— Хотелось бы… — так же мрачно отозвался Жак, но плакать все же не стал. — Знаете, как оно — чувствовать себя по уши в дерьме? — Если ты имеешь в виду в буквальном смысле, то нет, — серьезно пояснил король. — А если в переносном… Меня тоже предавали. И это, несомненно, обидно до глубины души. Но в данном случае следует не плакать, а действовать. Я полагал, у тебя есть какие-то сведения, которых не знаю я и которые могли бы хоть что-то изменить в столь печальном раскладе, но, вместо того чтобы обсудить создавшееся положение, ты просишь выпить. Следовательно, тебе нечего сказать по делу? — Не знаю… может быть… подумать надо… а вам срочно? — Зависит от того, как скоро ко мне опять явится посланник с очередным требованием. Кстати, что тебе сказали господа из агентства в ответ на твою слезную просьбу о помощи? — Обещали подумать. А Морриган что сказала? — Тебе действительно хочется это слышать? — Дайте я угадаю. От души пожелала мне скорей сдохнуть? — Не совсем, но близко к этому. А господа, значит, все обещают… Не знаю, Жак, можешь ли ты рассчитывать на их помощь, если то, что я о них думаю, правда. Но все же попробуй настаивать, вдруг я все-таки ошибаюсь или чего-то не учитываю. Если эти господа тебе действительно помогут, я пересмотрю свое мнение о них. Возможно, сегодняшняя провокация была самодеятельностью лорда Сильверстоуна, и именно поэтому он так перепугался при виде начальника. А возможно, в самом агентстве существуют внутренние разногласия, хотя это и вызывает сомнения. Хотелось бы знать, является ли такое ко мне отношение официальной линией вашей конторы, или же это происки некой группы лиц, имеющей свои интересы. И в особенности меня интересует личное отношение ко всему этому конкретного человека, с которым ты общаешься. — Человек, с которым я общаюсь, — решительно начал Жак, — относится к вам хорошо. И никаких пакостей против вас не замышляет. Иначе он бы не допустил, чтобы Кантор при вас околачивался. Ведь что не так — и Кантор заложник, а его этот дяденька ни в коем случае не хотел бы подвергать опасности. Да и начальник этого человека тем более не позволил бы… — Потому что служба службой, а сын у него один, сколько бы детей ему ни приписывали досужие сплетники, верно я понимаю? — задумчиво продолжил король. — Жак, ты лично видел мэтра Максимильяно, бывшего полевого агента, а ныне начальника, не знаю, как называется его должность… видел? — Ну видел, — сдался Жак. — И мне показалось, он тоже ничего против вас лично не имеет, хотя и признаёт, что ваше любопытство может выйти боком двум мирам сразу. Так это и мое мнение тоже, я сам вам говорил… — Я помню, — согласился король. — Но позволь напомнить, что ты частное лицо и можешь себе позволить поступать сообразно своему личному мнению. А твои приятели — люди несвободные. Они на службе. И особенность их работы такова, что независимо от личных убеждений, мнений и привязанностей поступать они обязаны так, как им прикажут. — А как же история с Кантором и его рукой? — напомнил Жак. — Это же прямое нарушение, как мне кажется. — Что ж, если почтенный мэтр провернул все это без ведома начальства и до сих пор успешно скрывает, то он безусловно хороший вор. Но из этого следует, во-первых, что в агентстве «Дельта» не чтят свои же собственные правила и, во-вторых, что мэтр Максимильяно очень уязвим для шантажа. Если кто-то узнал о его служебном проступке, то можешь себе представить возможные последствия? — Нет, об этом еще не знают! — с уверенностью заявил Жак. — Помните, я вам рассказывал, что кто-то залез в его личные файлы? Если бы у них уже был компромат, его бы не искали. — Он что, не совсем здоров — держать такие сведения в доступных местах? Да и вообще, зачем он их хранит? Для кого? Сам ведь и так все знает! — Да нет, ТЕХ сведений там не было, понятно, что он не стал бы их вообще хранить. Но там было обо мне. И это кто-то прочел. Он еще подумал, что это я, и хотел на меня наехать. — Знаешь, у меня создается впечатление, что в агентстве «Дельта» полный бардак и каждый делает что хочет. Я не удивлюсь, если окажется, что эта контора уже давно не выполняет своего предназначения «стражей заповедника», а занимается совершенно противоположным. Если не вся, то некоторая ее часть точно. Поэтому я повторяю, будь осторожнее с этими людьми. И доверять им можешь только в том случае, если они действительно тебе помогут, что будет доказательством их непричастности к афере с детонатором. Но даже в этом случае ты можешь доверять только тем, кто конкретно будет участвовать в твоем спасении, а не всей организации в целом. И постоянно должен будешь помнить о том, что если один агент помог тебе решить проблему, то другой такой же агент ее создал. И создаст еще не одну, если будет продолжать в том же духе. Кстати, ты с Толиком не советовался? — Толик, добрая душа, сделал