– С ума сошёл? – Я не выживу. – Кто не придет вообще – в матче сядет в запас! – рычит Ник, и парни со стонами и руганью начинают подниматься со своих мест. Слышу звон бьющегося стекла и дергаюсь посмотреть, что упало, но внезапно кто-то наваливается на меня сзади, и я оказываюсь прижатой к Волкову. – Блин, – бормочу, прикрыв глаза, – ещё убирать за этими свиньями. – До завтра, – бросает Чернов и вместе с остальными под пристальным вниманием парней из охраны идёт в сторону выхода. Зал караоке быстро пустеет, и мы с Волковым остаемся одни. Он в принципе уже может отпустить меня, да и я сама могу отлипнуть от него. Жмурюсь на секунду и впиваюсь пальцами в его руку, прижимаюсь к нему всем телом. Позволяю себе эту минутную слабость и собираюсь тут же отстраниться. Рука Никиты не даёт этого сделать. Он прижимает меня к себе, зарывшись лицом в мои волосы. Шумно дышит, обжигая кожу своим дыханием. Волоски на моих руках встают дыбом. От его близости. От знакомого запаха его тела, который вмиг кружит голову, заставляя оживать давно похороненные воспоминания. Моя обида на него никуда не делась, но под влиянием момента я не могу думать ни о чем, кроме того, что он близко. Близко и обнимает меня в ответ… – Ты как? – тихо спрашивает Никита, задевая губами мои волосы. – Они тебя не обидели? – Нормально, – стараюсь, чтобы голос не дрожал. – Я просто выполняла свою работу, а они заигрались. Здесь так бывает. – Зачем ты здесь работаешь? – спрашивает Ник, отстраняясь и заглядывая мне в лицо. На его смуглом лице играют тени от разноцветных прожекторов, но даже сквозь них я вижу, что Волков устал. Под глазами тёмные тени, на щеках пробивается колючая щетина. Одет он совсем не по-клубному. В серую футболку и такого же цвета спортивные штаны. Выглядит так, словно его вытащили из дома. Что там говорил Чернов? Волкову есть с кем проводить время… Да, точно… – А зачем люди работают? – Пожимаю плечами, опуская взгляд. – Ради денег. Отступаю от него на шаг, ощущая, как под ребрами болезненно сжимается сердце, когда его рука выпускает мою. Он не мой парень. Он просто отец моей дочери, с которым мне нужно поговорить. Набраться смелости и дëрнуть этот чертов пластырь! – Романова! – вздрагиваю от громкого голоса администратора. – Второй этаж зашивается. Живо наверх. Все личные вопросы будешь решать после работы! А с вами молодой человек я бы хотела обсудить три разбитых стакана и неустойку по депозиту. У ваших товарищей не хватило средств. Смотрю на Волкова последний раз перед тем, как подняться наверх, и стараюсь забыть взгляд, который он посылает мне в ответ. О случившемся на смене в караоке напоминают только красные пятна на моём запястье, которые я обнаружила ближе к утру. Парень, что пытался меня удержать, явно перестарался. Внутри закипают протест и гнев – в понедельник Чернову лучше не попадаться мне на глаза. Я планирую съездить по его мажорским яйцам своей простолюдинской коленкой. Если он так пытался меня проучить, то урок я не усвоила! А лишь убедилась в том, что богатенькие идиоты думают, будто им всё позволено! Я не видела, как ушел Волков, но от Анны, которую поймала в коридоре для персонала в конце рабочей смены, узнала, что депозит погашен. Ущерб возмещëн, и мне оставлены щедрые чаевые. – Надо же… – бормочу, разглядывая несколько оранжевых бумажек, которые, свернутые трубочкой, передаёт мне Анна. – Не хвастайся перед девочками, а то решат, что разборки с клиентами – это выгодно, – устало говорит администратор, протирая глаза. – Сможешь выйти завтра? Голова раскалывается. – Хорошо. – Тогда до завтра. Переодеваюсь в свою одежду и делаю хвост, борясь с зевотой. Деньги от Волкова жгут мой карман. Я отдам ему их в университете. Если он так пытался извиниться за своих товарищей по команде, то не нужно было этого делать. Мне хватило того, что он вмешался и не стал опускаться до их неандертальского поведения. А как он на меня смотрел потом… В животе случился переворот, стоило только вспомнить его карие глаза, которые смотрели на меня с теплотой и каким-то непонятным сожалением. Прощаюсь с Колей и Зоей на крыльце клуба. Эти двое, дурачась, медленно бредут в сторону остановки, а я вытаскиваю ключи от своей ласточки, предвкушая сладкую встречу с подушкой в ближайшие полчаса. Дома быстро принимаю душ и бесшумно проскальзываю в комнату. Алиске скоро уже вставать, но у нас с бабушкой уговор: после ночных смен она берет её на несколько часов к себе, давая мне отдохнуть. Я сплю до двенадцати. Завтракаю под щебетание дочери и одновременно пытаюсь накормить её супом, который она хочет есть исключительно сама, перемазав всё вокруг, включая мои волосы. Бабушка с дедушкой уезжают по делам в город, и у нас с Алиской наступает личное время. Я очень ценю такие моменты, потому что она очень быстро растет, а я так часто пропадаю где-то вне дома и постоянно себя виню за это. За то, что пытаюсь крутиться и дать в будущем дочери всё, чего она достойна. Чтобы