вечеру, и Беркович сообщил о результатах экспертизы. — Не знаю, кто приложил к этому руку, — сказал старший сержант. — Скорее все-таки Наоми, ведь она жила в доме с отцом и каждый вечер давала ему лекарство, в котором, видимо, и был яд. Не такой сильный, чтобы вызвать немедленную смерть, но достаточный, чтобы привести к летальному исходу в течение нескольких недель. Симптомы, по словам Рона, не могли вызвать подозрение у лечащего врача — в возрасте Абрама все выглядело бы естественно. Причина, по которой старика хотели отравить, понятна — все деньги оставались детям. Но он неожиданно изменил завещание, и все могло пойти прахом! Абрама нужно было спасти, и Наоми с Алексом — сами или после консультаций — нашли препарат, который мог нейтрализовать действие яда. Но и сам этот препарат — тридимидин — тоже смертельно опасен, если используется сам по себе… — Они ведь не специалисты-фармакологи, — закончил рассказ Беркович. — Хотели спасти старика, но только приблизили конец. — М-да, — протянул Хутиэли. — Когда будет готово полное экспертное заключение? — Рон обещал управиться к ночи. Ему предстоит двойная работа — следы первого яда оказались практически нейтрализованы тридимидином… — Надеюсь, ты не собираешься ждать в управлении, пока будет результат? — спросил инспектор. — Тебя Наташа уже несколько раз спрашивала. — Поеду домой, — решил Беркович. — До утра Гиндесы не сбегут. — Не сбегут, — сказал Хутиэли. — Сержант Соломон отвечает за них головой. Смерть на ринге Моше Левингер положил Леонида Зусмана в третьем раунде. Положил основательно: рефери досчитал до десяти, сказал «аут!», а Зусман не сделал даже попытки подняться. На ринг выбежал Ленин тренер Серж Безыменский, зрители уже приветствовали победителя, а Левингер смотрел на поверженного противника и думал вовсе не о том, что стал наконец чемпионом Гуш-Дана в полутяжелом весе. Что-то было в Лениной позе… «Господи! — подумал Левингер. — Неужели я ему что-то сломал?» Безыменский опустился перед боксером на колено, перевернул Зусмана на спину и только после этого увидел расплывшееся на помосте алое пятно. Кровь толчками вытекала из раны в левой стороне груди. Свист и выкрики болельщиков мгновенно смолкли. Зусмана перенесли с ринга в раздевалку, и несколько минут ушло у спортивного врача на то, чтобы попытаться остановить кровь. Когда в раздевалку вбежал сержант Соломон, Зусман уже был мертв. Возможно, его удалось бы спасти, не будь все — тренеры, рефери и спортивные медики — в состоянии шока. — Отойдите все, — приказал судмедэксперт Рон Хан, приехавший с вызванной полицейской бригадой. Внимательно осмотрев тело, он сказал: — Огнестрельное ранение в область левой части грудины. Скорее всего, пуля вошла в сердце. Он поднял взгляд на присутствовавших и задал естественный вопрос: — Кто стрелял, черт побери? Старшего сержанта Берковича вызвали с совещания у майора Златкина. Начальство проводило разбор завершенного дела по обвинению Наоми Гиндес в убийстве ее отца Абрама. Когда Беркович появился в спортзале «Битон», зрители толпились перед входом. В раздевалке царило мрачное молчание. Беркович склонился над убитым и выслушал доклад эксперта. — Оружие примерно калибра девять миллиметров, — сказал Хан. — Смерть последовала минут через пять после выстрела. Если бы не паника… Нужно было оставить его на ринге и вызвать скорую. Возможно, что-нибудь удалось бы сделать, хотя и маловероятно… И еще. Стреляли из верхних рядов. Пуля вошла под довольно крутым углом. Скорее всего, убийца стоял позади последнего ряда и, выстрелив, убежал через одну из дверей, которые ведут к билетным кассам. — Кассиров опросили? — повернулся Беркович к подошедшему сержанту Соломону. — Сейчас опрашивают, — сказал Соломон. — Пока никаких результатов. — Кто-нибудь слышал выстрел? — Никто не признается. Но тут был такой шум… — Звук выстрела легко отличить от криков толпы. — Конечно, — согласился Соломон, — но тут еще взрывали хлопушки, и петардами, похоже, кто-то баловался… — В помещении? — удивился Беркович. Соломон не ответил. Старший сержант выслушал сбивчивый рассказ Левингера. Картина складывалась достаточно очевидная, но для розыскных работ практически безнадежная. В третьем раунде оба боксера устали и вели ближний бой, кружась друг вокруг друга. Зусман провел серию ударов, от которой Левингер с трудом защитился, а в сдедующий момент уже Левингер нанес Зусману удар левой и отскочил в сторону, чтобы нейтрализовать ответную атаку. Но Зусман упал, как подкошенный — головой вперед. — Значит, в момент выстрела Зусман был открыт? — спросил Беркович. — Я хочу сказать, что убийца мог выстрелить, не опасаясь, что ненароком заденет вас или судью? — Он мог попасть в кого-то из зрителей! — воскликнул Левингер, только сейчас, похоже, осознавший, что могло произойти, если бы убийца промахнулся.