Зачем нам трёхэтажный дом?! Пока сама не понимаю, но в этот раз покупкой занимался Соболев, а я дважды в день прикусывала язык. Шутка ли, трещина в стене и выброшенные на ветер миллионы… Водитель паркуется у гаражных ворот. – У тебя подгорает? – спрашивает Богдан с лёгкой полуулыбкой, расстёгивает пуговицу на чёрном деловом плаще и наконец-то забирает из моих рук годовалую дочь. – Па-а, – с улыбкой выдыхает наша девочка и моё сердечко, несмотря на то что я заведена до предела, рассыпается словно большой слипшийся кусок сахара. «Па-а» заботливо поправляет белый помпон на шапке Софийки и целует пухлую, покрасневшую щёчку. Зависаю не в силах оторвать взгляда от них… Дочка хохочет от соприкосновения с колючей щетиной отца, но всё равно от него не отлипает. – Ну, что малышка? Пойдём, – вздыхает тяжело Богдан и озирается. – Установим в кабинете манеж и надерём задницу отделу продаж по супер–зуму? Усмехаюсь и стираю еле заметные пылинки с плеча Богдана. Всё-таки родительство после тридцати – совсем другое дело. Особенно отцовство! С помощью него я полюбила собственного мужа ещё сильнее, поняла его ещё больше. Я им восхищаюсь и горжусь. Разве может быть иначе?! Но… Он обещал приехать в двенадцать! На часах начало второго, и я дико опаздываю… – Я просила тебя пораньше. Просила ведь? Иду к своей машине и закидываю сумочку с документами на заднее сидение. – Я собеседовал нового дивизионального директора, – говорит с недавних пор собственник федеральной сети автозаправочных станций. – Было бы глупо заявить, что моя годовалая дочь не сидит ни с кем, кроме собственных родителей, а моя супруга при этом умудрилась устроиться в администрацию города на одну тысячную ставки. Посмеиваюсь в высокий воротник пальто. – У меня четверть ставки младшего специалиста отдела социальной политики, – выговариваю гордо. – И двухчасовой плавающий график. Соболев скептически морщится. Ёрничает. Я ведь знаю, как гордится мной. И друзьям, и маме рассказывает. – Напомни, сколько составляет месячная ставка у специалиста такого космического уровня? – Двадцать пять тысяч общими начислениями, – проговариваю с достоинством, усаживаясь на водительское кресло и вставляя ключ в замок зажигания. Поправляю волосы, поглядывая, как дочь дует губы. Строю ей мордочки и снова уставляюсь на её сногсшибательного отца. Год назад он всё-таки бросил курить. Вместо этого занялся спортом, и теперь ещё рельефнее и ещё привлекательнее. А моё «лактационное» либидо не железное! – Двадцать пять тысяч. Замечательно, – цедит Соболев. – Просто прекрасно, дорогая. Шесть тысяч двести пятьдесят рублей, – молниеносно считает мою заработную плату. – Не совсем так, – серьёзно отвечаю, еле сдерживая смех. – Минус налоги, любимый. Он весело хмыкает. – Это в корне меняет дело, – склоняется и целует меня в щёку. – Будь осторожна и… за такие деньги ты просто обязана там надрать всем задницу. – Я подожду, пока закончу учиться, – невозмутимо прикрываю дверь и резко стартую в сторону администрации города. Если честно, уезжать из дома – каждый раз пытка. Наш третий ребёнок. Наша Софа родилась примерно год назад. Оказывается, первые месяцы я даже не подозревала о беременности. Когда сделала тест, он уже был малоинформативен. Не знаю, по каким таким факторам Соболев догадался затащить меня к врачу, но результат ошеломил нас обоих. Тринадцатая неделя… Дочь… Живота практически не видно?.. Так бывает. Я радовалась как ребёнок. Сердце заходилось в предвкушении. Потом была довольна спокойная беременность и тяжёлые третьи роды. Снова кесарево сечение и несколько месяцев реабилитации. Тогда я поставила цель во что бы то ни стало насладиться первым годиком нашей Софийки. И у меня получилось. А сейчас я пытаюсь построить карьеру в перерывах между кормлениями. Ситуация усугубляется тем, что Софа не признаёт нянь и бабушек. В целом мире, для неё есть лишь два взрослых человека, на которых можно положиться – мама и папа. Я, конечно, первое время волновалась, перебирала подходящие страшные диагнозы из интернета, а потом плюнула и обратилась к детскому психологу. Специалист выслушала нашу предысторию и вынесла вердикт – у дочери ярко выраженный страх потерять близкого и всё дело в том, что на первые месяцы беременности пришёлся наш несостоявшийся развод. Я была поражена, разве такое бывает? А Богдан сперва отнёсся к данной информации с долей иронии, но сразу перестал настаивать на няне. Сухо произнёс: «Сами справимся». С переменным успехом, но мы правда стараемся. Провожу на работе свои законные два часа, занимаясь монотонным трудом по заполнению картотеки многодетных семей, которую сама же и придумала. Запахнув пальто поплотнее, залетаю в соседний книжный магазин и выбираю необходимую литературу для написания курсовой работы. Пока дожидаюсь на кассе, вынимаю из сумки телефон и наведываюсь в приложение компании, занимающейся видеонаблюдением в новом доме. Умиляюсь Соболеву, который держит на руках нашу мирно спящую дочь и ведёт очередное совещание, настолько, что пропускаю свою очередь. Так и стою посреди магазина с мобильным в руке и широко улыбаюсь. Вот оно счастье! Пока еду в школу за старшими детьми, вдруг вспоминаю события двухлетней давности. Этот опыт останется навсегда не только в нашей с Богданом памяти, но, как оказалось, ещё и в ДНК нашей дочери. Болезненный опыт… но такой важный! Ведь только теряя, можно найти что-то особенное! Сейчас, спустя время, кажется, ничего страшного тогда не произошло, но каждый раз, проезжая мимо здания городского суда, грудь стискивает пронизывающий страх. Страх, что всё могло закончиться… Наверное, спроси у ста женщин: «Развелись бы они тогда, в моей ситуации?», девяносто девять ответили бы: «Да!». Но я оказалась той, что решила по-своему. Потому что не бывает одинаковых семей и одинаковых разводов. Каждый развод – это либо избавление, либо боль. Каждая семья – это тяжёлый крест или великое счастье. И выбираешь только ты! Вечером, лёжа в постели и целуя в кудрявую макушку чавкающую младшую дочь, чувствую тёплое прикосновение сзади. – Уснули? – спрашиваю шёпотом. – Да, – хрипит Даня, упираясь подбородком в моё плечо. – Наконец-то, скоро каникулы. – Это точно. Он смотрит, как Софа терзает мою грудь, а потом трудно вздыхает. – Устал?! – спрашиваю, поворачивая голову и тычась носом в гладко выбритую щёку. Не ощущать от него запах сигарет необычно. Второй год привыкаю. – Есть немного. Может, ну его на хрен, Ян? Кому ты хочешь доказать что-то в этой администрации? – В первую очередь – себе. – Ничего не изменится. – Посмотрим. Даня мотает головой и грубовато целует.