– Выражения ты не выбираешь, а, Соджи? Кто такие «они»? – Ангелы. Ангелы и демоны. Я слышу и тех и других. А иногда я их вижу. – Что они тебе говорят? – спросила Милли, кивнув. – Все как обычно. Ангелы называют меня избранной, заступницей людей в войне, которую ангелы и демоны ведут на земле. Демоны напоминают о бывшем муже и велят наложить на себя руки. Слышу я их постоянно, просто есть дни, когда я им верю. – А сегодня? – не удержавшись, спросила Милли. – Ну, сегодня хороший день. Они болтают на заднем сиденье, за руль я их не пускаю. Не разговор о душевном заболевании, а полный сюр, но сюр раскрепощающий. Милли встретила человека, беды которого куда страшнее, чем у нее. Так или иначе Милли свои проблемы решит, а вот Соджи может помочь только чудо – иначе она всю жизнь проживет с шизофренией и поздней дискинезией. Милли вздохнула и показала Соджи объявление: – Вряд ли, конечно, ты видела… Милли ждала очередного «нет», но все равно надеялась. Недаром же те бездомные заявили, что Позданутая Незия видит все. Только Соджи отреагировала совершенно неожиданно – глаза у нее закатились, колени подогнулись. Выругавшись, Милли бросила скобозабиватель и пачку объявлений, чтобы не дать Соджи упасть. Бедняга оказалась выше и тяжелее нее, и Милли смогла лишь держать ее за голову, чтобы Соджи не ударилась об асфальт. «Господи, ну в чем дело?» Милли посмотрела Соджи в лицо – как оно изменилось! С потерей сознания поздняя дискинезия отступила. В состоянии покоя лицо Соджи больше не напоминало безумную карикатуру и казалось совершенно нормальным. Да она красавица! Неожиданно Милли захотелось плакать. За мусорным баком валялась картонная коробка. Милли расплющила ее коленями, примяла свободной рукой и подложила Соджи под голову. Соджи уже шевелилась. Веки подрагивали, с губ срывался тихий стон. Почему она потеряла сознание? Причин было хоть отбавляй, но Милли подозревала, что это старый добрый обморок. Дело в портрете Дэви? Что видела эта женщина? Услышав за спиной шаги, Милли обернулась. Это подошли двое бездомных, сборщик утильсырья и хозяин бассет-хаунда. – Боже, леди, что вы с ней сделали? – Она в обморок упала. Дождь усилился, он лил Соджи на лицо. Милли покачала головой: – Поймайте такси. Я отвезу ее в больницу. Бездомные уставились на нее, как на инопланетянку. – Вы что, не можете? Она промокнет, если останется здесь лежать. – Леди, для таких, как мы, таксисты не останавливаются. Милли поморгала: – Да, ясно. Тогда я поймаю такси, а вы, ребята, ее перенесете. Милли подняла скобозабиватель и сунула в карман. Листовки она не захватила: половина уже промокла, половина вот-вот промокнет. Невелика беда! В «Кинко» остался оригинал, можно распечатать еще. Такси Милли ловила минут десять. Дождь усиливался, спрос на такси – тоже. Когда Милли вернулась в проулок, Соджи уже стояла, поддерживаемая двумя бездомными. Увидев Милли, она вздрогнула и попыталась сбежать, но чуть не упала. – Не приближайся! – крикнула Соджи. Тик вернулся – и высовывание языка, и подмигивание. Милли развела руки в стороны, стараясь выглядеть безобидно. – Соджи, тебе помощь нужна. Ты потеряла сознание. Давай я отвезу тебя в больницу. – Ни за что! Просто я очень удивилась. Я не ела сегодня. И не спала – под таким-то дождем. – Хорошо, тогда просто поехали со мной. Я куплю тебе поесть. Принуждать тебя я ни к чему не стану. Коридорный в отеле заметно встревожился, когда Милли завела в фойе Соджи. Назло ему Милли захотелось пойти вместе с Соджи в местный буфет, но она решила подняться в номер и заказать еду туда. – Обслуживание здесь небыстрое, – предупредила Милли. – Не хочешь пока прилечь отдохнуть? Соджи смотрела Милли через плечо, а услышав вопрос, вздрогнула: – Извини, что ты сказала? Милли обернулась. Золотистый кафель и хромированная фурнитура ванной сияли в свете люминесцентных ламп. Милли повернулась к Соджи. – Или, может, в ванную сходишь? – Да, да, пожалуйста! – Соджи кивнула. – В приютах только душ. Пока моешься, крадут вещи, на полу четыре дюйма холодной воды, и льется вода в лучшем случае тепловатая. – Если хочешь, запри дверь, – сказала Милли. – Я