– Клянусь дымящимся дерьмом Сета! Это гораздо забавнее, чем строить дворцы для маленьких царевичей, правда, Таита? – Он никогда не славился остроумием, наш Крат. Мне было слишком трудно держаться на ногах, и я не стал ему отвечать. Они с Таном встретились у трона, Крат ухмыльнулся как слабоумный: – Я не откажусь от такой драки за все сокровища фараона. Мне бы очень хотелось заполучить волокушу этих гиксосов. Наш Крат никогда не был великим инженером. Он до сих пор считал, что колесницы – всего лишь волокуши. Дальше воображение не шло. Тан дружелюбно хлопнул Крата мечом по шлему вместо приветствия, но лицо его оставалось мрачным, хотя говорил он весело. Ведь он только что проиграл сражение и потерял и войско, и царство. – На сегодня все уже кончено. Нам здесь больше нечего делать, – сказал он Крату. – Посмотрим, могут ли эти чудища гиксосов плавать так же, как и бегать. Назад, к реке! – Они вдвоем плечом к плечу стали проталкиваться через ряды воинов к трону, где стоял я. Я видел, что творилось за нашими рядами на равнине, где разбитое войско текло к реке под ударами отрядов колесниц. Золотая колесница царя гиксосов оставила строй и стала прорываться к нам, давя бегущих воинов и разрубая их на части сверкающими колесными ножами. Возница резко остановил лошадей, подняв их на дыбы перед самой стеной скал, защищавших нас. Легко выпрямившись, гиксос натянул кривой лук и прицелился в меня, – по крайней мере, мне так показалось. Уже нагнувшись, я понял, что стрела предназначалась другому. Она просвистела у меня над головой, и я оглянулся. Стрела ударила фараона в грудь и вошла в его тело на половину длины. Фараон хрипло вскрикнул и покачнулся на высоком троне. Крови не было, так как древко заткнуло рану, оперение из алых и зеленых перьев трепетало на ветерке. Потом Мамос соскользнул на бок и повалился на меня, а я, расставив руки, поймал его. Под тяжестью тела я упал на колени и не видел, что колесница царя гиксосов укатила, но слышал, как его издевательский смех удалялся от нас по равнине. Тан наклонился надо мной: – Насколько тяжело он ранен? «Убит», – чуть было не сказал я. Угол, под которым вошла стрела, и глубина проникновения в рану могли означать только такой конец, но я проглотил эти слова раньше, чем произнес их. Наши воины потеряют боевой дух, если узнают, что Величие Египта убит. Вместо этого я сказал: – Он серьезно ранен, но, если мы перенесем его на борт царской барки, может выздороветь. – Принесите щит! – заорал Тан, и, когда щит принесли, мы осторожно переложили фараона на него. Крови по-прежнему не было, но я знал, что грудная клетка наполняется ею, как кувшин вином. Быстро ощупал спину в поисках наконечника, но тот не вышел. Застрял глубоко в грудной клетке. Я отломал длинное древко и накрыл фараона полотняным платком. – Таита, – прошептал он. – Увижу ли я снова своего сына? – Да, Могущество Египта, я клянусь в этом. – А моя династия будет жить? – Как и предсказали лабиринты Амона-Ра. – Десять сильных людей, ко мне! – крикнул Тан. Воины столпились вокруг самодельных носилок и подняли царя. – Построиться черепахой! Синие, стройся вокруг меня! Сомкнув щиты, синие окружили нас. Тан подбежал к флагу Синего Крокодила, который все еще развевался над нами, и сорвал его с древка. Обернул флаг вокруг себя и завязал узлом на животе. – Если гиксосы хотят заполучить эту тряпку, пусть попробуют ее у меня забрать! – крикнул он, и воины воплями приветствовали эту глупую браваду. – Все назад, к ладьям, скорым шагом! Как только мы оставили укрытие среди скал, колесницы понеслись на нас. – Забудьте о людях! – Тан наконец нашел ключ. – Бейте зверей! Когда первая колесница помчалась на нас, он выпустил стрелу из лука Ланаты. Лучники стреляли вместе с ним, следуя