Генри прикусил щеку и сделал глоток вина. – Я не знал, что она придет. Эмма топнула ногой. – Я же тебе говорила! Ты никогда не слушаешь! – Я подумал, что, наверное, нам с тобой лучше поесть наедине, а Дэннер придет на десерт. Эмма оттолкнула тарелку, не прикоснувшись к еде, сложила руки на груди и с безмолвным негодованием посмотрела на отца. Ему был знаком смысл этого взгляда: «Если ты не признаешь Дэннер, то я не признаю тебя». Не желая портить вечер, Генри встал, достал еще одну тарелку и столовые приборы и поставил все это рядом с дочерью, где должна была сидеть ее гостья. – Вино, папа. Дэннер пьет вино. – Ну, разумеется. Она настоящий гурман. Генри открыл шкаф, достал бокал и поставил на стол, радуясь хотя бы тому, что не нужно наполнять его. Сначала ему приходилось это делать. Тарелки с нетронутой едой отправлялись в мусор. В конце концов Тесс смогла убедить Эмму, что невидимой девочке нужна невидимая еда. – Если она будет есть наши продукты, то они останутся на виду, – объяснила Тесс. – Разве не странно ходить невидимой, но с желудком, набитым фасолью и жеваной курицей? Эмма клюнула на эту уловку. Генри поцеловал Тесс в кончик носа и наклонился к ней. – Блестяще, – прошептал он ей на ухо. – Дэннер говорит, что ей не нравится это слово. – Какое слово, милая? – Гурман. Она говорит, что это звучит напыщенно. Эмма поставила свою тарелку перед собой и приступила к приему пищи. – Я не хотел ее обижать, – сдержанно сказал Генри. Он пытался быть терпеливым, не огрызаться на девочку и не говорить, что он уже сыт по горло этим дерьмом. «Когда я успел стать таким придурком?» – спросил он себя. Генри вспомнил, как всего лишь несколько часов назад миновал поворот к хижине, расставшись с возможностью уничтожить любые улики, несмотря на свое обещание Тесс. Придурок и трус в придачу. – Все в порядке. – Эмма подцепила кусочек ананаса, положила его в рот и начала жевать, временами поворачиваясь налево и смеясь над остроумными замечаниями Дэннер. Каждый раз, когда Генри спрашивал свою дочь, откуда могла появиться Дэннер, он получал расплывчатые ответы. – У нее должен быть свой дом, – сказал Генри. – Она живет здесь, с нами. – А что она делает, когда ее нет рядом с тобой? Эмма улыбнулась. – Она всегда рядом. Она всегда видит меня. Дэннер все видит. После вопроса «Как ты умерла?» Генри решил удвоить усилия. Он слышал себя со стороны, словно полицейского из второсортного детектива: – Как выглядит Дэннер? Эмма принялась гонять рис по своей тарелке. – Как я, только немножко по-другому. – Она твоего возраста? – Почти ровесница. Ее день рождения прямо перед моим. Но она не задувает свечки на торте. – Как думаешь, она однажды была настоящей девочкой? Эмма раздраженно заворчала: – Она настоящая, папа. – Я хочу сказать, могут ли другие увидеть ее? – Каждый может ее увидеть, если она захочет. – Значит, она не хочет, чтобы мы видели ее? Я и мама? – Пока еще нет. Утром, когда Генри поделился с Тесс своими тревогами, она сказала, что он реагирует слишком остро. Эмма еще спала, а Тесс возилась на кухне. – Она впечатлительная девочка, Генри. Единственный ребенок в семье, выдумавший себе подругу, – она отвернулась и начала молоть кофе. Генри подождал, пока шум прекратится, прежде чем продолжить. – А как насчет разговоров о смерти? Разве это тебя не беспокоит? Тесс засыпала молотый кофе в кофеварку и включила ее. – Она маленькая девочка, которая пытается разобраться в окружающем мире. Ее хомяк сдох прошлой осенью. Ее дед скончался еще раньше. Она пропускает все это через себя. Перестань разыгрывать истерику. И ради бога, прекрати задавать ей эти бесконечные вопросы. Ты портишь ее игру. Ничего себе игра. Тесс снова отвернулась, чтобы достать из шкафчика чашки и блюдца. – Так что я должен делать, когда она снова заговорит с Дэннер о ее смерти? Тесс повернулась к нему с посудой в руках. – Подыграй ей. Веришь или нет, но ты тоже когда-то был эксцентричным и изобретательным, Генри. Посмотри, не сможешь ли ты вернуть эти качества. Хотя бы ради Эммы. Именно это и пытался делать Генри. Он следовал советам своей благоразумной жены, читающей книги по психологии, и старался подыграть дочери. – Тогда я рад. Мне хочется, чтобы все было хорошо. Наверное, Тесс права. Наверное, Дэннер – всего лишь продолжение Эммы, творческая попытка найти свое место в мире, где всегда можно с кем-то поговорить, подтвердить свои мысли и чувства. Эмма отложила вилку в сторону. – У Дэннер есть секрет. – Вот как? Дэннер и ее секреты. Она постоянно рассказывает Эмме о том, что ей нельзя раскрывать. Генри сделал еще один глоток вина, посмотрел на часы и подумал о том, как поздно вернется Тесс. Он представил, как она непринужденно войдет на кухню. Он страстно надеялся на это. У него задергалось веко. Это непроизвольное сокращение, которое каждый раз начиналось с щекочущего ощущения во внешней части правого глаза. Оно обычно предвещало головную боль. – Она говорит, что я могу сказать. – Эмма вытерла рот салфеткой и аккуратно промокнула уголки, словно дама на чайной церемонии, озабоченная состоянием своей помады. – Ну, и что это за секрет? – Очередной тик. Он потер глаз, сдерживая себя. – Она знает твою подругу. – Какую подругу, детка? – Ту даму, которая нарисовала Фрэнсиса, – ответила Эмма с невинным видом, словно маленькая девочка, которая только что попросила передать ей рис. Генри со звяканьем отложил вилку и открыл рот, собираясь что-то сказать, но наружу вышли только пузырьки звука, и он снова оказался на дне воображаемого бассейна, не в силах кого-то спасти, – особенно самого себя. Глава 11 Уезжая домой после встречи с Джулией, владелицей галереи «Золотое Яблоко», Тесс находилась в приподнятом настроении. На этой неделе Джулия продала три ее новых картины одной женщине, – по ее словам, искушенной ценительнице. – Она хочет знать, интересует ли тебя работа на заказ, – сказала Джулия и протянула сложенный листок бумаги. Развернув его, Тесс увидела имя «Клэр Новак» и номер мобильного телефона, выведенный аккуратным почерком. – Она много расспрашивала о тебе, – продолжала Джулия. – О том, где ты училась и кто повлиял на твое творчество.