— Садина. Вы все. Зачем, по-вашему, я прошла через ад и вернулась, чтобы привести вас сюда? Да еще… Она резко замолчала и опустила взгляд. Все знали, что хочет сказать женщина: она убила друзей, соратников, кем бы они ни были, чтобы выполнить свою миссию: привести сюда островитян. — Не важно, — продолжила наконец она. — Вы пришли по своей воле. Когда доберемся до Виллы, вы поймете гораздо больше. Пешком дойдем за два дня. Айзек с друзьями переглянулись. Никто не сказал ни слова, они пытались передать свои мысли глазами, хотя Айзек не совсем понял, кто о чем думает. В воздухе сгустилось зловещее напряжение, будто все лишь сейчас задумались о том, что ждет их на берегу. Разумеется, это было далеко не так; Айзек провел не одну бессонную ночь, размышляя о старом мире с населяющими его ужасами. — Мы все много раз слышали, — заговорила миз Коуэн, — что происходит с людьми, подхватившими Вспышку. Шизы, или как их там называют. Стоит ли нам опасаться, что они могут выскочить из этих темных зданий, выползти из канализации или выпрыгнуть из-за дерева? От этих вопросов Айзека охватила дрожь, которая зародилась где-то в ногах и расползлась по плечам. И все же он обрадовался, что кто-то наконец озвучил его опасения. Все посмотрели на Фрайпана, который напустил на себя таинственный вид. Что думает он, единственный из всей компании, кто имел удовольствие встречаться с шизами? Клеттер устало покачала головой. — Я вам что, ходячая энциклопедия? На самом деле я знаю об этом мире в лучшем случае на десять процентов больше, чем вы. Насколько мне известно, по крайней мере в этом городе шизы остались в прошлом. Я ни разу ни одного не видела. — Значит, мы в безопасности, — убежденно заявил Доминик. Клеттер рассмеялась, и ее смех эхом затих среди обветшалых стен ближайших домов. Несколько мгновений спустя улыбка сползла с ее лица, как будто стертая тряпкой. — Нет, мальчик, о безопасности вы теперь можете только мечтать, — сказала она. — Ну, давайте пройдемся. 5 Они долго шли по улицам, засыпанным мусором и заросшим сорняками, мимо кривобоких полуразрушенных зданий. На город опустились сумерки. Ржавые остовы старых автомобилей не давали Айзеку забыть о том, что здесь когда-то жили люди. Несмотря на сгнившие колеса, разбитые стекла и выцветшую краску, их предназначение оставалось очевидным: средства передвижения для людей из прошлого, которых уже нет на свете. Руки и ноги, оставшиеся без тела, которое бы могло ими двигать. Дома вписывались в природный пейзаж, превращаясь в холмы, горы и каменные гряды, поверхность которых усеивали бесчисленные трещины, ведущие в таинственные недра земли. Пока они брели по заваленной мусором дороге к подножию горы, заросшей кустарниками и молодыми дубками, Айзек временами улавливал запах, от которого его начинало тошнить, как в морском путешествии. Запах гниющих тел, разлагающейся плоти. «Животные, — убеждал он себя. — Какие-нибудь зверушки. Ни в коем случае не люди, прошло слишком много времени». «Шизы!» — кричал его мозг. Не в силах больше переживать в одиночку, Айзек обратился к уважаемым членам Конгресса, которые все выглядели так, будто их три дня волоком по дороге тащили, по выражению его дедушки. — Зачем вы это сделали? Миз Коуэн ошеломленно посмотрела на него. — Что именно? Несмотря на ее возраст, Айзек не удержался от критической интонации. — Все это, — он обвел рукой друзей, город. — Выступили против остальных членов Конгресса, решили ехать, да еще и нас с собой взяли. Садинина мама пожала плечами. — Думаю, мы поступили правильно. Небезызвестная Соня приходится Садине бабушкой по отцовской линии. И Клеттер говорит, что это очень важно. — Мы знаем, мам, — вмешалась Садина, — но наверняка есть и иная причина. Для всех троих. Вильгельм был самым старшим и самым неуравновешенным из троицы. Айзек легко мог представить, что в детстве этот пожилой, лысый, усталого вида мужчина с морщинистым лицом мечтал захватить остров и стать диктатором. Поэтому он так удивился ответу. — Просто все осточертело. Честно говоря, меня мало интересовали мотивы Клеттер. Хотелось посмотреть мир. Я всегда чувствовал себя на острове, как в тюрьме. — Та же фигня, — кивнул Альварес. — А ты, мама? — спросила