Я хотел сказать, что у меня правой руки, вообще-то, действительно нет, а потом посмотрел на нее — и все, пропал голос. Рука была. Я не изменился в реке — я видел это в отражении в окне ближайшего дома. Я не превратился в чудовище, на меня не налипли никакие речные паразиты. Просто в реку я упал калекой, а выбрался совершенно здоровым человеком. И что с этим делать дальше — я не знал. * * * Меня не покидало ощущение, что нам позволили уйти. Наш визит во Внутренний мир был не худшим по сравнению с тем, что это пространство может подбросить. Но и он гостеприимностью не отличался. Основную группу изрядно погоняла какая-то хрень в доме, который они исследовали. О том, что случилось со мной, и вспоминать лишний раз не хочется. Однако все мы остались живы, а это уже много. Как только меня достали из реки, все внимание переключилось на меня. Потому что мир нас больше не трогал! А ведь что стоило той псине пройти вниз по реке и устроить нам бурную вечеринку? Но псины не было, как не было и девочки, как и прочей здешней фауны. Был только я, внезапно отрастивший руку и поэтому крайне подозрительный. Я чувствовал, что пристрелить меня хочет минимум половина группы. Повезло мне разве что в том, что они были военными, посланными на миссию. Им сказали привезти образцы, и они должны были это сделать. А что может стать лучшим образцом, чем живое существо? Так что от пули меня милостиво избавили и потащили с собой, однако ко мне больше не относились как к члену экспедиции. От меня показательно держались подальше, и даже Таня не рисковала ко мне подойти. Мне все равно было не до них, мне своих мыслей хватало, чтобы не скучать. Никому не передать, каково это — обрести руку, не имея ее почти всю жизнь. Я ж не помнил, как это — жить с правой рукой! Я шевелил ею, сначала осторожно, а потом все смелее и смелее. Я ждал подвоха, но подвоха не было. Правая рука подчинялась мне так же безукоризненно, как левая, она не болела, а главное, не отращивала когти и не пыталась никого придушить. Человек, не знающий мою историю, вообще не поверил бы, что это не обычная рука. Отправиться обратно на поезде мы все-таки не смогли, да это изначально был маловероятный вариант. Пришлось идти пешком… Через тоннель, да. Через тот самый тоннель, где было темно, и наши фонари мало что исправляли. Это было идеальное место для нападения. Едва обозримое пространство, границ которого мы не знали, ловушка, где так много уголков для засады, а путей для отступления нет совсем. Казалось, что мы бредем через бескрайнюю, беспросветную тьму, жалкая группка, обозначенная куцым светом. И даже там на нас не напали. Я чувствовал, что рядом кто-то есть, улавливал легкое волнение воздуха, вызванное быстрым движением тел сквозь тьму, слышал шаги. Получается, ненападение на нас было исключительно жестом доброй воли. Даже мне это казалось подозрительным, а моим спутникам — вдвойне. Перед ними представала совсем уж угрюмая картина: Николай Полярин исчез, а потом явилась его точная копия, только починенная кем-то. И этой копии определенно покровительствует мир-убийца, который чуть раньше пытался нас всех сожрать и переварить. История сходилась настолько идеально, что мне нечем было оправдаться, вот я и не пытался. Просто шел с ними и ждал, что будет дальше. Я до последнего боялся верить, что нас отпустят. Думал, вот выйдем из тоннеля и снова окажемся в голове сумасшедшего, ничего привычного там не будет, это все просто игра. Не зря ведь Рэдж оставила мне послание про правила игры! Однако Мир Внутри продолжал нам благоволить. Мы все-таки добрались до станции на радость встречавшей нас группе ученых. От них мы узнали, что нас не было два дня, хотя для нас прошло часов шесть-семь от силы. Но, судя по разговору Тани и Сергея, это было еще не самое серьезное искажение времени, на которое способен тот мир. Группа принесла с собой немало образцов, однако я предсказуемо стал всеобщим любимым лабораторным хомячком. Меня изолировали в отдельном фургоне, со мной по-прежнему никто не общался. Я же учился управлять новой рукой. Это было больше, чем бионический протез, намного больше! Рука, вернувшаяся ко мне, была такой же тренированной, как левая, они вообще