ручками вот так, — Жак изобразил как, — и заверил меня, что нет проблем. Сейчас он мигом призовет и запустит мне в нос десятка три трудолюбивых рыжих муравьев с полпальца каждый, и они дружным строем прошествуют к месту назначения, выгрызут капсулу и вытащат ее наружу. Вас бы вдохновила такая процедура? — Жак, ты болван! — рассердился король. — Идиотский вопрос! Если бы речь шла о жизни и смерти, я бы пренебрег вдохновением и как-нибудь стерпел процесс выгрызания! А ты струсил и отказался! Неужели умереть менее страшно, чем немножко потерпеть? Подумаешь, муравьи! Ведь они же призванные и не съели бы тебя! — Если ничего лучше не придумается, я попробую, — вздохнул Жак. — Честное слово, наберусь смелости и попробую… — Так я и поверил, что ты когда-либо наберешься того, чего у тебя нет! Вот что, Жак, я категорически требую, чтобы ты представил мне господина Толика. Во-первых, я должен выяснить, что он здесь делает и на чьей стороне играет, а во-вторых, хочу оказать ему посильную помощь в его замыслах с муравьями. И еще — настоятельно рекомендую тебе это сделать до следующего требования вымогателей, потому что иначе, как только это требование поступит, слово короля, я собственноручно тебя скручу и оттащу к доктору Кинг. С помощью мага она успешно найдет твою капсулу и вырежет ее за пять минут. Возможно, ты после этого останешься инвалидом, но жить будешь. — Я скажу Толику, если увижу, — пообещал несчастный шут. — Но не обещаю, что он согласится. — Почему он вообще меня избегает с таким упорством? Он чего-то боится или ему просто физиономия моя не нравится? — Его отпугивает ваше чрезмерное любопытство, о котором он наслышан. — А если я пообещаю не утомлять его своим любопытством? — Разве что поклянетесь. Но я в любом случае спрошу. Кстати, ваше величество, если вам эта аппаратура не нужна, можно я ее заберу? — Пока нужна. Я хотел показать мэтру и еще кое-кому, так что не сейчас. Кстати, напомни мне, будь добр, как это включается. — Вот здесь, видите этот рычажок? Легонько передвигаете вправо. Только легонько, не сломайте. — Спасибо, я понял. Кажется, в отличие от моего кузена, я до сих пор не демонстрировал склонности нечаянно ломать хрупкие предметы. И еще, Жак, я хотел поговорить с тобой вот о чем. Ты помнишь нашу беседу о перемещениях? — Когда? — Давно, еще в первые месяцы нашего знакомства. Помнишь, меня занимал вопрос: если при перемещении происходит обмен, почему в вашем мире ничего не известно об этом явлении? Ведь по теории в тот же момент, когда у нас появляется переселенец, на его месте должен появиться маг, с которым произошел обмен. Если в Средние века, как ты утверждаешь, с магом бы очень быстро расправилась инквизиция, то в более развитую эпоху все должно быть как-нибудь иначе. К примеру, что случилось с магистром Буллисом, появившимся из ниоткуда рядом с бездыханным телом господина Хаббарда в конце двадцатого века? — Это вам лучше было бы у Ольги спросить… — Жак задумчиво взъерошил свою и без того лохматую шевелюру. — Ей легче предположить. — Я спрашивал. Учитывая тот факт, что господин Хаббард погиб в автокатастрофе, Ольга с уверенностью утверждает, цитирую: «Если ваш магистр не вписался под ближайший автомобиль, то, как только он объяснил, кто он такой, его тут же упекли в психушку». — Вполне вероятно. Хотя могут быть варианты. Например, перепуганный маг мог начать отбиваться от злобных автомобилей, пасть жертвой отряда полиции и попасть в историю как очередной маньяк или террорист. А еще он мог попытаться телепортироваться и потеряться между мирами, как наш дорогой друг Орландо. — А как с этим обстоит дело в ваше время? — В наше… Не знаю. Могу предположить, что в наше время тоже первым делом будет психушка. А еще могу предположить, что агентство «Дельта» проверяет такие случаи и настоящих переселенцев из психушек забирает, но это, сами понимаете, только предположение. А чего вы вдруг вспомнили? Кажется, я в этом мире единственный переселенец, не сдвинутый во времени. — Да, видишь ли, есть у меня кое-какие мысли… Я объясню тебе потом, это долгий разговор. Мне хотелось бы знать, что стало с тем конкретным магом, замученным в Кастель Милагро, который поменялся с тобой местами. По идее, в момент твоей смерти в комнате находились посторонние лица, наблюдавшие за тобой. Ты ведь выполнял для них некую работу, если я верно помню. Они следили, честно ли ты ее выполняешь, и ожидали результатов. — М-да… — невесело вздохнул Жак. — Интересный результат они получили… Я даю дуба, а рядом со мной появляется из воздуха чужой мужик… — Я хочу знать, что было дальше. Поинтересуйся, если можно, что известно об обстоятельствах твоей смерти, что нашла полиция при осмотре места происшествия — и вообще все, что сможешь узнать. — Да зачем это вам? Решили заняться проблемой перемещений? — Нет, я хочу знать, что стало с