Он посмотрел на неё то ли с раздражением, то ли с сожалением. «Да уж, ну и дамочка, на улице скоро пятьдесят, а она залила в себя два по сто водки. От такой дозы на жаре и мужики пополам ломаются». – Мой муж никакой не владелец банка. – Продолжала она. – Он соучредитель, но не более того, теперь управляет им, ну, и обворовывает приезжих. – А кто ещё учредитель? – Меренков. – Ответила красавица. – Пристав? – Да, городской голова Лютов, начальник экспедиции Севастьянов, Коля-оружейник… – Коля оружейник? Неужели? – Удивился Горохов. Людмила посмотрела на него и в свою очередь удивилась его удивлению. – Коля-оружейник самый серьёзный человек в городе. – Это тот Коля оружейник, у которого лавка недалеко от вашего банка? – На всякий случай уточнил Горохов. – В городе Губаха только один Коля-оружейник. – Чётко выговаривала красотка, несмотря на выпитое. – Он что, и вправду так серьёзен? – Он богатейший человек в городе. – Сказала Людмила. – Все старатели, что идут на юг за цветниной, затариваются у него. Квадроциклы, оружие, боеприпасы, рации, еда – всё-всё-всё берут у него. Чаще всего в долг. – А кто выколачивает долги? Ахмед? – Смеётесь, что ли? – Усмехнулась Людмила. – Ахмед! У старателей ватаги бывают по двадцать человек, и там такие людишки иногда собраны, что не приведи Господи. Они сами из Ахмеда всё вытрясут. Ещё и побреют его, дурака. – Значит, пристав? – Догадался Горохов. – Меренков, конечно, он всю округу под контролем держит. У него пятьдесят человек, все одеты, обуты, по последнему слову вооружены, бронежилеты последних моделей. У них миномёты есть, мины с фосгеном, квадрокоптеры с мощными камерами и всякое другое… «А ты-то, банковский служащий, откуда про всё это знаешь?» – Но Меренков тут не главный, даже Лютов не главный, они оба люди оружейника. «Вот тебе и седенький мужичок в очочках, который торгуется из-за половины рубля. Я так погляжу, ты, красавица, всё тут знаешь. А знаешь что-нибудь про санаторий? Нет, спрашивать про это у неё нельзя. Она может быть девахой этого самого Ахмеда, которого только что тут опускала. Нет, про санаторий лучше я сам узнаю». – Никогда бы по внешнему виду не принял Колю-оружейника за главного человека в городе. – Сказал Геодезист, а сам вспомнил, как изменилось лицо Ахмеда, когда он сказал ему, что про ботов ему сказал Коля-оружейник. Ахмед поблек немного, сразу у бородатого крути поубавилось, сразу тему сменил. – Да, Коля такой, – абсолютно серьёзно согласилась Людмила. Всё это было, конечно, интересно, но главный вопрос задавать этой красавице было опрометчиво. И вообще продолжать разговор с нею было делом опасным. Горохов поднял руку, чтобы подозвать Ёзге. А когда та подошла, попросил рассчитать его. Людмила спросила не без удивления: – Что? Наши посиделки заканчиваются? – К сожалению. Я вам говорил, что у меня дела. Она посмотрела на него с заметной долей высокомерия и сказала то ли презрительно, то ли снисходительно: – Да, нет у вас никаких дел. Вы хотите от меня избавиться, думаете, что я проблема. «Ты глянь, какая проницательная, а!» Горохов почесал лоб в том месте, где кепка оставила след от постоянного ношения, но ничего не сказал, а красавица продолжила: – Успокойтесь, я к вам не в любовницы набиваюсь, у меня к вам дело. Хорошее дело. – Мне нужно найти ночлег и жильё, я не спал почти двое суток. – Он словно оправдывался пред этой красивой женщиной. – Я уже нашла вам место. – Вдруг сказала она. Да, эта дамочка могла удивлять. Геодезист даже не нашёлся, что ей ответить по такому поводу. А она продолжала: – Место тихое, на западной окраине города, на выезде к буровым. Пришёл – ушёл, никто не видит. Женщина-хозяйка сдаёт койки приезжим, в чужие дела нос не суёт. Просит гривенник в сутки. Как раз пришла Ёзге, стала отсчитывать ему сдачу с полтинника, а он у девочки и спросил: – Ёзге, а где тут можно остановиться, пожить недорого? – У старухи Павловой. Пятак – койка. Клиентов у неё нет сейчас, будет любому рада. По дороге к озеру последний дом справа. – К озеру – это на восток от центральной площади? – Уточнил он. – Да. Там, не доходя станции, тыквы под навесами, дом кривой. Это он и будет. – Сказала девочка, положив сдачу на стол. Горохов развёл руками, а Людмила сидела, поджав губы. Катала пустую рюмку по столу и всем своим видом показывая, что презирает таких, как Горохов. Но это его заботило мало, он сгрёб сдачу и стал собираться. И его совсем не интересовало то дело, с которым она пришла сюда. К чёрту все дела с такими красотками, пусть она со своим банкиром их делает. Глава 17 Тыквы под навесами были не такие уж и большие. Навесы из пластика их защищали от солнца. До озера было недалеко, километров пять, там были опреснители, а тут, рядом с городом, стояла распределительная станция. Гудела вся, завешенная солнечными панелями. От неё в город шли пластиковые трубы – одна белая тонкая трубка тащилась через невысокие барханы к тыквам. Там, пройдя через капиллярные оросители, под тыквы капала вода. Под песком земля была тёмной, хорошая земля. Будь тут поменьше солнца и воды побольше, тыквы можно было бы вырастить и по пятьдесят килограммов. – Это вы ко мне? – Раздалось за его спиной. Он не сразу разобрал слова, повернулся. Перед ним стояла старуха, возрастом глубоко за шестьдесят. Всё лицо её заросло наростами проказы, нос сравнялся со скулами, глаз почти не было видно. Она говорила распухшими губами, и приходилось вдумываться в те звуки, что она произносила, чтобы понять смысл. – А вы бабушка Павлова? – Павлова, Павлова я. – Я к вам. – Постоялец? – Шепелявила бабка. – Постоялец, постоялец, – понял это слово Горохов. – Мне Ёзге вас посоветовала. – А, карлица эта, ну, дай ей Бог здоровья. – Карлица? – Кажется, он опять её плохо понимал. – Ну, маленькая, маленькая, – старуха показала рукой, что речь идёт о невысоком человеке. – Да-да, она, – согласился Горохов. – Маленькая. Она сказал, что вы сдаёте койки по пять копеек за ночь. – Сдаю, сдаю. – Кивала бабка. – Сейчас постояльцев больше нет, выберешь любую. Только вот кондиционера у меня нет. «Класс, днём на улице за пятьдесят пять переваливает. Как она тут без кондиционера выживает?» – Ну, ладно, – произнёс он, – я привычный. – Привычный, значит, не городской? Степняк, значит? – Шепелявит бабка. – Степняк, степняк. – Усмехается геодезист. Зря он расхвастался, знал бы – так молчал бы. – А звать-то тебя как, сынок? – Поинтересовалась старуха. – Андреем, бабушка. – Андрюша, сынок, попрошу тебя о деле… Больше попросить мне некого… «Начинается».