Пашка подошёл ко мне и снова попытался ухватить за талию. Я выставила вперёд руку, останавливая его. — Хватит, — звенящим от злости голосом потребовала я. — Лада, да брось. Я понимаю, что ты вроде как недавно закончила одни отношения и не хочешь бросаться с головой в новые, но, черт, я тебе не чужой человек. Мне кажется, не зря говорят клин клином вышибают… Тебе стоит расслабиться и дать волю чувствам. — Остановись, Паш! — Да что останавливаться! — в его голосе послышалась досада. — Я люблю тебя и уверен, что смогу сделать тебя счастливой! — Послушай, я же просила тебя дать мне время, чтобы я могла подумать. — Мне кажется, пары недель должно было хватить, — прищурился он. Он был безумно красив, и любая другая на моем месте мечтала бы, чтобы такой мужчина полюбил ее. Тем более я знала Пашку — он и как человек был прекрасен. Но черт, черт, черт! Внутри меня не вспыхивало никаких эмоций, ни капельки желания или трепета. — Так и есть, — спокойно ответила я. — Мне хватило, и я подумала. — Ну тогда в чем проблема? — улыбнулся он. — Во мне проблема, Паш. Вернее, в нас, потому что этих самых нас не существует и никогда не будет существовать. — Не понял? — нахмурится он. — Пойми, пожалуйста, — я устала провела ладонью по лбу. — Между нами может быть только дружба или ничего. Меня не тянет к тебе. И я уверена, что если до сих пор не вспыхнуло никакой искорки, то потом не вспыхнет и подавно. — Позволь мне доказать, что ты не права. — Нет, Паш. Я знаю себя. Мне кажется, ты и сам чувствуешь, что у нас ничего не получится, а твоя любовь ко мне сейчас — это просто отголоски юношеской влюбленности, вот и все. — Это не так, — возразил он. — Я все эти годы не мог забыть тебя. — Паш, но ты ведь не знаешь меня теперешнюю, я уже не та Лада, что бегала вместе с тобой в школу и играла во дворе. Столько лет утекло, столько всего случилось. — Ты права, ты изменилась, я изменился, но это не мешает мне любить тебя. — Я не хочу обманывать тебя и давать ложные надежды, — твёрдо сказала я. — Между нами ничего не может быть. Он долго молчал, нахмурившись, а потом спросил: — У тебя кто-то есть, да? — Нет, с чего ты взял? — вскинула я глаза на него, но тут же опустила. Мой ответ даже мне самой показался слишком поспешным. Его взгляд прожигал меня. — Я не верю, что ты отказываешь мне просто так, — наконец проговорил Пашка. — Я вроде бы объяснила тебе свои чувства. Точнее их отсутствие. — Ладно, я все понимаю, — кивнул он. — Но я не отступлю. — Паш, не нужно… — Не бойся, Лад, — поднял он, руку перебивая меня. — Я не собираюсь навязываться и докучать тебе. Просто знай, что мои чувства к тебе неизменны. И если ты однажды поймёшь, что ошиблась или что хочешь нормальных стабильных отношений с надежным человеком, то знай — тебе стоит только дать мне знать. Он вышел из комнаты, и через секунду я услышала, как захлопнулась входная дверь. Я видела, что Пашка ушел злой и раздосадованный. Он был уверен, когда шёл ко мне, что я сдамся и не откажу ему. Он был уверен, что я отвечу взаимностью на его чувства. А ещё он считал, что я отказалась от него ради какого-то другого, эфемерного мужчины. Был ли он прав, я не знала. Я не чувствовала, что обманула его, сказав, что у меня никого нет. Спартак? Но ведь между мной и ним не было отношений как таковых. Страсть. Желание. Игра. Да, все это было. Но я не строила никаких планов и никаких иллюзий насчёт Островского. Мне льстило его внимание, меня бросало в трепет от его взглядов и прикосновений, но я знала, что между нами лишь вожделение. Мне было достаточно лет, чтобы здраво относиться к отношениям со Спартаком. Мечтать о том, что между нами вспыхнет любовь на веки вечные, что он женится на мне и мы проживем в мире и радости до самой старости, я не собиралась. А главное — я не знала, хотела бы я всего этого. Спартак — непростой человек, а мне и без того хватало в жизни сложностей. Я вспомнила вчерашний вечер и сравнила его с вечером сегодняшним. Двое мужчин. Оба более чем достойные. Но насколько разные эмоции они вызывали во мне. Если от случайного прикосновения Спартака мое сердце тут же пускалось в галоп, а от его лёгких поцелуев, казалось бы, лишённых страсти, подаренных вежливо, на прощанье, у меня кружилась голова, то от поцелуя Пашки… Тут я не соврала. Я ничегошеньки не почувствовала. Скорее, меня бросило в холод, и я будто онемела. О каких шансах и отложенных перспективах может идти речь, если ни в сердце, ни в теле не было ничего, кроме безразличия? Нет, я никогда не пожалею, что сегодня отказала Пашке. А он… Он обязательно найдёт достойную девушку и забудет обо мне. Глава 35 — Ладушка, — улыбнулся Спартак, когда я очутилась на пассажирском сиденье. — Доброе утро, Спартак Александрович. Сегодня он не вёл себя по-джентельменски: не вышел из машины, не открыл мне дверь и не помог сесть в автомобиль. Да