Садина. Миз Коуэн пожала плечами. — Ну, может, в какой-то мере тоже. Но если есть хоть малейший шанс, что несколько капель твоей крови могут изменить мир к лучшему, мы не должны им пренебрегать. Уверена, что ты со мной согласна. Мы тысячу раз это обсуждали. Садина подошла и обняла мать. — Скоро станет легче, — сказала Клеттер. — Когда доберемся до Виллы, можете приставить нож к моему горлу, если вдруг подумаете, что вас обманули. Вы наконец поймете, что поступили правильно. Вилла. Она стала называть свой таинственный дом этим чудным прозвищем, словно все они должны знать, что это означает. И вдруг тихоня Лейси заявила: — Это сделаю я. Приставлю нож к ее горлу. — Она передернула плечами и добавила: — В случае чего. Клеттер улыбнулась, что случалось еще реже, чем Лейси осмеливалась открыть рот. — Отличная идея. Потом все надолго замолчали. 6 Они достигли подножия горы, склон стал круче. На смену офисам и магазинам пришли некогда полные жизни, а теперь полуразрушенные дома, дворы которых заросли отвратительными сорняками, способными выжить почти без воды. В каждом из этих домов Айзеку мерещились привидения. Идя по жутким улицам, все большей частью молчали. Айзеку хватало воздуха только для ходьбы, какие уж там разговоры! Судя по всему, у остальных дела обстояли примерно так же. Две недели абсолютного безделья на корабле — далеко не идеальный режим физических нагрузок. От частых, глубоких вдохов горло пересохло, как пустыня. — У кого-нибудь осталась вода? — хрипло спросил Айзек, первым нарушив молчание. — Тебе не дурно от воды после двухнедельного плавания? — поинтересовалась Миоко. Айзек заметил, что на лице девушки мелькнуло подобие улыбки. — Вообще-то я бы тоже попила водички. — Давайте сделаем небольшой привал, — предложила Клеттер. — Когда доберемся до Виллы, у нас будет горячая еда и сколько угодно воды. Слово «Вилла» по-прежнему звучало на вкус Айзека глупо, зато привал казался невероятно заманчивым. Черт с ней, пусть называет свой дом, как хочет. Рюкзаки соскользнули с плеч; изнеможенные путники рухнули на землю. Айзек откололся от коллектива, как говорила мама, и добрел до толстой пальмы с шероховатой от времени корой. Он сел, опершись спиной о ствол, и прикрыл глаза. Через секунду кто-то ткнул его ногой; подняв голову, он увидел Садину с термосом в руке. — Можешь допить мою воду. — Правда? — хрипло произнес он. Садина отвинтила крышку и протянула ему термос. Никогда еще простая холодная вода не была такой вкусной. — Спасибо, — вздохнул Айзек. — Я чуть не умер от жажды. — Ты неженка, вот в чем дело. Не обижайся, я сама такая. Наши родители плохо подготовили нас на случай, если мы когда-нибудь захотим вернуться и жить в условиях апокалипсиса. Ты помнишь хоть один случай до этого путешествия, когда испытывал голод и не имел возможности поесть? Девушка уселась рядом с ним; Айзек вернул ей термос. — Иной раз я так спешил на работу в кузницу, что пропускал завтрак. Садина не удостоила его ответом. Айзек взглянул на Клеттер, одиноко сидевшую посреди дороги со скрещенными ногами, безжизненно глядя в одну точку. Первоначально ему казалось, что за время плавания они узнают эту женщину вдоль и поперек, а получилось наоборот. Теперь она представляла собой еще большую загадку, чем в тот день, когда ее вытащили из океана. — Привет. Айзек замер. Кто-то произнес это слово резким шепотом из-за дерева. Точно не Садина. Кто-то из товарищей? Айзек заглянул за древнюю пальму. Никого. Все сидели на дорожке или с другой стороны. Он не мог услышать их шепот. Сердце затрепетало и сжалось от страха. — Ты слышала? — прошептал он Садине. — Ты о чем? — очень тихо спросила девушка, нахмурив брови и покачав головой. — Клянусь, я слышал, как кто-то сказал… — Привет. На этот раз ошибки быть не могло. Айзек вскочил и прижался к пальме, пользуясь ею как щитом. Садина тоже встала — за спиной Айзека. Дом перед ними когда-то состоял из двух этажей, а сейчас крыша и большая часть верхнего отсутствовали, их заменило темное кострище, относительно недавнее. Солнце опускалось все ниже за горизонт, в руинах дома и на захламленном дворе плясали тени. Кому бы ни принадлежал голос, его обладатель мог прятаться где угодно.