мало чем отличались, хотя до этого культя правой руки предсказуемо уступала здоровой левой. Я понимал, что опасно радоваться такому, опасно привыкать, и все же… Радость уже кипела, бурлила в душе. Может, чудеса все-таки бывают и одно из них положено мне? Есть за что получать! На пути обратно к особняку Громова Таня села в кабину фургона, который вез меня. Нас с ней по-прежнему разделяла стенка, и разговаривать можно было только через решетку. Я уже рассказал Тане о том, что произошло со мной. Тогда она никак не отреагировала, а вот теперь решила обратиться ко мне. — Среди новейших свидетельств о том мире есть одно любопытное упоминание, — задумчиво сказала она. — Там очень мало стабильных видов, а четко обозначенных разумных вообще нет. Но есть те, в которых мы подозреваем разум. — Если ты о том человеке без кожи, то зря, — указал я, устало прикрывая глаза. — Человеком он только казался, никакого разума у него не было. — Я не о нем. — А о ком тогда? Удивиться у меня получилось вполне искренне, потому что про девочку я никому не рассказывал. Не знаю почему, просто при первом рассказе это получилось само собой, а дальше уже поздно было исправляться. Меня и так подозревают, не хватало еще путаться в показаниях! — Я о черной гончей, — пояснила Таня. — О ком… О той штуке, которая погрызла протез и столкнула меня в реку? Не назвал бы ее гончей! — Это общее название, которое использует наше исследовательское сообщество. Черную гончую видели в том мире, и не раз. Есть основания полагать, что это обитающий там вид. И многие поступки этих существ представали откровенно разумными. Опять же, зачем мыслить категориями нашего мира? Это у нас разумен лишь человек. Там возможно все что угодно. Привычные знания о мире требовали спорить с ней и все отрицать. Правая рука намекала, что у меня нет на это права. Если задуматься, та псинка и правда вела себя более чем подозрительно. Она явно была быстрее меня и могла сцапать на улице, а вместо этого она позволила мне добраться до реки. Для такого ей нужно было намеренно замедляться! А при нападении ей было не так уж сложно повалить меня на набережную и попросту оторвать мне голову. Но она позволила мне остановить себя и действовала так аккуратно, что обошлось без единой царапины. Значит, она хотела избавить меня от протеза и вернуть мне руку, она для этого все сделала. Но зачем? Ответа не было ни у кого. Меня привезли обратно в особняк, и там обнаружилось целое медицинское крыло с великолепным оборудованием. Похоже, Громов подготовился ко всему. Да оно и понятно… Насколько я знаю, семьи у него никогда не было, он жил один и постепенно стал одержим тем миром. Он считал своего папашу безумным фанатиком, а сам оказался еще хуже. Его отец хотя бы нашел время наследника заделать! Хотя, может, где-нибудь в совсем другом месте болтался Палыч-младший, который с готовностью подхватит знамя отца, когда тот все-таки доиграется. Опять же, круговорот Палычей в природе был наименьшей из моих проблем. Я хотел знать, что со мной сделали, и покорно позволил себя обследовать. Это продолжалось не один час и даже не один день. Меня просветили рентгеном, сделали МРТ всего, что только можно, крови на анализ, по моим ощущениям, взяли не меньше литра. И что? И ничего. Пока все без исключения указывало на чудо. Я помнил, что у трупа старухи, который пытались выдать за Рэдж, была искусственная кость в челюсти. Я ожидал, что и в моей правой руке обнаружится нечто подобное — необъяснимое и все же сделанное кем-то. Но нет, моя рука была рукой — и больше ничем. Подозрений не вызывали ни кости, ни мышцы, кровь и кожа оказались совершенно нормальными. — Если бы я не знал, что с ним случилось, я бы никогда не поверил в это, — говорил Громову врач, руководивший обследованием. — У него на руке даже шрама нет! Нет никаких указаний, что раньше этой руки не было, она развита совершенно гармонично. Когда стало ясно, что я — это я, а не очередная хищная дрянь, принявшая облик Николая Полярина, группа снова начала относиться ко мне нормально. Пожалуй, даже лучше, чем раньше, вроде как я прошел боевое крещение. Остальные изъявили желание снова работать со мной. Таня так и вовсе навещала