– Тоже мерзкий на вид, такие глаза у него уродливые, огромные, Ахмед говорил, это для того, чтобы он мог видеть в любой темноте. – Глаза навыкат, почти на лбу? И ручки такие маленькие. – Вспоминал геодезист. – Да, ручки маленькие, но этими маленькими ручками он сантиметровый пластик рвал в клочья. Потом Ахмед подвёл его к стене и сказал: «Охраняй место». А затем достал пистолет и выстрелил в него. – В него выстрелил, в бота? Куда выстрелил? – Прямо промеж глаз. У бота от головы… кусок черепа от затылка отлетел, кровь по всей стене. А он спокойно говорит, и голос у него такой, – Альбина поморщилась как от чего-то неприятного, скрипучий… Он говорит: «Получил повреждение, продолжаю охрану локации». А Ахмед начал ему в грудь стрелять, пока патроны в пистолете не кончились. А из того даже кровь не шла, ну, вернее, шла, но совсем несильно. Только дырки на одежде. Он даже не упал. – И по нему тоже документации нет? – Нет, помню, что модель называлась как-то странно. «Тарзан», кажется. – «Тарзан», значит? – Произнёс он задумчиво. – Забавное название. – Кажется, так он назывался. Да, Альбина однозначно была его большой удачей. Но сейчас, лёжа в постели с роскошной женщиной, он даже не смотрел на неё. Да и спать ему расхотелось. Ему нужно было знать кое-что, но напрямую он про это спрашивать не решался, уж больно неоднозначная реакция была у людей, когда он касался этой темы. Поэтому он начал издалека: – А доктор Рахим вправду так хорош, как о нём говорят? У меня рука, – он поднял левую руку, на которой отчётливо были видны следы от ран, – всё ещё плохо работает. А он такой ценник заламывает… Думаю, есть ли смысл платить столько, если он ещё и не лечит. – Я не заметила, что она у вас плохо работает. – Сказала Альбина и пальцем потрогала белый шрам над локтем. – А лечит он хорошо, у нас двух ботов на буровой придавило, у одного, говорят, от ног ничего не осталось, а он за два месяца их восстановил. Не хуже новых стали. И рабочих наших он хорошо лечит. Хорошо, но всё равно он странный… Кажется, разговор направлялся в правильное русло и нужно было его поддержать: – Странный? Что значит странный? – Ну, он не всегда на месте. Часто в отъездах. – Ну, просто у него много пациентов. – Может, вы и правы. – Она, кажется, решила не продолжать разговор на эту тему. «Нет, нет, нет, давай дальше». – А что ещё в нём странного? – Ну, как-то раз Клинчук… – Это…? – Это руководитель оперативного отдела компании… – Понял. – В общем, он писал докладную записку Севастьянову по персоналу, я её перепечатывала, и там была пара абзацев, в которых он сообщал, что доктор Салманов очень много внимания уделяет ботам, которых ему привозят на лечение. Он их куда-то увозит и потом привозит, и два человека не из местных ему в этом помогают. А ещё он часто общается с одним местным… – Альбина немного морщится. – Таким уродливым типом… – Как его зовут? – Фамилию не знаю, а зовут Валера-генетик. – Я его видел, – сказал Горохов. – И как вам он? – Незабываемый паренёк. – Да, такого трудно забыть. В отчёте говорилось, что он десять лет назад приехал сюда с родителями. Он не мог ходить самостоятельно, у него были скрючены руки, он почти не мог говорить, его отец возил в коляске, а сейчас он сам ходит. Семья была небогатой, денег у них хватило только на старый дом, на лечение у них денег не было, а потом он сам как-то излечился. В общем, он дружит с доктором, ну, или не дружит, но они точно много общаются и часто вместе исчезают из города. Горохов молча слушал ее, запоминая каждое слов красавицы. Да, Альбина была большой его удачей, большой. А когда она замолчала, он потянулся к ней, запустил руку в тяжёлые волосы, взял её за затылок, заглянул в глаза, привлёк к себе и поцеловал в губы. Во всяком случае, она не сопротивлялась. Глава 28 Он вышел от Альбины, когда ещё солнце не взошло. Ей нужно было на работу, квадроцикл за ней приходит в половине пятого. – Ты дашь мне ключи? – Спросил он, перед выходом уже накидывая пыльник. – Я буду осторожен. Меня никто видеть не будет. Она сразу протянула ему их, словно заранее приготовила: – Горохов, а вы сегодня придёте? – Даже утром она продолжала обращаться к нему всё ещё на «вы». – Нет, и завтра не приду. – Говорит он, пряча тесак в ножны, а револьвер в кобуру. – Кстати, насчёт документов не волнуйся. Если получится, я заберу их у Брина. Альбина ничего не ответила, но её взгляд был весьма красноречив. Чистые вещи – это очень приятно. Даже его видавший виды пальник после того, как с него сошла грязь и чёрное пятно от крови на левом боку, выглядел не таким уж и старым, несмотря на дыры от пули. Нужно было торопиться, он заскочил в дом к Валере, захватил ведро и пошёл к озеру за саранчой. Пришёл на тот участок, где покупал саранчу у пацанов, а там никого. Торопился, выходит, зря, пришлось их подождать часик. Но сидеть, сложа руки, не стал. Стал, как только рассвело, собирать из сетей саранчу. Выбирал лучшую, только мелкую и среднюю. Мальчишки появились, когда солнце уже было высоко, а у его ног стояло старое ведро полное отборной саранчи. – Семь часов, у вас так вся саранча засохнет, – сказал он им. – Я уже себе собрал ведро. Думал уходить. Денег бы не оставил, зачем лентяям деньги… – Э, дядя, не шалите. – Строго сказал старший, заглядывая к нему в ведро. – Ага-ага, – поддержал его брат. – Гоните денежки. Саранча наша. Горохов, делая вид, что недоволен, расплатился с ними и пошёл к бабке Павловой. – Ты опять где-то саранчи набрал! – Восхитилась та. – Набрал, бабушка, набрал. Ножницы дадите, так я вам часть саранчи оставлю, я лишней взял. – Дам, дам… Он сел чистить саранчу, а она присела рядом, стала помогать, ловко обрывая насекомым всё лишнее без всяких ножниц, исключительно своими изуродованными проказой пальцами. – А ты, милок, никак с севера сюда приехал? – С севера, бабушка, с севера. – За деньгой? – За деньгой, за ней. – И зря. – Почему же? – Место тут плохое. – Отчего же тут плохо, бабушка? – Да от всего, сынок, живёшь-живёшь и не заметишь, как проказой зарос. – Так на севере тоже проказа имеется. – Говорит он. – Всё равно уезжай, плохое это место. – Ну, хороших мест сейчас уже и не осталось. – Уезжай отсюда, говорю, – вдруг сказала старуха таким тоном, что он престал срезать саранче крылья и лапы. – А чего? – А не будет тут счастья, проклятый это край.