Глава 8 Двадцать два года назад. Мама познакомилась с моим отцом вскоре после окончания школы, когда поехала навестить подругу, учившуюся в университете Миннесоты. Отцу тогда было двадцать шесть, и он работал в административном управлении университета. Переехать к нему в Миннесоту мама решила, несмотря на предостережения моих бабушки и дедушки. Это и в самом деле был серьезный шаг, а она знала отца не слишком хорошо, но мама любила его и хотела быть с ним рядом. Четыре месяца спустя мои родители поженились, а еще через четырнадцать месяцев на свет появилась я. В первое время мои родители были абсолютно счастливы. Они вместе мечтали и строили планы на будущее, которые, помимо всего прочего, включали честолюбивое намерение моего отца как можно скорее стать проректором по административной работе. В те годы папа действительно много работал, а мама сидела дома и заботилась обо мне. Потом отца уволили. Именно тогда я впервые в жизни услышала словосочетания «сокращение штатов» и «экономия бюджетных средств». С этого момента все пошло кувырком. Почему-то мой отец больше не мог задержаться надолго ни на одной работе. Либо его увольняли, либо он увольнялся сам, выдумав для этого какую-то «вескую» причину. То ему не нравились новые коллеги, то был не по душе характер работы, которую ему приходилось выполнять, хотя настоящая причина, вероятно, заключалась в том, что отец так и не сумел найти место, которое так же полно отвечало бы его честолюбивым устремлениям, как в университете. Хроническая безработица вполне ожидаемо привела к депрессии. Отец все чаще и чаще стал прикладываться к бутылке. Напившись, он частенько обвинял во всех своих бедах маму, поскольку она в свое время предвидела и его увольнение, и усиливающиеся проблемы с алкоголем. Иногда я даже жалела, что мама рассказала отцу о своем пророчестве, но впоследствии мне стало ясно, что на самом деле отец вел себя именно так, как и большинство людей, которые не хотят или боятся отвечать за свои поступки и решения. Увы, в конце концов отцу все же удалось убедить маму в том, что она действительно виновата. Если бы она не предвидела кризис или не рассказала о нем отцу, он, возможно, и не превратился бы в пьяницу, который не способен удержаться на работе. Нет, я вовсе не исключаю, что именно мамино пророчество подтолкнуло его к пропасти, в которую он скатился, однако дело было в том, что сам отец не видел никакого другого варианта развития событий, кроме того, который предсказала ему мама. Иными словами, он просто не стал бороться, а мамины способности использовал как предлог для оправдания своего бездействия. Из-за этого мама даже перестала пользоваться своими способностями. А если быть точнее, то она очень старалась ими не пользоваться. Когда отец в очередной раз оказывался без работы, деньги на жизнь зарабатывала мама. Ей, однако, очень не хотелось оставлять меня наедине с отцом надолго, поэтому на работу она могла ходить, только пока я находилась в школе. Работая всего по несколько часов в день, мама, конечно, зарабатывала очень мало: денег не хватало на самые необходимые вещи, да и папино пристрастие к выпивке обходилось нам недешево. Когда в один прекрасный день мы не смогли заплатить за квартиру, которую снимали, и хозяин пригрозил вышвырнуть нас на улицу, мама предложила переехать жить к ее матери. Ее отец и мой дедушка скончался незадолго до этого, и бабушка Мэри осталась совершенно одна. «Это только временно», – говорила мама. Она уверяла, что в Калифорнии, где жила бабушка, у папы будет больше возможностей устроиться на работу в одну из школ или колледжей, и тогда мы снова заживем как прежде. Звучало все это довольно заманчиво, да и других вариантов все равно не предвиделось. Упаковав