Настя немного затихает в моих объятиях. Лера, тоже заметив мокрую простыню и услышав наш разговор, быстро отыскивает в шкафах чистое сухое белье. – Яр, приподними ее, я быстро перестелю белье. Снова беру Настю на руки и несу в ванную. Туда же бледный, как мел, Миха закидывает нашу сумку. Помогаю жене снять нижнее белье, ставлю в ванную и включаю теплую воду, чтобы немного и согреть ее, и ополоснуть, смыть с ног околоплодные воды. Делаю все очень медленно и аккуратно. Затем сам быстро и качественно мою руки, ощупываю пальцами ее между ножек. Есть небольшое раскрытие. Настя снова морщится, впивается ногтями в мою руку и, придерживая второй рукой животик, сгибается пополам с болезненным стоном. – М-м-м… – мычит от боли. Двенадцать минут между схватками, засекаю длительность схватки. Помогаю малышке дышать, глажу поясницу и крепко держу, чтобы не поскользнулась на гладком покрытии ванны. Спустя сорок пять секунд, по моим подсчетам, Настя потихоньку выпрямляется и выдыхает. Выключаю воду, помогаю вытереться насухо большим махровым полотенцем и натягиваю на нее свою футболку. Она ей очень большая, как платье доходит до колен, но не сковывает движений. Ей так будет комфортнее. Подхватываю на руки и несу в спальню. – А трусики? – с тоской смотрит на сумку, из которой выглядывает нежное кружево. – Они тебе сейчас не понадобятся, малыш, – стараюсь говорить мягко, потому как Настю сильно потряхивает. Трусит моя малышка. – Потом принесу тебе их, хорошо? – Хорошо, – покорно соглашается. В спальне Лера успела перестелить белье и положить по бокам подушки, принесенные из соседних комнат. Отлично, они очень в тему. Рядом лежат чистые простыни и полотенца. Также на тумбочке лежат четыре аптечки. Видимо, Ромыч забегал. В спальне никого. Лера с Михой вышли, чтобы не смущать мою девочку. Но дверь в комнату чуть приоткрыта и из коридора доносятся голоса. Стоят за дверью, чтобы быть на подхвате. Укладываю Настю на кровать, уже собираюсь выпрямиться, чтобы поправить подушки, как она хватается за мою шею, как утопающий за спасительную соломинку. – Яр, Яричек мой, мне так страшно, – жалобно шепчет моя девочка. – Ну ты чего, маленькая? Все будет хорошо, прорвемся. Нам ведь не впервой так попадать, да? Главное что? – Что я с тобой? – да, это наша “установка”. Я приучил Настю к мысли, что если я рядом, она может вообще ни о чем не волноваться и ничего не бояться. – Все верно, малыш. Я рядом, – целую в припухшие от соленых слез губки. Настя охотно подставляется под ласку, ей сейчас это очень нужно, – все будет хорошо. – Обещаешь? – Клянусь, родная. Люблю тебя. – И я тебя люблю. Мы лежим с Настей вдвоем, болтаем о всякой ерунде. Настя сокрушается, что так и не успела посмотреть сегодня на оленей, а меня лишь от одного слова “олени” начинает трясти. Интервал между схватками стремительно сокращается. Я понимаю, что скорую мы, скорее всего, не дождемся и будем рожать сами. После очередной схватки снова проверяю раскрытие. Пора… – Ну что, маленькая, начинаем? – устраиваюсь между Настиных ножек, улыбаюсь и подмигиваю ей, чтобы поддержать. – А, может, все-таки подождем еще? Дождемся скорую? – мямли в панике со слезами на глазах. – Какой подождать, Насть? С ума сошла? Я уже Сережкину головку вижу. Ждать нельзя. – Но… – Что? – Я не хочу, не хочу, чтобы ты там все это видел, – по румяным щечкам начинают бежать дорожки слез, – там кровь и некрасиво все… – Ты думаешь, я крови испугаюсь? – реально не понимаю к чему она клонит. – Я врач, так-то, не забыла? – Ты не понимаешь! – Не понимаю! Тебе рожать пора, а мы тут демагогию разводим. Скажи прямо, малыш, ты не доверяешь