— Это ничего не объясняет, — переводит взгляд на Глеба. — А ты? — А я папа. — Да блин. — Я, кажется, начала их различать, — Аленка пихает Марка. — Просто на них надо долго смотреть. Данилка и Дениска крякают, пускают слюни и улыбаются. Марк скрещивает руки на груди: — Может, я просто тупой? — Не говори так, — зеваю я и вытягиваю ноги. — Они еще подрастут. — Давай, я отвернусь, — Марк обращается к Арсу, — а ты их перемешаешь, и я потом должен буду угадать, кто есть кто? Глеб рядом со мной вздыхает и приподнимает брови, когда Марк решительно отворачивается и закрывает глаза ладонями: — Давай, мешай. Арс в растерянности смотрит на меня, и я киваю. Затем толкаю Глеба: — Иди помоги мешать наших сыновей. Когда Глеб сползает на пол к Данилке и Дениске, под моим бочком устраивается Аленка: — Я больше не младшая, — кладет голову на плечо. — Я постарела лет на десять. — Ты же моя радость, — прижимаю ее к себе. — Совсем старушка. — Да, — печально вздыхает. — Но самая любимая старушка. Глеб и Арс несколько перекладывают удивленных Дениску и Данилку, которые с недоумением смотрят на них и хмурятся. — Кручу-верчу… запутать хочу, — шепчет Арс и улыбается братьям. — Ага, а вы как хотели? — Давай, — Глеб садится у подушек с младшими сыновьями. — Угадывай. Марк разворачивается. Переводит взгляд с одного брата на другого, наклоняет голову то в одну сторону, то в другую и медленно выдыхает, указывая на Дениску: — Денис Глебович… — переводит палец на Данилку, — Данил Глебович… — и замолкает. Братья его улыбаются шире, сучат ножками и ручками и агукают. — Да вы разные, — Марк хмыкает. — Обалдеть, — в изумлении смотрит на меня, — я их различаю. — Ура! — Аленка вскидывает руки. — Различает! Мы все замираем, когда Дениска с угрозой хныкает. — Вот блин, — шепчет Арс, и гостиная тонет в двойном громком крике. **** Не знаю, что за магия, но в Радике с каждым месяцем становилось больше Ярика и Любы. В криках, плаче и даже мимике он перенимал у них все, что мог. Хмурился, улыбался, морщил нос, вздыхал. Каждый раз, вглядываясь в его лицо, я пыталась увидеть в нем Глеба или Надежду, но не видела. Находила Ярика и Любу. Он смотрел на меня в ответ тем взглядом, с которым Ярик наблюдает за дракой куриц в курятнике, и со снисходительностью матери сосал соску в коляске. Однажды мне показалось, что пухлощекий и румяный Радик даже закатил глаза и после этого я перестала выискивать в нем что-то от Глеба. Это не его сын. Это сын Ярика и Любы, к которым однажды поздним вечером ввалился Юра и кинул на стол пакет с деньгами. Пастух любит и ценит деньги. И разбрасываться ими не в его характере. Это были деньги Надежды, и никто бы ее не выпустил ее в большой мир с впечатляющей суммой зеленых банкнот. Разводить ее начали сразу после того, как к ней заглянул Юра. Сыграли на ее амбициях и желании разбогатеть еще больше. Ее подтолкнули к покупке и продажи валюты на бирже. И у нее все получалось, как и у многих других, кто купился на обещания “успешных” дядечек в дорогих костюмах и золотых часах. Все было очень серьезно. Обучение, встречи, онлайн-переговоры, сумма на счету росла и росла, а потом… оп, и все пошло по одному месту. У Надежды — паника и истерика. Ей звонят и говорят, что вывести деньги на счет не получится, но выйдет вернуть их наличкой. И эта дура опять верит, прется за сумкой с деньгами на склады, где эту встречу накрывает наркоконтроль. Впаивают милой девочке с оленьими глазами продажу наркотиков в особо крупных размерах и упаковывают за решетку на пятнадцать лет. Юра вернул деньги и решил отдать их Ярику и Любе, которые сначала отказались, а потом приняли их и построили огромный дом, в который привели десять сирот. У них не раз просили дать интервью, рассказать о семье, но Ярик сначала вежливо, а потом грубо посылал всех любопытствующих. Его семья не для новостей, не для статей, а для любви и заботы. *** — Сейчас, кажется, пойдут, — шепчу я. — Глеб… Точно пойдут. — Так, я тут, — Глебу взбудоражено встает на колени рядом со мной и протягивает руки. — Идем к папочке. — Делаем ставки, — Марк пихает Арса в бок. — Кто первый. — Это спорно с моральной точки зрения, — Арс откладывает телефон. — Это наши братья. — Ну да, — вздыхает Марк. — Может, им помочь? — Аленка в сторонке отвлекается от рисования. — Сами встанут, — шепчу я. — Сами справятся. Дениска и Данилка заваливаются вперед на руки, сосредоточенно вздыхаю и неуклюже поднимаются на ножки. Пошатываются, переглядываются, агукают. — Идем к папочке… Мы все не дышим, не шевелимся, и Марк шепчет, наклонившись к Арсу: — А мы можем просто хотя бы предположить, кто к кому пойдет. Кто к маме, а кто к папе? Несколько неловких шагов, смех, и наши сыновья разворачиваются. Еще по одному шагу и падают в руки Арса и Марка, которые резко поддаются в их сторону и удивленно подхватывают хохочущих малышей. — Вот же… — Аленка вскидывает брови. — К братанам пошли. — Это родительское фиаско, — шепчу я. — Я обескуражен, — отвечает Глеб. — Мы им подгузники меняем, истерики терпим, носы вытираем… — Давайте еще раз, — Арс ставит Дениску на ноги, аккуратно разворачивает в нашу с Глебом в сторону. — Ты к маме. — А ты к папе, — Марк следует примеру брата с Данилкой. — Вперед. Через долгих секунд десять мы Глебом прижимаем к груди хохочущих сыночков. Меня с головой накрывает любовь, счастье и нежность. Это наша награда за то, что не отказались от своей любви, не отвернулись и крепко держались за наше прошлое, которое определило будущее. — Слушай, а мелкие те еще тролли, — хмыкает Арс. — Ну, — тихо соглашается Марк. — Так, — Аленка бросает карандаш, встает с пола и делает шаг к нам. — Теперь давайте ко мне. Можете и ползти. Я вам сказки рассказываю, если что. И Дениска с Данилкой ползут. Упрямые и насупленные. — Может, теперь ставки сделаем, — опять шепчет Марк. — Смотри, ну прямо малышковые гонки.