– О котором ты мне никогда не рассказывала. – Не всякое знание на пользу, – назидательно проговорила Мария. – Я бы и сейчас не рассказала, если бы более подходящую аналогию вспомнить смогла. – И ты действительно нашла парик у своей дублерши? – Почему ты этому удивляешься? Между прочим, я замужем за лучшим в Москве сыщиком. За столько лет супружеской жизни должна же я была от него чему-то научиться? Вот я и научилась, – хвастливо произнесла Мария. – Первый вопрос, который должен задать себе сыщик: кому это выгодно, разве нет? – Кому это выгодно, – машинально повторил Гуров, и взгляд его вновь приобрел отрешенное выражение. – Ну, вот, мавр сделал свое дело, – процитировала Мария, наблюдая за сменой эмоций на лице мужа, – мавр может уходить. Не забудь поблагодарить меня, когда все закончится. Последней фразы Гуров не услышал. Его мозг вел лихорадочную деятельность. Ведь действительно, с того момента, как Стартер заявил о том, что видел Взрывателя, он, Гуров, ни разу не задал себе вопрос: кому был выгоден взрыв полицейского отдела? Возможно, восемь лет назад этим вопросом и интересовались, но сейчас? Почему он им не озадачился? Да потому, что все свои силы направил на то, чтобы вычислить имя Взрывателя. Данных оказалось слишком много, времени на их проверку требовалось еще больше. Его просто не осталось на то, чтобы сесть и спокойно поразмыслить. Оттого и результатов нет. А ведь Мария права: ключевым вопросом в этом деле является не кто, а зачем. С какой целью взорвали полицейский отдел? Кому это было выгодно? Почему-то он, Гуров, решил, что взрыв связан с местью не какому-то конкретному лицу, а всей полиции в целом. Может, даже не полиции, а самой полицейской системе. Но ведь подтверждения этой версии нет. С таким же успехом злоумышленник мог затаить обиду на кого-то из погибших, и тогда характер преступления в корне меняется. А сколько еще версий случившегося может появиться, если копнуть глубже? «Завтра с утра первым делом нужно изучить материалы проведенного расследования. Не может быть, чтобы этот вопрос не разрабатывали следователи, – размышлял Гуров. – Пока курская полиция будет искать Гладышева, у меня появится время на изучение этого вопроса. И с генералом спорить не придется. Вернется Крячко, можно будет и его озадачить». Если бы не поздний час и не утомительный день, проведенный в разъездах, он бросился бы в Управление немедленно, но усталость взяла свое. Сложив посуду в раковину, Гуров выключил свет и отправился спать. Настроение его резко изменилось. Теперь он знал, что Василий Гладышев – не последняя зацепка. Думать о том, что в Курске их может ждать очередная «пустышка», стало несколько легче. Не выйдет с Гладышевым, обязательно появится что-то другое. «Я был прав: Стартер появился на горизонте неспроста. Даже если информация, полученная от него, и не даст результатов, все равно благодаря его заявлению дело достали из архива. Теперь мы не бросим копать до тех пор, пока не докопаемся до истины. Или не получим подтверждение, что раскрыть данное преступление не представляется возможным. И в том и в другом случае мы будем знать, что сделали все, что было в наших силах». Засыпая, Гуров вспоминал о том времени, когда лежал в госпитале и скрежетал зубами от бессилия. Его товарищи погибли, вся московская полиция на ушах, а он, легендарный опер-важняк Лев Гуров, прохлаждается на больничной койке как раз в то время, когда особенно нужен на службе. Вернувшись в строй, он несколько раз высказывал желание заняться расследованием взрыва в Дмитровском отделе, но обстоятельства оказались выше его. Время было упущено, а преступники не желали ждать, пока полиция разберется со старыми делами, и подкидывали одно дело сложнее