и выглядел он не так, как всегда: вместо костюма и рубашки — бежевые штаны и белая футболка-поло. Глаза скрывали темные очки. — Снова сами за рулем? — Приподняла я бровь. — Не хотелось, чтобы Владимир нам мешал, — улыбнулся он. — И чем же он мог нам помешать? — Вдруг я начну рассказывать тебе всякие пошлости, — засмеялся Спартак. — Не хочется, чтобы мои подчинённые знали, что я и на такое способен. — Предпочитаете сохранять образ непробиваемого злого босса, — сострила я. — Предпочитаю не панибратствовать, Ладушка. — И снова это ласкающее слух уменьшительное имя. От тембра его голоса у меня чаще забилось сердце. — И только с тобой я даю слабину. — Не знаю, то ли мне радоваться, то ли посочувствовать самой себе, — хмыкнула я. Спартак рассмеялся. В этот момент у него зазвонил мобильник, и он, не отрывая взгляда от дороги, на которую мы только что вырулили из моего микрорайона, поднёс телефон к уху: — Что? — Дальше до меня доносились только его сухие реплики. — Нет. Я занят. И в следующий выходной тоже. Не знаю. Может, в следующей жизни. Видимо, ему звонила какая-то надоедливая женщина, от которой он не совсем вежливо пытался отвязаться. Женщина! Мысль о том, что у него кто-то есть, больно резанула по сердцу. Когда Спартак закончил разговор, я не сдержалась и ехидно спросила: — Что, поклонницы одолевают? — К сожалению, есть такая категория женщин, которые не понимают, что отношения закончены и дубля два не будет. — Может, вы просто недоходчиво объяснили, — усмехнулась я. — Я не из тех, кто ходит вокруг да около, Лада. Привык называть вещи своими именами. И если что-то кончено, то я прямо об этом и заявляю. Эта дама вот уже год звонит с регулярной периодичностью, пытаясь узнать, когда мы снова встретимся. — А вы так вежливы, что не можете просто послать её к черту? — растянулась я в язвительной улыбке. — Посылал — не понимает. — На губах Спартака заиграла легкая улыбка. — Что ж, могу вам только посочувствовать. — Но не помочь? — хмыкнул он. — Отчего же. Могу и помочь. Когда эта ваша навязчивая дамочка позвонит в следующий раз, дайте мне трубку. — Так и знал, что не ошибся в тебе, Лада. Ты невероятная во всех отношениях женщина. Я фыркнула и отвернулась к окну. Я, конечно, понимала, что вокруг него слишком много женщин, но мелочное чувство ревности все равно укололо меня. Однако мне была приятна его неприкрытая лесть, к которой я старалась не относиться серьезно. Почти через час мы подъехали к его особняку. Здесь сегодня было тихо. Ландшафтники не работали, все-таки у всех должны быть выходные. Рабочих, занимавшихся раньше сооружением небольшого строения у въезда на территорию, тоже нигде не было видно. Спартак остановил машину сразу напротив входа в дом и, кивнув мне, вышел. Я последовала за ним. — Так что вы собираетесь мне показать? — спросила я. — Терпение, Лада, терпение. Он отпер дом и направился прямиком к лестнице. Мы прошли по коридору к самой дальней комнате и остановились перед дверью. Я знала, что за ней скрывалось довольно большое помещение с двумя окнами в нишах. Окна эти были небольшие, ниши скрадывали проникающий в комнату свет, а потому внутри, даже в самую солнечную погоду, всегда царила тень. Я уже знала, что из этой комнаты сделаю гостиную. Одну из тех мужских гостиных, где в старые времена после позднего обеда располагались мужчины, курили трубки, попивали коньяк, играли в карты, в то время как женщины оставались в гостиной, отведённой для хозяйки дома. Как правило, она всегда находилась на солнечной стороне и имела интерьер в светлых тонах. Спартак распахнул дверь и пропустил меня вперёд. У него снова зазвонил мобильник. — Я сейчас вернусь, — извинился Спартак и, видимо, перехватив мой саркастичный взгляд, добавил: — На этот раз никаких навязчивых дамочек. Мой помощник, — объяснил он. — Мне все равно… — отвернулась я и замерла. Спартак, кажется, еще что-то сказал, но я уже не слушала его. Я прошла внутрь комнаты и остановилась прямо перед картиной, красовавшейся посреди серой оштукатуренной стены. Йохим Горски. «Акустика чувств». Господи, он купил её! Картина мне нравилась. Даже больше — я не могла отвести от неё глаз. Тогда, после возвращении с выставки в Испании, я поискала в интернете и узнала, что работы малоизвестного художника в последние годы пользовались все больше и большей популярностью. Я думала, что Горски — живописец современный, но оказалось, что он творил тогда же, когда и великий Гоген, чьи работы меня всегда удивляли и приводили в странный трепет. Тот же эффект производила на меня и «Акустика чувств», хотя манера письма и выбор цветов были совершенно непохожими. Я замерла перед картиной, вглядываясь в спирали красно-оранжевых всполохов с одного края и в умиротворяющие сине-зеленые линии — с другого. — Я вижу, ты в восхищении, — раздался над самым ухом голос Спартака.