свои немногочисленные пожитки, мы двинулись на Запад. Как-то по пути из Миннесоты в Калифорнию – а это, если кто не знает, довольно далеко – мы остановились позавтракать в придорожном кафе в Айдахо. До сих пор помню рекламный плакат с изображением очень аппетитного, хорошо взбитого омлета из одних белков и обжаренных до золотистой корочки ломтиков ветчины. На витрине кафе было написано крупными буквами: «Омлет особый с беконом. Цена: $2.99». Шоссе, по которому мы двигались, тянулось в обоих направлениях до самого горизонта, так что мне иногда казалось – где-то там впереди находится край земли. Поля вдоль шоссе были сплошь засажены высоченной кукурузой. Под порывами ветра ее стебли сгибались, так что можно было подумать, будто кукуруза поклоняется солнцу. Парковка оказалась забита, и даже вдоль обочины напротив стояли четыре полицейские машины. Папа пристроился сразу за ними. Запирая дверцы нашей старенькой «Хонды», он скользнул по ним взглядом, потом одернул брюки, помятые от долгого сидения за рулем, и заново заправил под ремень рубашку. – Кафе, похоже, переполнено, – заметил он. – Так что давайте завтракайте быстрее. Нам нужно добраться до Калифорнии еще до полуночи. Я выбралась из салона, прижимая к груди своего любимого плюшевого медведя. Мама взяла меня за свободную руку, и мы вошли вслед за папой в кафе. Он был прав: в зале яблоку негде было упасть, но собравшиеся там люди не ели – лишь некоторые торопливо пили кофе или колу. Они были чем-то обеспокоены, и над толпой витал тревожный гул множества голосов. Я почти сразу поняла, что случилось что-то нехорошее, и посмотрела на маму, но она лишь молча покачала головой и, прижав к губам палец, кивнула в сторону папы. Никаких разговоров без слов, никакого чтения мыслей – вот что означала эта небольшая пантомима. Именно на этих условиях отец согласился на переезд к бабушке. Мне, однако, оказалось достаточно просто прислушаться, чтобы понять, в чем дело. Я, правда, улавливала лишь отдельные обрывки фраз, однако за то время, пока официантка вела нас к свободному столику, мне удалось составить довольно полную картину происшедшего. – …Он отсутствует уже больше сорока восьми часов… – Господи, ему же всего девять! Он, наверно, ужасно напуган!.. – Бедняга Майк, он так тяжело это переживает. Ему кажется – это он во всем виноват! Кто это – Майк? Наверное, отец пропавшего мальчика, решила я, когда мы заняли места в полукабинете. Он был рассчитан на шестерых, поэтому я посадила своего медведя на отдельное место, как будто он тоже человек и будет завтракать вместе с нами. За соседним столом сидели несколько полицейских, которые, наклонившись друг к другу, о чем-то вполголоса переговаривались. На столе перед ними была расстелена карта, в которую они то и дело тыкали карандашами и пальцами. Наш заказ был совсем простым: «Омлет особый» для папы, французские тосты с повидлом для меня и овсянка маме. Мой медведь заказал горшочек липового меда, правда, только в моем воображении. Пока мы ожидали заказ, папа просматривал раздел вакансий в калифорнийской газете, которую бабушка Мэри прислала ему по электронной почте. Наконец принесли еду. Я быстро расправилась с тостами и даже облизала пальцы, на которых осталось немного повидла. Мама к своей овсянке даже не притронулась – должно быть, потому, что она выглядела как оконная замазка и к тому же пахла масляной краской, но, возможно, маме было не до еды. Прихлебывая жидкий чай, она смотрела поверх моей головы в соседний полукабинет, где продолжали совещаться офицеры полиции. Я обернулась. Оказывается, пока я ела, к полицейским подошел какой-то мужчина в обычной одежде. Садиться он не стал – просто стоял рядом. Глаза у него налились кровью и покраснели, словно