у неё всё было и она ни в чём не нуждалась. – Бибика! – взвизгивает Алиска, услышав шум мотора за забором. – Хочешь, пойдём посмотрим на машинки? – спрашиваю эту неугомонную батарейку. По плану она должна была вырубиться сразу после обеда, но что-то пошло не так. Ребенок перевозбудился от моего внимания и сейчас напоминает бешеного кролика. Хохочет и убегает от меня по двору, не различая, где дорожки, а где бабушкины клумбы. Пытаюсь её поймать и поправить повязку в цветочек на её светленькой головке. Подкидываю вверх и щекочу упитанные бока. Отпускаю, и она опять со смехом неуклюже несётся подальше от меня, а я – за ней. Трель звонка нас обеих отвлекает. Алиска с криком бросается к воротам и калитке. – Ах ты, хитрюшка! Ждёшь кого? Думаешь, к тебе пришли? Это, наверное, баб Марина яблок принесла, испечём шарлотку, – смеюсь, догоняя дочь, подхватывая её на руки, и под хрюкающие, издаваемые ей, звуки, отодвигаю щеколду. Толкаю дверь и застываю. Сердце пропускает удар, и меня парализует волнами страха и паники. На пороге, засунув руки в карманы джинсов, стоит Волков, недалеко припаркован белый “мерседес”. Я оказываюсь к этому совершенно не готовой. Его брови ползут вверх, а рот слегка приоткрывается. Выглядит крайне комично, если бы я вообще могла оценить эту самую комичность момента. Сейчас мне совсем не до смеха. Потому что в его глазах вдруг мелькает понимание. Взгляд мечется с моего лица на личико Алисы, которая при виде чужого взрослого испуганно замерла и прижалась ко мне щекой. – Полина? – сипло произносит Никита. Прикрываю глаза. – Мама? – тихо спрашивает наша дочь. 10.Глава – Мама? – эхом повторяет Ник. Открываю глаза и затравленно смотрю на него. Он выглядит растерянным, побледневшим и шокированным. Пытается взять себя в руки. Это видно по тому, как он несколько раз глубоко вдыхает. Вынимает руки из карманов. Сжимает и разжимает кулаки, а потом запускает ладонь в волосы и взлохмачивает их, смотря на меня исподлобья. Нервничает. Зачем бы он сюда ни приехал, но явно не за этим. Не знал, не догадывался. Я тоже сильно нервничаю так, что не могу дышать. Облизываю губы и поворачиваюсь к дочери. Она с интересом рассматривает своего отца, но с моих рук слезать не спешит. Смущается, кокетливо хлопая ресницами. Прижимается сильнее, вцепившись пальцами в мой съехавший набок хвост. Алиска любит внимание, а Волков продолжает ее разглядывать, словно она зеленый инопланетянин. Дочь улыбается, прячет лицо, отворачиваясь, и я наконец выхожу из оцепенения. – Мама, – соглашаюсь и удивляюсь, как легко это слово слетает с языка при Волкове. – Зайдешь? Я столько раз мысленно репетировала наш разговор относительно Алиски, а сейчас совершенно не знаю, что говорить. Все заготовки фраз вылетели из головы разом. Пытаюсь упорядочить разбегающиеся в разные стороны мысли, но выходит паршиво. Волков застал меня врасплох, когда я была совершенно расслабленной и не готовой принять битву, а то, что битва будет, мне подсказывает сердце. Аккуратно опускаю Алиску на ножки и пропускаю нашего с ней гостя во двор. Никита мнется несколько секунд на пороге, словно решает стоит ли заходить, а затем принимает мое приглашение. Закрываю дверь и поворачиваюсь к нему. Он одет в синие джинсы и серую толстовку, с эмблемой известного бренда на груди. Успел побриться, с нашей последней встречи, сегодня ночью и судя по влажным волосам принять душ. Он приехал ко мне прямо с тренировки? Зачем? – Зачем приехал? – Хотел узнать, все ли у тебя нормально. На работе проблем не было? – Нет. Ты мог…просто позвонить, – произношу слегка улыбаясь. Никита растерянно оглядывается по сторонам. Его взгляд останавливается на игрушках, разбросанных по крыльцу, песочнице, построенной специально для Алисы, коляске, которую я приготовила, чтобы покатать ее на сон, а потом плавно перемещается к нам. – Мог, но не хотел. Ты…вы…черт! – проводит ладонью по лицу и поворачивается ко мне. – Ты все это время была здесь? – Мы переехали сюда, потому что мне потребовалась помощь. Одна я бы с ребенком не справилась, Плюс здесь всегда можно выйти погулять на свежий воздух. В любую погоду. Это важно, понимаешь? Детям нужно гулять…– бормочу, чувствуя, как за мой палец цепляется маленькая ручка, сжимаю ее в ответ. – Много гулять. Алиска, спряталась за мои ноги и пытается просунуть свою маленькую головку между ними. Прячется. Думает так мы ее не увидим. – Понятно. – сухо произносит Никита, опять обводя взглядом наш скромный дом и двор. – Что тебе понятно? – спрашиваю у него. Никто их нас не делает попытки сдвинуться с места. Разговор не клеится, и вообще ситуация патовая. Мой язык, словно приклеился к небу, и отказывается говорить простые вещи. – Сколько ей? – Почти полтора. Я не понимаю…он понял…или нет? Или мне нужно произнести вслух очевидные вещи. Вывести его на разговор, который я и так долго оттягивала? Сейчас смысла его откладывать уже нет. Потрясти перед его лицом дочерью еще раз?