мне что ли? – Доверяю, просто… – зажмуривается, глубоко вдыхает и резко выдыхает, – просто ты меня потом хотеть не будешь, – сквозь слезы пытается объяснить мне то, что ее беспокоит, – а я хочу, чтобы ты меня любил и хотел всегда. А девочки на форумах писали, что их мужья после партнерских родов не хотят… – Ой, бля… Насть, – сажусь на корточки рядом с ней, снимаю перчатки и стираю с ее щечек слезы, – вот ты, вроде, не блондинка у меня, откуда у тебя такая хрень в голове, а? Во-вторых, я врач и крови не боюсь. В-третьих, бред там пишут на твоих форумах, – целую самые любимые на свете губки. – А во-первых? – спрашивает Настя, мило хлопая мокрыми ресничками. – Ты о чем? – Ты сказал, что во-вторых, ты врач. А во-первых? – А во-первых, как? – аккуратно обхватываю ладонями ее лицо и заглядываю прямо в глаза, прижимаясь лбом ее лбу, уже слегка влажному от волнения, – Как, скажи мне, я могу тебя разлюбить и не хотеть, если ты мой воздух, смысл моей жизни, малыш? Если бы я знал как это сделать, то не сгорал бы в агонии несколько лет, ожидая, пока ты подрастешь и я смогу забрать тебя себе. А я подыхал без тебя. Поэтому, слушай меня внимательно: нет в этой жизни ничего, что могло бы заставить меня тебя разлюбить и перестать хотеть. Поняла? – Поняла, – шепчет в ответ, а на губах расцветает счастливая улыбка. – Тогда давай сына встречать? – снова подмигиваю. – Давай! А дальше все будто проходит мимо меня. Я выключаю эмоции. Руки действуют на автомате, мозг командует моим телом. В голове пульсирует лишь одна мысль – сделать так, чтобы Настя с Сережкой были в порядке. Стараюсь абстрагироваться от Настиных криков, что раздирают душу. Ей больно и страшно. Малышка говорила, что больше всего боится боли, что ее тело откажется тужиться в момент, когда это будет необходимо и она тем самым навредит сыну. Она даже по ночам от кошмаров просыпалась. Это превратилось в своего рода фобию. Поэтому мы решили использовать эпидуральную анестезию. Не столько для обезболивания, сколь для Настиного спокойствия. А сейчас все летит к чертям. Ей больно и у нее начинается истерика. – Малышка, Настя, смотри на меня! Насть! – кричу, но она будто не слышит. Мотает головой из стороны в сторону и не может сделать вдох, а я не могу отойти со своего места, потому как мы уже “в процессе”. – Мак! – ору во весь голос. Сейчас только резкая эмоциональная встряска может привести Настю в чувство. А он своими пошлыми шуточками всегда приводит ее в бешенство. Да и он, к тому же, обладает навыками оказания первой медицинской помощи. Но это на самый крайний случай, который я допускать не намерен. – Макар! – Тут я уже, – в дверь, предусмотрительно прикрыв глаза ладонью, заходит Макар, – че случилось тут у вас? – спрашивает, но тут же его привычно расслабленный тон меняется, как только он слышит, как Настя задыхается в своей истерике. – Настя? – подлетает к ней и легонько стучит по щекам, – Эй, ты чего это удумала? – Она боли боялась, сейчас истерика и паника. Помоги ей дышать, контролируй каждый ее вдох. А когда я скажу, заставь ее тужиться. – Понял, принял, – отвечает мне и снова переключается на Настю. – Слушай, Настен, так дело не пойдет, – врубает свой привычный образ, – у меня, может, единственный шанс выпал тебе под юбку заглянуть, ну точнее футболку, а мне приходится тебя успокаивать. Я ж так все самое интересное пропущу. Потом-то нельзя будет, потом мне Яр морду начистит. А я, можно сказать, мечтал тебе под эту самую юбочку попасть… – что за ересь он несет… – Вот ду-ра-к, – по слогам проговаривает Настя и начинает смеяться. Фух, кажется, пронесло, – Яр и после этого тебе