ЭПИЛОГ Семь лет спустя — Мистер Боннер, вас к телефону. — В дверях моего кабинета остановилась секретарша, вбежавшая без стука. — Уволена, — бросил я, даже не собираясь слушать, чем она руководствовалась, когда решилась прервать мой видеодиалог с клиентом. — Как скажете, — слишком уж безропотно согласилась Кара и снова заставила отвлечься. Вот уж точно, кара небесная, а не девка, даром что единственная подруга Мари. И о чем я думал, когда брал ее на работу? Перед глазами всплыл образ племянницы и непривычно умильное выражение ее лица. Вспомнил! Доброта нас всех погубит! — Ну? — не выдержал. — Чего тебе? — Ваша жена на связи, — отозвалась змея подколодная, протягивая мне свой собственный визофон с самым покаянным видом. Тяжело вздохнув, смирился с неизбежным. — Я перезвоню вам, Ардон Марсардович, — хмуро сообщил клиенту, глядя в монопод и жестом подзывая секретаршу. — Жду. — Экран мигнул и изображение пропало. Перехватив визофон у Кары, тут же изобразил глубокую задумчивость. С той стороны сверкали гневом самые красивые в мире глаза. — Доброе утро, Кэти. Почему ты не звонишь мне напрямую? — спросил, заметив краем глаза ухмылку секретарши. — Потому что твой визофон переведен в режим автоответчика, Боннер! — рявкнула женушка. — Не может быть, — поразился я. — Просил же Кару его зарядить. Уволена! Последнее было для нахальной подружки Мари. Та улыбаться перестала и благоразумно сбежала из кабинета. Только вряд ли вещи собирать — такую фиг выгонишь. Уж я-то пытался. — Ты забрал с собой ключи от моего кара! — Кэти гневно взмахнула руками. — Разве? — вышло очень правдоподобное удивление. — А мне нужно сегодня принимать товар в магазине! — продолжала разоряться ненаглядная, пыхтя от злости. — Пошли туда Мари, — пожал плечами я. — Она примет твой драгоценный антиквариат ничуть не хуже. — Она подписывает все накладные без разбора! — гневно выкрикнула жена. — И потом, ты знаешь, что я должна сама видеть то, что присылает Фил. Прочувствовать вещи, понять их… — Найти какой-нибудь редкий артефакт и сгинуть в артефакторской пучине минимум дня на три, забывая про еду, сон и свежий воздух, — теперь уже заводился я. — Тебе рожать не сегодня завтра, но ты этого и не заметишь со своими игрушками! Я запрещу Гуни любые контакты с тобой! — Ты меня еще на цепь посади! — Кэти топнула ногой и вдруг замерла. Ее глаза расширились, а голова медленно опустилась. — Что?! — Я уже мчался к выходу. — Кажется, воды отошли, — подтвердила мои опасения женушка. — Адам!!! Я собираюсь рожать! — Не смей без меня! — заорал, отключаясь и швыряя аппарат перепуганной Каре, инструктируя ее на ходу: — Меня ни для кого нет в ближайшие сутки! Перезвони Ардону Марсардовичу, скажи, что свяжусь с ним завтра. Отмени все встречи на сегодня. Вызови «скорую помощь» к моему дому — скажи, женщина рожает! — Да-да, — кивала она, следуя по пятам и останавливаясь у авто. — Значит, я не уволена? — Не сегодня, — с сожалением ответил я то, что произносил уже не в первый десяток раз. До дома мчался, не помня себя от ужаса. Сам же тайком утащил ключи Кэти, чтобы не дать ей торчать в антикварной лавке целый день, и, получается, оставил без средства передвижения. Неподалеку от нашего дома перегнал кар «скорой помощи» и, бросив машину на въезде, помчался к жене. Она ждала в гостиной, с Мари на пару. Обе уставились на меня волчатами, стоило показаться на пороге. — Деспот, — сообщила племянница все, что обо мне думает. — Тиран, — подтвердила Кэти, качая головой и поглаживая очень большой живот, в котором нашел временный приют наш сын. — Больше так не буду, — легко согласился я, применяя любимую тактику супруги и понимая, что теперь-то ей точно придется отложить свои вечные заказы и дорогие сердцу артефакты. — Он еще и улыбается, — закатила глаза Кэти. — До чего наглый тип… — Каюсь, — снова согласился, приближаясь и усаживаясь между своими девочками. — Прошу понять и простить. Искуплю вину бессонными ночами, проведенными рядом с колыбелью. Как себя чувствует самая красивая и понимающая на свете женщина? — Хитрец, — фыркнула Мари, поднимаясь. — Пойду «скорую» встречу, раз больше некому. Я хотел ответить что-то вроде спасибо, но тут Кэти схватила меня за руку и зарычала, при этом глядя как-то совсем не по-доброму… Спустя пять часов у нас родился сын. Я ждал за дверью, потому что зрелище это было не для слабонервных. Уж лучше нескольких духов поднять и допрос им устроить, чем стоять рядом с