— Да. Пошёл посмотреть эти деревья. — Насколько вы приблизились к дереву? — На метр. — И что вы увидели? — Увидел, как из длинной трещины на стволе вытекала прозрачная капля. — Она стекала по стволу? — Нет, висела. — То есть это была не вода? — все вопросы задавал Тормышов, отвечал на них Горохов, все остальные в зале молча слушали, Кораблёва при этом все ответы Андрея Николаевича быстро записывала. — Нет, не вода. Она была вязкой, сохраняла форму. — Вы пытались с нею взаимодействовать? — Попытался прикоснуться к ней ножом. Она сразу втянулась в щель. — Как втянулась? — Ну как… Втянулась. Внутрь, и всё. — И больше не показывалась? — Нет, — Горохов полез в карман и достал сигареты. Кажется, он в этом помещении был единственный курящий, но Бушмелёв сразу подвинул к нему пепельницу. Тормышов дождался, пока уполномоченный закурит, и продолжил задавать вопросы: — А эта капля… Она висела с солнечной стороны? «Зачем ему это?». Горохову начинало казаться, что этот тип с севера просто дурачится. Хотя… Конечно, дурачиться он не мог. — По-моему… — уполномоченный на секунду задумался. — Да, я подошёл с западной стороны, а солнце ещё только поднималось. — Значит…? — Тормышову было недостаточно сказанного. — Значит, капля находилась в тени. — Что произошло потом? — Потом я решил убраться оттуда. — Причина… — Тормышов снова читает бумаги, — повышенная радиация. Но у вас не указаны цифры и характер излучения. — Я пользуюсь стандартным радиометром. — Значит, гамма-излучение, — Кораблёва оторвалась от бумаг. — Какой уровень вы зафиксировали? — Не помню. Кажется, сто сорок. — Сто сорок микрорентген? — уточняет Кораблёва. — Ну, — уполномоченный опять задумался. — кажется, сто сорок два. Она записывает, а её коллега снова спрашивает: — И после этого вы уехали? — Да, после этого я уехал, — говорит Горохов, надеясь, что теперь-то уж разговор можно и закончить и пойти в зал отдыха, выпить ещё рюмашку-другую с товарищами. Но нет, эти ребята так просто его отпускать не собирались. После обнадёживающего раздумья Тормышов снова начинает задавать вопросы: — А вы не видели ночью сияния в том районе? — Сияния? — Горохов не понимает. Он делает затяжку и, выпуская дым, уточняет: — Сияния луны? Луна в те дни была хороша. Это уполномоченный помнит отлично. — Нет, не луны, — говорит северянин. — Ночью вы не видели сияния в том районе, где вы нашли эти чёрные деревья? — Я не понимаю, о чём вы говорите, — произносит Андрей Николаевич. Тут снова берёт слово Кораблёва: — Ну, вот если подъезжать ночью с юга к Березникам, то над городом стоит… свечение. Свет. Его видно издалека. — Ну, видел. И что? — Ничего подобного вы не замечали по ночам над тем местом, где видели деревья? Горохов задумывается; бездонное звёздное небо, огромная луна — всё это было. Какое-то необычное свечение? — Нет, не помню, — наконец говорит уполномоченный. И женщина, и мужчина смотрят на него если с не сомнением, то уж точно с непониманием: как можно было не видеть сияния? Но уполномоченному всё равно, он делает вид, что всё сказал, в надежде, что его отпустят. Признаться, у него давно были мысли насчёт попытки получения визы для переезда на Север. Мало кому это удавалось. Среди его знакомых, во всяком случае, таких людей не было; тем не менее, он думал об этом. Ему хотелось узнать, как выглядят деревья, какова на вкус редкая еда, как выглядит и пахнет море — говорят, у него какой-то специфический запах, — хотелось попасть в те места, где днём температура не переваливает за сорок. У него было кое-что скоплено. Скорее даже, кое-что существенное, что могло повысить его шансы на получение визы. А ещё он сделал много полезного для Института. Например, доставил двух живых ботов, один из которых был мыслящим, и, помимо этого, много разного генетического материала для исследований. А ещё редкого умника, генетика-самоучку, который, с его, конечно, слов, помог Институту разработать какую-то новую технологию. Которую он, Горохов, кстати, дважды испытал на себе. Тоже заслуга. Да и как настоящий знаток пустыни, проводник и оперативный сотрудник с огромным опытом, он мог представлять немалую ценность. Он знал, что давно находится, что называется, «в списках» у сотрудников компетентных органов Севера. В общем, некоторые шансы перебраться на Север у него были. Поэтому уполномоченный теперь терпеливо ждал, глядя, как северяне тихо переговариваются между собой. Он не торопясь докурил сигарету, тщательно затушил окурок и покосился на отцов-командиров. Те тоже были полны терпения. Тоже ждали. И тогда Тормышов, выслушав Кораблёву и согласно покивав, повернулся к уполномоченному. — Андрей Николаевич, — начал он, — у нас к вам есть предложение. — Я внимательно вас слушаю. Антоний взглянул на свою спутницу, словно ища поддержки, и продолжил: — Институт решил предпринять экспедицию. Нам очень нужно побывать в том месте, которые вы описали. Горохов чуть развёл руками: и что? — Мы хотим, чтобы вы сопровождали научную группу. Уполномоченный указал пальцем на бумаги, что лежали перед северянином, и сказал: — Там в рапорте лейтенанта должны быть указаны почти точные координаты этого места. И вам там потребуется не столько проводник, сколько отделение хороших солдат. — Хорошие солдаты будут, — произнесла Кораблёва, — но мне бы хотелось, чтобы вы лично участвовали в экспедиции. — Зачем? — просто спросил Горохов. Он собирался упрямиться. Во-первых, ему действительно не хотелось возвращаться в те адские места, а во-вторых, если они его туда и уговорят пойти, то уж совсем не за «просто так». — Мне было бы спокойнее, если бы такой опытный человек был в экспедиции, — продолжала Кораблёва. — У нас, кроме вас, больше нет знакомых проводников, которые работали в тех широтах. Она бросила взгляд на своего спутника и после того, как он одобряюще кивнул, сказала: — Мы готовы предложить вам три сотни рублей. — Да, — тут же поддержал её Тормышов, — три сотни ваших рублей, медью или оловом, любым материалом, который вы выберете, или эквивалент трёх ваших сотен деньгами Северной Конфедерации. Деньги были, что сказать, немалые. И Бушмелёв и Воронин смотрят на него молча, они ничего ему, конечно, советовать не будут, хотя понимают, что его согласие было бы Трибуналу полезно. Но у уполномоченного свои планы. И он в свою очередь спрашивает: — И когда вы планируете эту… экспедицию? — Как можно раньше, — сразу отзывается Кораблёва. — Вы видели это место восемь… нет, девять дней назад, ещё столько же нам придётся туда добираться. Плюс ещё пару дней на организацию экспедиции. Она хотела ещё что-то добавить, но Горохов — кажется, огорчив всех присутствующих, — твёрдо произнёс: — Нет. Я не готов туда ехать… Мне нужно отдохнуть… Тормышов среагировал сразу, уполномоченный ещё не закончил, а он уже начал говорить: — Андрей Николаевич… Понимаете, в чём дело… Это уникальное место, это настоящий, как мы его называем, «выход» пришлых. И это место не стационарно. Мы натыкались на остатки подобных объектов, на рассказы очевидцев о таких местах, но всё это было с временным лагом. И очевидцы были не очень убедительные, никто так близко к «выходам» не подходил и тем более не делал замеров радиации, не видел этих капель на стволах, нам нужно ехать туда как можно быстрее.