твою мардашку начистит за такие-то откровения… – Еще как начищу! – с улыбкой соглашаюсь, но чувствую, как тревога немного отступает, – Малыш, а теперь тужься изо всех сил, родная! – Больно, Яр… – сквозь слезы шепчет моя девочка. – Эй, красавица зареванная, – Мак перехватывает ее внимание, – сына увидеть хочешь? Мы тут все его так-то ждем с нетерпением. Так что будь любезна нам эту встречу поскорее организовать. У нас там бухлишко уже на столе стоит, чтобы встречать нового бойца нашего отряда, – в эту минуту я дико благодарен Маку. Хоть меня и бесило постоянно, что он кидает на мою жену жадные взгляды, но границ он все же никогда не переходил. И даже не собирался. А не смотреть на мою девочку просто невозможно. Она же у меня такая красавица, глаз не оторвать. И сейчас благодаря этому амбалу-разгильдяю Настя собирается, впивается своими ногтями в руку Мака, раздирая ее практически до крови, и тужится с громким криком. – Ох, бля, моя рука! За это сделаете меня крестным! И снова несколько минут пролетают будто в тумане. Крики, звуки, кровь… Все мимо. А потом в ушах раздается самый желанный и долгожданный звук. Первый крик моего сына. – Ну привет, боец! – улыбаюсь сынишке, – хочешь к маме? Малявка что-то кряхтит в ответ и снова начинает плакать. Кажется, этим он в мамочку пошел. Но ничего, сейчас можно, а подрастет и станет настоящим мужиком. – Дай… Дай его мне, Яр, – тихо, но настойчиво просит Настя. Укладываю сына ей на грудь и, удивительно, но он сразу затихает, с интересом наблюдая за ней. – Привет, мой любименький, – целует в его маленький лобик, – привет, мой сладкий… Пока Настя воркует с Сережкой, забыв обо всех своих страхах и боли, заканчиваю все необходимые мероприятия. Правда приходится еще раз отвлечь Настю, чтобы “родить” пузырь, в котором Серега тусовался все девять месяцев. Переживал, что у самого руки будут дрожать, все же родного сына принимал, но нет. Напрасно волновался. – Поздравляю, брат! – Макар хлопает меня по плечу и выходит из комнаты. Из коридора слышатся радостные крики и хлопки открываемого шампанского. Спустя пару минут в комнату проскальзывает Лерка с пакетом снега, как я и просил в самом начале родов. Кладу пакет со снегом Насте на живот, чтобы ускорить сокращение матки. – Ой, какой он хорошенький, – пищит от восторга и умиления и снова оставляет нас втроем. Закончив все, укрываю Настю пледом, сам забираю мелкого в ванную, чтобы обмыть. В процессе благодарю всех Святых и своего преподавателя по акушерству и гинекологии Валентина Степановича Игишева за то, что монотонно вдалбливал знания в мою голову. Спустя десять минут мы с Сережкой возвращаемся в комнату. Думал, что Настя уснула, но нет. Она словно тигрица наблюдает за каждым моим шагом и, стоит мне только приблизиться к кровати, тут же тянет руки, чтобы забрать свой драгоценный комочек к себе поближе. Она будет потрясающей мамой. Я в этом уверен. А уж я изо всех сил буду делать все, чтобы и она, и мой сын считали меня самым лучшим отцом. Аккуратно ложусь рядом со своими самыми родными и любимыми, целую и слегка приобнимаю свою малышку, заключая в самые нежные и надежные объятия. Все, семья в сборе. – Я люблю тебя, родная моя, – шепчу, чтобы не разбудить сладко позевывающего сына. – И я люблю тебя, Яричек мой, – Настя поворачивается ко мне и прячет лицо в изгибе шеи, утыкаясь носиком, – очень люблю. Спасибо тебе… Так и лежим вместе. Не знаю сколько проходит времени, десять минут или час, но в коридоре слышатся чьи-то тяжелые шаги. Дверь в комнату тихо открывается. А вот и скорая приехала. Теперь точно можно выдыхать. Эпилог Восемь лет спустя Настя