другого. И как-то так получалось, что заниматься ими приходилось именно Гурову. Теперь же он получил возможность взять реванш и упускать его не собирался. Глава 5 Утро началось достаточно ровно. Гуров созвонился со следователем. Тот дело Гладышева вспомнил почти сразу и характеристику ему дал нелестную. На адвоката тратиться не пожелал, от бесплатного защитника отказался. И со следствием сотрудничать не стал, ни на начальном этапе, ни позже. Даже то, что именно следователь убедил адвоката настаивать на «непредумышленном», не смягчило Гладышева и не заставило сотрудничать. Гуров поинтересовался, почему следователь бился за смягчение обвинения, если сам виновник об этом не беспокоился, на что тот ответил, что привык честно выполнять свою работу. Он был убежден: человек, в чьей смерти обвиняли Гладышева, сам виновен в своей смерти. Гладышеву не повезло в том, что погибший приходился то ли двоюродным племянником, то ли троюродным братом друга прокурора, занимавшегося его делом. Почему на это закрыли глаза в суде, следователь мог только догадываться. В сложившейся ситуации он ничем не мог помочь Гладышеву, а тот будто и не хотел этого. Дело Гладышева сводилось к следующему: за три месяца до происшествия он принял на работу нового сотрудника. Документы у того были в порядке, лицензия частного охранника, разрешение на ношение оружия и все положенные бумаги выправлены по форме. Он назначил его в инкассационную службу, обслуживающую банки. Почему туда? Да потому что вакансия освободилась, только и всего. И вот спустя три месяца этот парень, находясь на выезде, прострелил сам себя из табельного оружия. – Не понимаю, как кому-то вообще пришло в голову предъявить обвинение Гладышеву, – недоумевал Гуров. – В том-то и дело, что кое-кому такая «светлая» мысль пришлась по душе. Родственники погибшего жаждали крови. Обвинение построили на том, что Гладышев выдал молодому сотруднику неисправное оружие, что и привело к трагедии. – И все же, я не совсем понимаю, как это удалось доказать? Оружие действительно оказалось неисправным? – Следствие подобный факт не установило, – помедлив, заявил следователь. – Но потом дело передали в Москву, и вот там все сложилось так, как пожелали родственники. И свидетели, которые раньше в один голос заявляли, что парень частенько баловался оружием, играл в гангстеров, так сказать, на суде от своих слов отказались. Там погибшего парня вообще героем выставили. Его напарник заявил, что на инкассаторскую машину было совершено нападение, а парень, мол, сумел предотвратить преступление ценой своей жизни. Он попытался выхватить оружие из кобуры, но пистолет выстрелил до того, как оказался в руках охранника, прострелив его насквозь. Пуля задела печень, и тот истек кровью еще до того, как прибыли медики. Вот такая петрушка, товарищ полковник. – Как думаете, Гладышев мог затаить обиду на правоохранительные органы? – задал вопрос Гуров. – Настолько сильную обиду, что, выйдя из заключения, решил поквитаться? – Думаю, это возможно, – нехотя ответил следователь. – Во время допросов он подобные мысли не высказывал, но, сами посудите, с чего ему пылать любовью к системе, в которой допустимы подобные ситуации? Гладышев в смерти парня был невиновен, и все же того факта, что он отвечал за выдачу оружия, оказалось достаточно, чтобы посадить его по обвинению в причинении смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения своих профессиональных обязанностей. Я был на суде. Прокурор так и сказал: Гладышев виновен в том, что вложил в руки молодого, неоперившегося охранника орудие преступления. Это все равно, что сам застрелил. – Да, громкие слова прокуроры любят, – согласился Гуров. – Жаль, что так все вышло. И все же проверить