конкретным человеком. — Зачем? Вы что, узнали, кто это был, и обнаружили, что это ваш знакомый? — Опять нет. У меня возникли некоторые подозрения. — Поделитесь? — Пожалуйста. Представь себе описанную выше ситуацию и попробуй спрогнозировать варианты развития событий. — Что-то мне сегодня плохо думается, расскажите сами. Вы ведь уже спрогнозировали, как я понял. — Охотно. — Король поудобнее устроился в кресле и приступил к объяснениям. — Итак, первый вариант — переселенец был в очень тяжелом состоянии и почти сразу скончался. Второй вариант — он вполне сносно себя чувствовал и смог поговорить с людьми, находившимися в комнате. В результате они либо договорились о чем-либо, либо нет. В первом случае он ушел с ними, во втором в комнате должны были остаться следы конфликта. Собственно, я прошу тебя навести справки именно затем, чтобы проверить, не ушел ли он и в самом деле с ними и не стал ли с ними сотрудничать. — А зачем? — Подумай сам. — Вы имеете в виду, что он рассказал им о вашем мире, стал оказывать магические услуги и все такое? — Вот именно, Жак. Если бы его, как ты предположил, нашла полиция или же если бы он умер, все было бы ничего. Но если его забрали с собой те господа, которых потом так и не нашли… — То что? — Жак, если ты помнишь, это были преступники. — Е!.. — ахнул Жак. — Я все понял, можете дальше не объяснять. Я выясню все, что возможно. — Рад, что тебе не нужно разжевывать подробно. Если все понятно, действуй. — Хорошо, обязательно, — кивнул Жак. — Вам еще что-то нужно или мне уже можно идти? — На ужин не останешься? — Да нет, мне надо Терезу встретить. Да и вы, наверное, уже привыкли ужинать с королевой. Наедине, при свечах, все такое… Король ничего не ответил, но по его улыбке можно было догадаться, что упомянутые ужины с королевой для него действительно являются чем-то большим, нежели просто прием пищи. Глава 3 Я только попугаю всех до смерти, никто этого даже не заметит. А. Линдгрен Что-то странное творилось последние пару недель и в бизнесе, и в политике. Господин Пуриш чувствовал это тем самым нюхом, который непременно прилагается к Тени и зовется не иначе как воровским. Источником всех странностей почтенный воротила шоу-бизнеса справедливо считал господина Дорса. Ну подумайте сами, господа, разве это не странно: сначала разворачивается откровенная травля столь крупной фигуры, а через некоторое время, словно поколдовал кто, нападки в одночасье прекращаются. Все дружным хором приносят извинения и каются, как же они могли так нехорошо говорить о таком замечательном господине… Потом люди начинают потихоньку уточнять, чем он так замечателен, постепенно переходя от извинений к откровенным славословиям. Ничего вам не напоминает, господа? Нет? А вот господину Пуришу, который собаку съел на раскрутке бардов, очень и очень напоминает. Именно раскрутка и происходит. Господину Дорсу усиленно создают популярность, причем не случайно, а по его прямому указанию. Кто-то другой, может, и усомнился бы, но никак не господин Пуриш, и причина тут была уже вовсе не в нюхе. Старина Багги лично приходил к нему договариваться о сотрудничестве именно в этой области. Зачем-то понадобилось старому лису, чтобы еще и барды его прославили. То ли мания величия приключилась, то ли задумал в президенты продвинуться, угадайте с трех раз, что вероятнее. Взамен предлагались хорошие деньги, и помимо денег делались намеки на эксклюзивное право распространения неких совершенно уникальных записей чуть ли не из другого мира. От лестного предложения господин Пуриш отказался. Деньги, конечно, дело хорошее, но, когда речь идет о Багги Дорсе, лучше излишняя осторожность, чем убытки. Уникальные записи, конечно, тоже весьма соблазнительно, но где хоть какая-то гарантия, что Дорс не надует, как надул тех мистралийцев? Как бы там ни распинались купленные борзописцы, представляя пострадавшего от бандитских налетов честного предпринимателя, какой же дурень поверит? Багги честный — обхохочешься! А мистралийцам у себя дома, наверное, делать нечего, так их какие-то демоны в Голдиану понесли. Просто так, без всякой причины, над честным предпринимателем поиздеваться. Нет уж, извините, с Багги какие-то дела иметь — трижды подумать надо. К тому же заставить хорошего барда сочинять хвалебные песни такому негодяю, как Багги, крайне сложно. Практически невозможно. Вспомнить хотя бы несчастного маэстро Эль Драко, который голову сложил, но талант свой не продал. А плохих бардов господин Пуриш в хозяйстве не держал. Впрочем, отказываться наотрез он тоже не стал. Мало ли чем все кончится, вдруг дела обернутся так, что придется срочно пересматривать решение. Сам-то он не бард, жизнью жертвовать за убеждения не собирается, припрет — будем прославлять и воспевать что скажут. Наберем бардов похуже и займемся. Противно будет, неинтересно, но куда денешься…