меня каждый день. — Внутренний мир никогда никого не лечил вот так, — рассказывала она. — Калечил — да, и не один раз. Не только на своей территории, на местах порталов тоже. Но исцеление… Ты — первый в истории! — Первый, о ком известно, — уточнил я. — Знаем-то мы мало… Ты лучше другое скажи: никто не был ранен? Я, если честно, такой пришибленный был, что даже не рассмотрел. — Серьезно — никто, так, по мелочи, — Таня показала мне повязку на собственной руке. — Всего лишь ссадины и царапины. Миссия считается очень успешной! — Но не слишком ли успешной? — Что ты имеешь в виду? — Такое ощущение, что мир играл с нами, — признал я. — Он хотел вернуть мне руку, а все остальное стало отвлекающим маневром. — Ну, не знаю… Многовато внимания тебе! С чего вдруг? — Сам бы не отказался узнать… Но рука как таковая ответов не таила. Скоро медики отчаялись со мной разобраться и вышвырнули меня из лазарета. И вот тут я обнаружил то, что мне очень сильно не понравилось. Во-первых, охраны в доме стало значительно больше. Когда я приехал, ее вообще не было. А теперь по двору и дому разгуливали вооруженные люди, которые старательно делали вид, что не пялятся на меня. Однако это как раз и выдавало тот факт, что на меня им было поручено обращать особое внимание. Во-вторых, ворота забора, огораживающего территорию, теперь постоянно были закрыты и даже, полагаю, заперты. А ведь до этого их запирали на ночь и открывали днем! Здесь никого не боялись, да и сейчас причин не было. Вывод напрашивался сам собой: они не хотели защититься от того, кто снаружи, они готовы были удерживать кое-кого внутри. И понятно кого, как будто так много кандидатов! Мне дозволялось выйти из дома и пройтись по саду, и никто даже не шагал за мной след в след, но и без внимания я не оставался. Полагаю, если бы я попытался собрать сумку и валить, уровень дружелюбия заметно бы понизился. Я не стал выяснять, что тут происходит окольными путями — через Сергея или Таню. Я сразу направился к заправляющему тут всем Пал Палычу. Громов принял меня сразу же, он будто только этого и ждал. Что ж, ему хотя бы хватило совести не делать вид, что ничего особенного не происходит. — Почему я вдруг стал пленником? — Вы не пленник, Николай, — укоризненно посмотрел на меня Громов. — Вы просто особый гость. — Да уж, гость с ограниченными маршрутами… Вы ведь понимаете, что не имеете права держать меня здесь? — Я надеялся, что удерживать вас вообще не придется, потому что вы достаточно благоразумны и сами сможете правильно оценить ситуацию. — Да нечего тут оценивать! — отмахнулся я. — Вы же сами меня чуть ли не по атомам исследовали! Я всего лишь человек, просто мне достался вот такой… Подарок. — Даже этого подарка достаточно для дальнейшего изучения. Да и потом, мы обследовали вас только методами, которые привычны нашей медицине. А то, что произошло с вами, выходит далеко за ее пределы. Это одна из причин, по которым я настоятельно прошу вас остаться. Просит он, конечно… Просьба подразумевает, что есть хоть какой-то выбор. А какой выбор у меня? Устраивать драку с охранниками я не буду, это безнадежно. Я даже позвонить никому не смогу! Потому что моему телефону давно настал каюк, а телефоны в доме предусмотрительно отключены, я уже проверял. Да и потом, даже если бы я добрался до телефона, куда звонить, в полицию? Не думаю, что они мне помогут, Громов найдет способ все выставить так, как ему выгодно. Хотелось открыто упрекнуть его в этом, однако так мое положение стало бы хуже. Поэтому я лишь спросил: — А вторая причина какая? — Успешность экспедиции. То, что раньше было лишь теорией, стало явью. Тот мир по какой-то причине заинтересован в вас, у него к вам особое отношение. Мы можем воспользоваться этим, изучить его… Подчинить даже! Подчинить целый мир, серьезно? Не вовремя же у кого-то наполеоновские амбиции поперли! А ведь поначалу казался адекватным мужиком… — И вас совсем не волнует, что у меня есть свои цели? — мрачно осведомился я. — Это какие же? — Разобраться с Арсением Батраком, например. — Самоубийство чистой воды, — поморщился Громов. — От таких целей вас нужно спасать. Крысиный Король — отдельное от того мира существо, он вас не пожалеет!