его причастность к взрыву придется. Я собираюсь отправить ориентировку вашему начальству, сегодня они должны провести задержание. – Быть может, мне самому этим заняться? – предложил следователь. – Проведу предварительную проверку, выясню, действительно ли Гладышев был в Москве в момент взрыва? Если это подтвердится, проведу задержание. – Слишком рискованно. Вас Гладышев знает, он сразу поймет, что вы к нему не на чай пришли, а после прошлого дела он сначала действовать начнет, а уж потом думать, – возразил Лев. – Я понимаю, вы не хотите, чтобы этот человек снова пострадал, не имея на то веских оснований, но дело слишком серьезное. Мы не можем дать волю чувствам. – Значит, сначала арест, а потом проверка? А если вы все же ошибаетесь? – настаивал следователь. – Выяснить, был ли он в городе, не так уж сложно, да и много времени это у вас не отнимет. Дайте добро, и я займусь проверкой немедленно. – Простите, но этого я сделать не могу, – вынужден был отказать Гуров. – Слишком многое поставлено на карту. На этом разговор со следователем закончился. Гуров положил трубку, на душе остался неприятный осадок, но поддаваться эмоциям он не собирался. Виновен Гладышев или невиновен, его следует доставить в Москву для допроса. Он в состоянии проследить, чтобы Гладышеву не пришлось повторно нести наказание за чужое преступление. Окажется чист – поедет домой. А нет – что ж, значит, он сам выбрал свою судьбу. Лев протянул руку, чтобы связаться с начальником следственного управления по Курской области, но номер набрать не успел. Телефон зазвонил сам. – Гуров слушает, – сняв трубку, произнес он. – Здорово, Гуров! – услышал он бодрый голос Крячко. – Ну, и где обещанная машина? – Тебе удалось договориться с красноярской полицией? Получил документы на Харитошу? – Еще бы мне и не удалось, – хохотнул Стас. – Забыл, кто самый компанейский парень на планете? Пара нужных слов, и вот мы в Москве. А машины, кстати, нет. – Не понял, ты что, уже в аэропорту? – Гуров взглянул на часы. – Еще только восемь двадцать. – Ага, а из Красноярска я вылетел в семь. Хвала чудесам часовых поясов! – продекламировал Крячко. – Прибавил себе жизни лишних четыре часа. Теперь сижу в кабинете начальника службы безопасности Внуковского аэропорта и прожигаю полученное даром. Так что насчет машины, или мне Харитошу на такси в наручниках везти? – Жди, уже высылаю, – ответил Гуров и сбросил вызов. Он связался с дежурным, велел отправить во Внуково служебную машину и кого-то из оперов для охраны задержанного и снова потянулся к телефону, чтобы выполнить то, от чего его оторвал звонок Крячко. И снова не успел набрать номер. В кабинет вошел генерал Орлов. Гуров так и остался с занесенной над телефонным аппаратом рукой, вопросительно глядя на генерала. – Сильно занят? – спросил Орлов и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Придется оторваться. Собирайся, твой драгоценный свидетель Мережко снова жаждет аудиенции. – Да что за чертовщина здесь творится? – не сдержался Лев. – Что на этот раз? – Вот иди и выясни, – приказал Орлов. – Мне нужно связаться с Курском, чтобы они провели задержание Гладышева, а я никак не могу этого сделать. Только что позвонил Крячко, оказывается, он уже в московском аэропорту и ждет машину. Теперь вот вы с своим Мережко. – С твоим Мережко, – с нажимом на слове «твоим» проговорил Орлов. – А с Курском повремени. Возможно, Мережко как раз насчет Гладышева твою персону к себе требует. Вздохнув, Гуров убрал руку от аппарата и последовал за генералом. Мережко привели в кабинет Орлова, поэтому выбора не было, пришлось вести беседу под бдительным оком начальства. Как и предполагал Орлов, Мережко начал с того, что его, мол, взяли сомнения насчет