его примеру. Половина стрел летела мимо, так как мы бежали по неровной земле, и лучники запыхались. Другие ударились в корпус передней колесницы. Их древки сломались или воткнулись в дерево. Остальные стрелы отлетели от бронзовых пластин, покрывавших грудь животных. Только одна попала в цель. Она пропела, выпущенная из огромного лука Ланаты, и ударила в лоб правой лошади. Та рухнула, как груда камней, запуталась в упряжке, повалила вместе с собой другую лошадь и забилась на земле, подняв облако пыли. Наездников выбросило на землю, и повозка перевернулась. Другие колесницы свернули, чтобы не столкнуться с ней. В наших рядах раздался торжествующий вопль, и мы ускорили шаг. Это была наша первая удача в тот ужасный день, и она подбодрила воинов маленького отряда синих и придала им мужество. – Ко мне, синие! – заорал Тан и – как невероятно это ни покажется – начал петь, и воины вокруг него тоже стали выкрикивать строки боевого гимна отряда. Голоса охрипли и огрубели от напряжения боя, в воплях не чувствовалось ни мелодии, ни красоты, но от одного их звука сильнее билось сердце и кровь текла быстрее. Я вскинул голову и запел вместе с ними, и мой чистый, ясный голос разнесся вокруг. – Да благословит тебя Гор, соловей ты наш, – засмеялся Тан, и мы побежали к реке. Колесницы кружили около нас, впервые опасаясь ответного удара. Они видели, что случилось с их товарищами. Потом три колесницы развернулись и углом понеслись прямо на нашу черепаху. – Стреляйте по головам зверей! – закричал Тан и, выпустив стрелу первым, повалил еще одну лошадь. Колесница перевернулась и разлетелась на куски на каменистой почве, а две другие свернули в сторону. Когда наша черепаха проходила мимо разбитой повозки, несколько наших воинов подбежали к ней и убили запутавшихся в упряжи лошадей. Египтяне уже ненавидели и боялись этих животных, и суеверный ужас нашел выход в мстительной жестокости. Возничих тоже убили, но с меньшей злостью. Потеряв две колесницы, гиксосы больше не хотели нападать на наш маленький отряд, и мы быстро приближались к заболоченным полям и заполненному водой оросительному каналу, протянувшемуся вдоль берега реки. Кажется, в тот момент один я понимал, что колесницы врага не смогут последовать за нами в болото. Хотя я и бежал в самой середине черепахи, у носилок царя, в просветах видел завершающее действие битвы, развернувшейся вокруг нас. Только наш отряд выходил с каким-то подобием порядка. Остальное египетское войско бежало по равнине бесформенной и перепуганной толпой. Большинство побросало оружие. Когда колесницы приближались к бегущим, те падали на колени и умоляюще вздымали к врагу руки. Гиксосы не щадили. Они даже не тратили стрел, а только разворачивались и разрубали жертв на части вращающимися колесными ножами, или высовывались из колесниц и закалывали пиками, или разбивали черепа тяжелыми каменными дубинами. Затем тащили свою жертву на копье до тех пор, пока зазубрины наконечника не раздирали рану и изуродованный труп не валился на землю. Я никогда еще не видел такого побоища, и мне не приходилось читать о чем-либо подобном в сказаниях о древних сражениях. Гиксосы убивали наших воинов тысячами и даже десятками тысяч. Равнина у Абнуба походила на пшеничное поле, после того как по нему пройдутся жнецы, оставляя за собой валики и кучи снопов. Тысячу лет египетские войска были непобедимыми и наши мечи торжествовали повсюду. Здесь, на поле у Абнуба, наш век подошел к концу, но в гуще побоища отряд синих пел свой гимн, и я пел с ними, хотя глаза мои жгли слезы стыда. Первый оросительный канал был уже перед нами, когда другой строй колесниц развернулся и помчался на наш отряд колоннами по три колесницы в ряд. Наши стрелы сыпались на них, но те неслись