не против. Еду принесли, а Соджи еще мылась. Милли тем временем вытащила жучок и отключила микрофон. Когда Соджи вышла из ванной, еда уже стыла. Милли понемногу разбиралась в ее мимике, училась отличать хаотические проявления ее недуга от истинных чувств. Глубина эмоций потрясла Милли. Шизофреники отличаются уплощением эмоций – они особо не радуются и слишком не грустят. А вот Соджи, когда вышла из ванной, буквально светилась от счастья. – Надеюсь, ты не вегетарианка. – Милли показала на еду. – Я заказала курицу. Соджи резко вдохнула и облизала губы. – Курица – это здорово, – проговорила она, но замялась. – Так вперед! Угощайся, прошу тебя! Соджи набросилась на еду. Милли сидела тихо. Она намазала булочку маслом и ела маленькими кусочками, запрещая себе спешить. Ей не хотелось пугать Соджи. Вести себя за столом Соджи точно умела – она аккуратно отделила куриное мясо от костей, ела исключительно ножом и вилкой и ежеминутно промокала губы полотняной салфеткой. Милли держала бы курицу руками, не церемонилась бы, хотя голодна не была. Может, это проявлялось обсессивно-компульсивное расстройство, только Милли так не считала. Пока Соджи интенсивно задействовала лицо – откусывала, пережевывала, пила, – случайная активность и тик исчезали, но стоило сделать паузу, как высовывание языка и зажмуривание возвращались. Когда Соджи взялась за салат, Милли предупредила: – Я не знала, какую заправку ты любишь, и попросила итальянскую. Заправкой Соджи не злоупотребляла. – Итальянская заправка – безопасный вариант. Я люблю сыр с плесенью, хотя у меня легкая непереносимость лактозы. Милли кивнула. Ее так и подмывало еще раз спросить Соджи о Дэви, но она боялась не только напугать ее, но и услышать очередное «Нет, я никогда его не видела». Теперь Соджи ела медленно – лук аккуратно откладывала, а с остальным расправилась, даже ловко собрала хлебом куриный жир и заправку. Когда на тарелке осталась только горка мелко нарезанного лука, Соджи снова промокнула губы салфеткой, свернула ее и положила в центр блестящей тарелки. Потом она вздохнула и откинулась на спинку стула. – Ты ведь хочешь о чем-то меня спросить. Это у тебя на лице написано. Взволнованную, напряженную, сосредоточенную Милли эти слова застигли врасплох. С губ сорвался нервный смешок, впервые со дня исчезновения Дэви ей едва не изменило спокойствие, поддерживаемое с таким тщанием. Милли повернула голову к стене, зажмурилась и глубоко задышала. Порыв прошел, Милли взяла себя в руки, хотя слезы жгли ей глаза. – Да, я уже начинала спрашивать, но ты упала в обморок, едва увидев его портрет. Соджи отвела взгляд, потом поджала губы и на миг перестала высовывать язык. – Ну да, я, конечно же, удивилась. – Соджи поглубже вжалась в стул. – Я думала, это галлюцинация. Меня, наверное, вовсю колбасило, когда он появился. То появится, то исчезнет. – Соджи показала на пальто, накинутое на подставку под багаж у двери в номер. – Это он купил мне пальто. Я дрожала от холода среди снегопада, а через секунду очутилась в «Мейсисе». Причем не в том «Мейсисе», который в Пентагон-сити[14], а в нью-йоркском. Он спросил, какое пальто мне нравится. Продавщицы шарахались от меня, только он твердо решил добиться своего. Я увидела это пальто и с тех пор не расстаюсь с ним. Он расплатился стодолларовыми банкнотами, и мы вышли на улицу. Потом я снова очутилась в Вашингтоне. Ясно, что-то произошло, хотя я уже не знаю, что было на самом деле, а чего не было. – Соджи потянулась к пальто. – Только в нем я уверена. Я ношу его слишком часто, даже в жару, потому что чувствую: скоро оно исчезнет. Бесследно исчезнет, как мой ангел. – Твой ангел? – Ну да, а как еще мне его называть? Милли снова протянула ей листовку с портретом. – Его зовут Дэви. Он мой муж. – Милли сделала паузу и добавила: – Он пропал. Перед глазами поплыло. Милли протерла очки, только легче не стало. Она высморкалась, и ее немного отпустило. – Когда он купил тебе пальто? – Третьего января. В тот день к нам вторгся арктический циклон. Во Флориде он заморозил все апельсиновые деревья, а в Вашингтоне было минус двадцать. Ты тоже исчезнешь?