он долго тер их кулаками или плакал. Я, впрочем, не сомневалась, что последнее вернее и что передо мной – отец пропавшего мальчика. Чтобы понять это, мне даже не нужно было читать его мысли: все это было написано у него на лице. Я посмотрела на маму. Мне хотелось рассказать ей о своей догадке, но я сдержалась. Мама крепко сжимала в кулаке чайную ложечку, ее лицо стало неестественно белым, а взгляд – напряженным, устремленным в пустоту. Папа тоже посмотрел на маму и выругался. Ему был хорошо знаком этот взгляд – он упоминал его каждый раз, когда ругал маму за ясновидение. – Шейла, твою мать!.. Прекрати сейчас же! Мама резко встала, задев бедром столик. Стаканы на нем закачались, я едва успела поймать свой недопитый апельсиновый сок. – Извини, Брэд, – сказала мама отцу. – Я должна кое-что сделать. Папа смял в кулаке газету и взглянул на маму чуть ли не с ненавистью, но она уже шла к столику, за которым совещались полицейские. Мужчина с заплаканными глазами – отец мальчика – отступил в сторону, чтобы дать ей место, и мама, повернувшись к нему, что-то сказала. – Я знаю, где ваш сын, – услышала я. Лихорадочное возбуждение, которое я почувствовала, едва мы вошли в кафе, сразу усилилось и стало почти непереносимым. Полицейские заговорили громче; один из них недоверчиво рассмеялся, другой пробормотал что-то вроде «гребаные парапсихи уже задолбали», и только отец мальчика вцепился пальцами в мамино плечо. – Где? Где он?! – В какой-то бетонной яме. Он напуган и голоден. Налитые кровью глаза мужчины с надеждой ощупывали мамино лицо. – Не слушай ее, Майк! – подал голос самый толстый полицейский (у него к тому же была довольно большая борода). – Она ничего не знает – просто хочет выманить у тебя деньги, как все ярмарочные предсказательницы. Посмотри лучше сюда – у Стэна появилась новая идея!.. – И полицейский показал на одного из своих коллег. Майк посмотрел на полицейского, потом снова повернулся к маме. – Вы можете показать нам, где его искать? Мама кивнула. Я думала, она будет показывать по карте, но вместо этого она повернулась к окну. – Там. Я покажу. Дайте мне только поговорить с мужем. Мы поедем впереди на нашей машине, а вы можете следовать за нами. С этими словами мама вернулась к нашему столику, но садиться не стала. – Мы должны поехать. Нельзя терять время. Отец не ответил. Крепко сжав губы, он не торопясь разглаживал на столе измятую газету. – Пропал маленький мальчик, чуть старше нашей Молли. Он потерялся, и… Я знаю, где он. – Тогда просто скажи им, и дело с концом. – Папа сунул газету под мышку. Мама несколько раз сжала и разжала пальцы. – Они мне не верят. – Один полицейский даже назвал нашу маму «гребаным парапсихом»! – добавила я. – А чего вы ожидали? – огрызнулся отец. – Твоей матери никто не верит, но она снова и снова лезет ко всем со своим ясновидением! Уж не знаю, почему она не в состоянии предвидеть, что ей не поверят, – проворчал отец. – Ведь, как ни крути, эти ваши суперспособности – просто уродство, они никому не нравятся. К тому же именно из-за них нормальные люди не могут найти себе работу! – И он бросил на маму злобный, обвиняющий взгляд. Мама вытерла вспотевшие ладони о юбку. – Я чувствую, где находится мальчик, но мне всегда было трудно описать, что я вижу. Показать гораздо проще, – добавила она. – Я должна это сделать, Брэд! Мы должны! Мальчика нужно спасти, иначе он может погибнуть. Отец упрямо наклонил голову и даже скрипнул зубами, но мама не сдавалась. – Если мы не поможем и мальчик погибнет, его смерть будет на нашей совести. – Нет, Шейла! – Папа встал из-за стола. – Его смерть будет на совести тех, кто допустил, чтобы мальчик потерялся. – Поправив ремень, он посмотрел на Майка, который ждал нас у выхода