вперед. Лошади фыркали и тяжело дышали, разинув красные рты, а возничие криками подбадривали их. Я видел, как Тан дважды пускал стрелы, но всякий раз они либо ударялись о бронзовые пластины, либо летели мимо, так как колесницы постоянно подпрыгивали и поворачивали, объезжая неровности. Упряжки с грохотом врезались в наш строй и пробили черепаху из сомкнутых щитов. Двое из воинов, несших носилки фараона, были разрублены на куски колесными ножами, и раненый царь повалился на землю. Я упал на колени рядом с ним и прикрыл его своим телом от пик гиксосов, но колесницы промчались, не задерживаясь. Они всячески старались не застрять в толпе врагов и не оказаться в окружении, а потому пронеслись прежде, чем мечи воинов достали их. Потом развернулись, построились и покатились на нас снова. Тан протянул мне руку и поднял на ноги. – Если тебя убьют, кто сочинит о нас оду? – выбранил он меня, а потом крикнул своим людям. Они подняли носилки с царем и побежали к ближайшему каналу. Я слышал визг осей несущихся на нас колесниц, но не оглядывался. В обычных обстоятельствах я довольно хороший бегун, но теперь обогнал воинов с носилками так далеко, как будто их ноги были прикованы к земле цепями. Попытался перескочить через канаву, но она оказалась слишком широкой, и я упал в грязь по колено. Колесница, преследовавшая меня, ударилась колесом о край канавы, и колесо разлетелось, а сама повозка перевернулась и чуть не раздавила меня, но я сумел увернуться. Синие быстро зарубили мечами лошадей и ездоков, беспомощно барахтавшихся в грязи, а я, воспользовавшись временным затишьем, вброд подошел к колеснице. Задранное к небу колесо еще вращалось. Я положил на него руку и остановил, затем снова раскрутил и посмотрел, как оно вертится. Я стоял там не долго, не успел даже дыхание перевести, но и этого мне оказалось достаточно, чтобы узнать о конструкции колеса столько, сколько не знает никакой гиксос. И у меня появились даже первые мысли о том, как его можно улучшить. – Клянусь музыкой в заднице Сета, Таита, нас тут всех перебьют, пока ты будешь мечтать! – заорал на меня Крат. Я стряхнул оцепенение и схватил изогнутый лук с подставки на борту колесницы и стрелу из колчана. Мне хотелось осмотреть их на досуге. Я с луком и стрелой в руках отправился вброд через канал в тот самый момент, когда отряд колесниц с грохотом покатился назад, осыпая нас стрелами. Воины, тащившие царя, опередили меня на сто шагов. Я был последним в нашем маленьком отряде. Возничие в бессильной злобе орали за моей спиной, так как не могли преследовать нас, и выпускали в меня стрелу за стрелой. Одна из них угодила мне в плечо, но наконечник не пробил кожи, и стрела отскочила, оставив небольшой красный синяк, который я обнаружил много позже. Хотя я намного отстал от остальных, нагнал носильщиков, когда они подошли к основному руслу Нила. На берегу реки толпились спасшиеся воины. Почти все были безоружны, и лишь немногие были целы. Всех их переполняло одно-единственное желание – вернуться как можно скорее на ладьи, привезшие их сюда из Фив. Тан нашел меня в толпе и подозвал, когда носилки поднесли к берегу: – Я передаю фараона тебе. Отвези на борт царской барки и сделай все возможное, чтобы спасти его жизнь. – Когда ты вернешься на борт? – Мой долг – находиться здесь, с моими воинами. Я должен спасти всех, кого только можно, и погрузить на корабли. Он отвернулся и пошел прочь, выбирая сотников и командиров отрядов и выкрикивая команды среди толпы, в которую превратилось разбитое войско. Я подошел к царю и встал на колени у носилок. Мамос был еще жив. Я быстро осмотрел его и обнаружил, что он вот-вот потеряет сознание. Кожа у него была липкой и холодной, как у пресмыкающегося, а дыхание не было глубоким. Вокруг обломка