корчащейся от боли женой и не знать, чем ей помочь. Хотя я искренне пытался. Но стоило сказать: «Потерпи, не так уж все и плохо», — как узнал, что Кэти в совершенстве владеет языком южных торговцев. В общем, рожать с ней пошла Мари, а меня отпаивали настойкой белладонны, пытаясь приглушить ею рвущуюся наружу тьму. Все закончилось так же внезапно, как началось. Снова повисла тишина, а потом раздался недовольный младенческий плач. Не помню, как оказался в родильной палате. Просто моргнул, и вот уже стою рядом с растерянно-счастливой женой, на груди которой лежит самый настоящий маленький гном. — Правда, он самый красивый на свете? — спросила Кэти, вытирая слезы, непрерывно катящиеся из глаз. — Правда, — соврал я, придирчиво разглядывая сморщенное синеватое личико. — Он запутался в пуповине, — шепнула жена, поднимая испуганные глаза. — Но все обошлось. Посмотри, какой богатырь. Я снова согласился не раздумывая. Хотя «богатырь» полностью уместился бы на моих ладонях. — Сегодня день Гордона Освободителя, — с улыбкой сообщила акушерка, помогая Кэти впервые приложить нашего сына к груди. — Хорошо бы назвать малыша в честь этого святого. Или у вас уже есть другое имя на примете? Как записать его в базу? — Морт, — категорично заявил я. Мортом звали моего отца. — Это дело решенное. — Ох, Адам! — вскрикнула Кэти, прижимая к себе нашего малыша. — Ну конечно. Все присутствующие в палате удивленно уставились на Кэтрин. — Гордон Морти. Человек, которого не существовало в базах полиции семь лет назад. Ты помнишь? Человек, которого искали все спецслужбы, сбиваясь с ног. Тот мужчина в форме, что забрал у меня артефакт Доминика Тафта… Она засмеялась, глядя на наши с Мари обалдевшие лица, а потом с благоговением посмотрела на нашего сына. — Он просил простить, что напугал меня при первой встрече. И вот она. Наша первая встреча с загадочным Гордоном Морги. Я прощаю тебя, мой сладкий. Ты такой сладкий… Кэти продолжала сюсюкать с малышом, а я никак не мог осмыслить то, что она приняла с такой легкостью. — Так как его записать? — снова вмешалась акушерка. — Двойным именем, — ответила вместо меня Мари. Они отошли в сторону для уточнения формальностей, но вскоре племянница вернулась, прижалась к моему плечу и тихо сказала: — Я видела в твоих воспоминаниях дедушку Морта. А в видениях Кэтрин — Гордона. Эти двое — одно лицо, только ваш сын темноволосый и цвет глаз унаследует от Кэт. Очень красивый мужчина. Я усмехнулся и приобнял Мари, поцеловав в макушку. Затем подошел ближе к жене, сел рядом с ней и дотронулся до причмокивающей мордашки сына. Вот вам и загадочный незнакомец. От груди оторваться не может. — Хочу позвонить родителям и Стэфани. Подержи его, — вдруг всполошилась Кэти, протягивая мне кряхтящий комочек. — Ну же, Адам, кто обещал ночевать у его люльки и всячески помогать? Я обещал. Осторожно забрав драгоценную ношу в свои руки, поднялся с кровати и отошел в сторону, чувствуя, как внутри разливается тепло. К слову, то, что малыш, еще будучи в утробе матери, принял меня, было настоящим даром. Он не испытывал дискомфорта от нашего с Мари присутствия, в то время как в палате за время родов сменилось три акушерки — они просто не выдерживали натиска наших аур. Моей и племянницы. И вот я стоял, любовался сыном, не понимая, как мог минуту назад сравнить его с гномами, и слушал щебет Кэти. Она уже сообщила радостную новость родителям и теперь повторяла все для Стэфани, периодически косо поглядывая на меня. Я не одобрял их общения даже после трехлетней реабилитации Стэф. Но и запретить его полностью не мог, приходилось считаться с мнением любимой женщины. Суд оправдал Стэфани Кирк, признав факт ментального насилия над ней, но я точно знал, что начинала она с Поуком проворачивать сделки с перекупкой чужих изобретений по доброй воле. Кэт простила подруге все, а я — нет. Что касается Поука, его судили и вменили в вину двадцать три случая ментального насилия над личностью. Дар менталиста был отнят, память частично удалена, а сам мерзавец сослан в далекий городок некоей провинции, название которой озвучивать запретили. Он остался жить, но теперь не знал ни своего имени, ни того, кем был раньше. Ему предстояло начать жить с нуля, без посторонней помощи и без связей матери. Место ссылки не разглашалось. Всем жертвам, пострадавшим от вмешательства Роджера, были выплачены минимальные компенсации с его счетов, так что даже дом Доминика Тафта ушел с молотка.