достоверности показаний. Теперь ему казалось, что насчет Гладышева он ошибся, и это морпех из Оренбурга гостил у него в момент взрыва, а Гладышев приезжал раньше. Будь у него записи на руках, вспоминать было бы гораздо легче. Завершил тираду Мережко просьбой выдать ему его журнал для досконального изучения и синхронизации событий восьмилетней давности. Гуров еще только собирался с мыслями, подбирая слова, чтобы потактичней объяснить задержанному, что он думает о нем, о его журнале и о беспрерывной смене показаний, а Орлов уже вышел из себя. В выражениях он не стеснялся. – Ты, верно, издеваешься, Мережко! – взревел он так, что его рев разнесся по всему этажу. – Твои показания меняются быстрее, чем кадры в рекламе! Не знаю, верит ли еще полковник Гуров хоть одному твоему слову, но что до меня, так я прихожу к выводу, что все твои показания всего лишь фикция. На самом деле в момент взрыва в твоем доме не было постояльцев. Никто из посторонних не пользовался твоей машиной. И кто же тогда на ней ездил, спросишь ты? Да сам ты и ездил! Это ты сидел в «жигуленке», когда тот рванул от перекрестка. Это тебя видел наш свидетель входящим в здание полицейского отдела. Ты взорвал здание, в котором находились люди, и в смерти их виновен тоже ты! – Нет, нет, вы заблуждаетесь! – На лице Мережко отразился ужас. – Ничего подобного я не делал! – Разве? А похоже на то, что ты специально путаешь следствие, чтобы мы зашли в тупик. Хочешь, чтобы я загонял своих людей и сдался? Хочешь снова выйти сухим из воды, изображая активное сотрудничество? – ревел Орлов. – Вы ошибаетесь. Я на самом деле хочу помочь. Просто это слишком большая ответственность, – лепетал Мережко. – Вдруг я оговорю хорошего человека? Заявлю, что он был в Москве, вы его арестуете, предъявите обвинение, а он-то и невиновен? Как с этим жить? – Не о них тебе надо думать, Мережко. Это твоя задница горит, – все больше распалялся генерал. – Знаешь, что грозит лично тебе? Какой срок дают за пособничество в подобном преступлении? И это только в лучшем случае тебя объявят пособником, а в худшем? Об этом ты не размышлял на досуге? О своей судьбе ты, видно, вовсе не печешься? Поглядите, какой Робин Гуд выискался! Помогает бедным и обездоленным, пускает на постой ходоков со всего света, а они между походами в ГУМ и музеи Кремля взрывают полицейские отделы. И кто ты после этого? Гуров увидел, как на шее генерала вздулась вена, как покраснело лицо, и понял, что пришла пора вмешаться. – Давайте все успокоимся, – встав между генералом и задержанным Мережко, твердо произнес он. – Похоже, после бессонной ночи мы все немного на взводе, так что сейчас самое лучшее, что мы можем сделать, это дать себе небольшую передышку. Товарищ генерал, у вас за дверью посетители ждут своей очереди, так что, если вы не возражаете, я уведу задержанного к себе. Мы побеседуем, а потом я вернусь с подробным отчетом. Вы ведь не возражаете? Орлов с минуту смотрел на полковника немигающим взглядом, затем отвернулся и буркнул что-то нечленораздельное. Гуров не стал переспрашивать. Он подхватил Мережко под руку и выволок из кабинета. Конвойный следовал за ними по пятам, всю дорогу оборачиваясь, будто ждал, что генерал бросится в погоню. Гуров привел Мережко в свой кабинет, усадил на стул и только тогда смог выдохнуть. Таким разгневанным он видел генерала всего пару раз за долгую службу. Если конвойный опасался того, что генерал последует за ними, то сам Гуров больше беспокоился о здоровье Орлова. Его сердце уже давало сбой, и подобные взрывы эмоций могли спровоцировать очередной сердечный приступ. Причины генеральского гнева были понятны: в том взрыве погиб его друг, с таким нелегко смириться. И перед Мережко извиняться за