из кафе. На его лице отчаяние сменялось робкой надеждой. Отец погрозил маме кулаком. – Черт с тобой, Шейла. Но имей в виду – это в последний раз. Мое терпение тоже не безгранично… – Теперь он грозил кулаком уже нам обеим. – Ведь мы, кажется, договорились: я перееду к твоей матери только при условии, что вы с Молли навсегда откажетесь от любых фокусов с ясновидением и чтением мыслей. Для нормального мужчины просто позор жить с тещей, потому что он не в состоянии содержать семью, но я согласился. Я тебе поверил, а ты… Так-то ты держишь слово? Ладно, поехали, но имей в виду – еще один такой сюрприз, и мы все немедленно возвращаемся в Миннесоту! После того как папа расплатился за завтрак, мы сели в «Хонду» и поехали сначала по шоссе, потом – по грунтовой дороге, которая уходила куда-то в кукурузные поля. Отец правил, мама сидела рядом и показывала, куда ехать. Следом пылил внедорожник Майка, замыкали колонну полицейские машины. Какое-то время спустя мы доехали до перекрестка. Здесь мама велела свернуть направо и почти сразу попросила остановиться. – Подождите здесь, – сказала она, выбираясь из машины. Из окна мне было хорошо видно, как мама поднимается на какую-то невысокую насыпь. Ветер раздувал ее белую юбку и играл длинными светлыми волосами. Еще несколько шагов, и мама исчезла за насыпью. Следом за ней туда же спустился и Майк. – Не нравится мне это!.. – проворчал отец. Выйдя из машины, он остановился у капота. Полицейские тоже стояли возле своих машин и нервничали. Один из них то и дело порывался закурить, но ветер гасил огонек, и он, чертыхаясь, снова и снова чиркал спичкой о коробок. Прошло, наверное, всего несколько минут, но нам они показались вечностью. Наконец над насыпью появилась мамина голова. Вот мама оглянулась через плечо, и я увидела позади нее Майка, который нес на руках своего сына. Он был с ног до головы в грязи, в волосах запутались травинки, на покрытых пылью щеках отчетливо виднелись дорожки слез. Помахав маме на прощание, мальчик обнял отца за шею, и тот понес его к своей машине. Майк и его сын давно уехали в сопровождении одной полицейской машины, а мама все разговаривала с оставшимися патрульными. Как она потом мне сказала, полицейские хотели, чтобы она сделала заявление и подписала протокол. В ту минуту я гордилась своей мамой. Ведь она спасла пропавшего мальчика! Наконец мама вернулась. Я хотела выбраться наружу, чтобы обнять ее, но папа велел мне оставаться в машине. – Мне нужно серьезно поговорить с твоей мамой, Молли! – С этими словами он крепко взял маму за плечо и потащил в обход машины. Встав так, чтобы полицейские не могли их видеть, папа положил ладонь маме на то место, где плечо переходило в шею, и что-то сказал. Я не слышала ни слова, даже несмотря на то, что незаметно приоткрыла окошко – так тихо он говорил, но хорошо видела, что папа очень разозлился. Его лицо стало красным, как помидор, а в уголках губ показались белые капельки слюны. Когда он закончил, мама коротко кивнула, и папа жестом велел ей сесть в машину. Сам он сделал то же самое, громко хлопнув дверцей, тогда как мама закрыла дверь со своей стороны очень аккуратно – только чуть слышно клацнул замок. Несколько секунд оба сидели неподвижно, потом папа глубоко вздохнул и повернулся к маме. – Я люблю тебя, Шейла! Очень сильно люблю! – Я тоже… тоже тебя люблю, – тихо прошептала мама, но я видела, что она вся напряжена. Папа наклонился к ней, но мама на него даже не смотрела, поэтому он сказал: – Поцелуй меня. Мама пошевелилась, медленно разворачиваясь к нему. Папа положил ей ладонь на затылок, нетерпеливым жестом привлек к себе и поцеловал быстро и крепко. Потом он отпустил маму и завел мотор. – Надеюсь, мы поняли друг друга, – сказал он.