древка виднелся лишь небольшой ободок крови, просочившейся из раны, но когда я приложил к груди ухо, то услышал, как с каждым вздохом в легких бурлит кровь. Из уголка рта медленно сбегала красная змейка. Я понял: если хочу спасти царя, то должен действовать быстро. Крикнул лодку, чтобы отвезти его на барку. Воины, несшие носилки, подняли фараона и положили в маленькую лодку. Я сел рядом с ним, и мы погребли к огромной царской барке, стоявшей на якоре посередине реки. Вся царская свита столпилась на палубе барки, завидев наше приближение. На борту находились стайка царских жен и придворные и жрецы, не принимавшие участия в битве. Среди остальных я узнал свою госпожу. За руку она держала сына, ее бледное лицо выражало беспокойство. Как только люди заглянули в нашу лодку и увидели на носилках царя, а на лице у него кровь, которую я не успел стереть, раздался ужасный вопль тревоги и печали. Женщины визжали и плакали, а мужчины выли в отчаянии, как псы. Моя госпожа стояла ближе всех жен, когда носилки с царем подняли на борт и поставили на палубу. Как старшая жена, она должна была первой подойти к нему. Остальные отступили, чтобы дать ей место. Лостра наклонилась и отерла с осунувшегося лица грязь и кровь. Мамос узнал ее – я слышал, как он слабо произнес имя и попросил привести сына. Госпожа подозвала царевича, и фараон, тихо улыбнувшись, попытался коснуться ребенка рукой, но не хватило сил, и рука снова упала на носилки. Я приказал отнести фараона в каюту, а госпожа быстро подошла ко мне и тихо спросила с тревогой в голосе: – Что с Таном? Жив? О Таита, скажи мне, его не убил этот ужасный враг? – Он цел и невредим, его ничто не берет. Я рассказывал тебе видение, посланное лабиринтами. Все это было там. Но теперь я должен идти к царю. Мне понадобится твоя помощь. Оставь Мемнона нянькам и иди со мной. Меня все еще покрывала сохнущая корка черной грязи, как, впрочем, и фараона, поскольку мы с ним упали в одну канаву. Я попросил царицу Лостру и двух других царских жен раздеть его, помыть и положить на чистые белые простыни, а сам вернулся на палубу и велел морякам черпать ведрами воду, в которой умылся. Я никогда не провожу операций грязным, так как по собственному опыту убедился: грязь, неизвестно почему, плохо действует на пациента и способствует образованию гноя и воспаления. Пока я умывался, смотрел на восточный берег, где наши воины столпились на небольшом пятачке под защитой канала и заболоченных полей. Эта жалкая толпа когда-то была гордым и могучим войском. Теперь меня наполняли страх и стыд. Потом я увидел, как Тан ходит широкими шагами среди этой толпы и везде, где бы он ни появлялся, воины поднимаются из грязи и возникает какое-то подобие дисциплины. Один раз ветер даже донес до барки обрывки не очень-то уверенных криков приветствия. Если теперь враг пошлет пехоту через болота и топи, разгром будет полным. Не выживет никто из нашего могучего войска, и даже Тан не сможет оказать врагу серьезного сопротивления. Однако, сколько я ни всматривался на восток, я не мог разглядеть на равнине строя пехотинцев со щитами и поднятыми копьями. Ужасная туча пыли все еще висела над равниной Абнуба, и колесницы хозяйничали на ней, но, если не будет нападения вражеской пехоты, Тану удастся кое-что сделать сегодня. Этот урок я запомню, он пригодится нам через многие годы. Колесницы могут выиграть сражение, но только пехота способна закрепить победу. Судьба войска на берегу реки зависела теперь исключительно от Тана. Мне же предстояло другое сражение – битва со смертью в каюте царской барки. – Надежда еще не совсем потеряна, – прошептал я госпоже, вернувшись к царю. – Тан собирает войска, и если кто-либо из живущих на земле может спасти Египет от гибели, так это он.