поведение генерала Лев не собирался. Сам напросился. Мыслимое ли дело, тридцать раз на дню менять показания? И это при том, что над ним и правда висит угроза обвинения в совершении особо тяжкого преступления. Гуров бросил быстрый взгляд на задержанного. Выглядел тот не ахти: глаза бегают, руки трясутся, на лице испарина. «Сильно же тебя генерал напугал, – мимоходом подумал он. – Может, на этот раз крепко задумаешься, прежде чем рот открывать?» – и тут же, набрав номер приемной генерала, попросил секретаршу: – Верочка, зайди к генералу. Он несколько разволновался, так ты проследи, чтобы там без последствий… Объяснять Верочке, что делать, необходимости не было, Гуров был уверен, что она сделает все, что нужно. Переложив ответственность за здоровье начальника со своих плеч на плечи секретарши, он перешел к реабилитации задержанного. – Как вы себя чувствуете, Виктор? – участливо глядя на Мережко, спросил Лев. – Попросить принести успокоительное? – Нет, спасибо, я в норме, – клацая зубами о край стакана, произнес Мережко. – Немного переволновался, но это ничего. Сам виноват. – В какой-то степени так и есть, – подтвердил Лев. – Знаете, сколько времени уходит на подготовку и реализацию одного эпизода оперативно-разыскных мероприятий? Полагаю, понятия не имеете. Между тем ваши показания заставили нас провести не одно такое мероприятие. И запланировать новые тоже. А теперь вы заявляете, что вчерашние показания могут оказаться недостоверными. Как, по-вашему, мы должны реагировать на подобные заявления? – Я все понимаю, – смущенно проговорил Мережко. – Но ведь я хотел как лучше. Ведь все эти люди мне доверились. Они приезжали в мой дом, рассчитывая на мою лояльность. – Не забывайте, что кто-то из них этой лояльностью злоупотребил, – напомнил Гуров. – И не просто злоупотребил, а подставил вас. – Надеюсь, вы не думаете, что взрыв подстроил я? – В голосе Мережко снова проскользнул испуг. – Ведь вы так не думаете? – Как генерал? Нет, я так не думаю, хотя и стоило бы, – невольно улыбнулся Лев – представить себе Мережко тайком пробирающимся в полицейский отдел с взрывным устройством за пазухой он и правда не мог. – Но вы нам не помогаете, Виктор. Совсем не помогаете. – Похоже, мой отец был не так уж не прав, когда отказывал многочисленным просителям в постое, – выдал Мережко. – Клянусь, если удастся выпутаться из этой передряги, ни один постоялец к моему дому и близко не подойдет! – А вот это вы напрасно. Хорошим людям стоит помогать, – заявил Гуров. – Просто подходить к этому нужно более осмотрительно. Вы ведь совершенно не знаете большинство своих постояльцев. Вы понятия не имеете, кто чем дышит, кто с чем живет. Так и до беды недалеко. – Вот я и попал в беду. – Мережко тяжело вздохнул. – И даже не знаю, с какой стороны она пришла. – Вы ведь хотели встретиться со мной по какой-то конкретной причине, верно? – Гуров решил, что пришло время вернуться к началу беседы. – Что именно вы хотели мне сообщить? – Насчет Гладышева. Это странно, но я точно помню, что бронировал для него место на две недели, а вот сам его приезд и то, как он проводил время эти две недели, хоть убей, вспомнить не могу. Мы ведь должны были общаться, верно? Ну, хоть раз за рюмочкой посидеть или чайку вместе попить. Но все, что я могу вспомнить, это то, что уехал он, не попрощавшись. Почему-то мне кажется, что на Гладышева это не похоже. Скорее на морпеха Вадика. Тот мою компанию подходящей для отдыха никогда не считал. Приезжал ко мне раза три-четыре, но ненадолго. Попьет-покуролесит в московских ночных клубах – и снова к себе в Оренбург. Так вот я и подумал, может, это он тогда приезжал? Он ведь тоже всегда подолгу гостил, вот я и перепутал. Мне бы записи посмотреть.