Тон, каким был задан вопрос, быстро охладил эйфорию первой встречи. Майя оторопело уставилась на брата. — Без обратного адреса. В желтеньком конвертике. И подпись твоя. — Майя перевела взгляд на Тину и по выражению лиц обоих заподозрила нестыковку. — В желтеньком конвертике, — передразнил ее Саша, и потребовал показать письмо. — Так оно исчезающее было, ты же сам знаешь. Я и подумать не могла, что кто-то еще может посылать такие письма кроме тебя. — Пыталась оправдаться Майя. — Там было написано: все уладилось, можешь возвращаться домой. Мне нужна будет твоя помощь. — В чем? — Ну откуда я знаю в чем? Это ты мне можешь только сказать. — Майя могла бы обидеться на подобное обращение, если бы давно к нему не привыкла. Старший брат в ее глазах был эталоном старшего брата. И от него она могла стерпеть любые грубости. — Оставь в покое Майю, — заступилась за подругу Тина. — Ее тоже включили в игру. — Скажи еще, что и отец должен мне в чем-то помочь. Хотя в чем, я и сам не знаю. — Конечно должен, — безапелляционно заявил Владимир Линник, когда узнал, что сын получил указание спуститься на второй нижний этаж и выполнить там какое-то поручение Гольдштейна (а что еще можно было сказать отцу?) — Женщинам там точно нечего делать. А со мной тебе достанется меньше тумаков. Часть 3. Профилактика. Глава 7 Начальник второго отдела службы безопасности Егор Тришкин был на подъеме. Чутье не подвело его. Он вышел на след верхушки одной из самых крупных группировок нелегалов, и теперь предстоял один из самых ответственных этапов операции — изолировать главаря и нескольких его помощников, а остальных разбить на мелкие группы и загнать на дно. К физическому уничтожению нелегальных группировок сотрудники Тришкина прибегали редко. Если возникала такая необходимость, модераторы подключали военное ведомство, и происходило это только при условии вооруженного нападения. В этот раз Тришкин надеялся, что обойдется без них. В подобных случаях обычно было достаточно оставить банду без руководителя, посеять панику и перекрыть выход со дна на третий этаж. Дальше окружающие условия жизни делали свое. Низкая концентрация кислорода вместе с высокой влажностью и повышенным уровнем тяжелых металлов быстро приводили человека к физической деградации и способствовали распространению инфекций. А тоннельные черви доедали то, что осталось. Предписание на арест Петра Гольдштейна и нескольких сотрудников его отдела пришлось некстати и мешало сосредоточиться на своих планах. К Петру Гольдштейну Тришкин не питал особого почтения, но и значительных претензий тоже не имел. Хотя, по его мнению, Гольдштейн и ставил свои личные интересы выше общественных, но это в принципе не влияло на общую безопасность. И сетевым специалистом Гольдштейн был неплохим. Предъявляемое ему превышение должностных полномочий, было серьезным проступком и предусматривало отстранение от должности до принятия судебного решения. А это означало, что руководство первым отделом ложилось на плечи начальника второго отдела. Двойная нагрузка могла повлиять на успех запланированного Тришкиным мероприятия. Арест прошел в целом спокойно. Единственной мелкой неприятностью оказалось исчезновение одного из электронщиков, которого Гольдштейн вытянул из-за кордона и взял свою команду, обосновав это его незаурядными способностями. Задержание Александра Линника Тришкин не считал большой проблемой, — делом нескольких дней. Пропустив Петра Гольдштейна через детектор, Егор Тришкин озадачился. Гольдштейн считал, и утверждал это еще до того, как пришлось принимать решение о дознании с помощью детектора, что на центр управления Рейтиполисом совершена информационная атака под прикрытием модераторов, и предписание на арест — дело тех же самозванцев. Если это было бы так, катастрофичность последствий для Рейполиса была более чем очевидна. Но Егор Тришкин этому не поверил. Он доложил наверх о полученной информации, и получил ответ модераторов, суть которого сводилась к тому, что Гольдштейн влез не в свое дело, и его попытки вмешаться в управление Рейтполисом нужно пресечь. — У тебя есть доказательства? — Модераторов не существует. Тот, кто прикрывается именем модератора, самозванец. — Упрямо твердил Гольдштейн. — Это — только версия. Какие тому доказательства? — Пустые информационные ячейки на верхушке рейтинга — это не доказательства? Егор Тришкин ухмыльнулся: — Нет. Модераторы — вне сети и рейтинга, — разве это не твои слова? — Да. — И их место жительства засекречено в целях безопасности. — Для Егора Тришкина это было очевидным и понятным. — Да, конечно, это несправедливо в отношении тех, кто лезет из шкуры, чтобы выбиться в топ рейтинга, но необходимо для эффективного контроля. — Почему тогда предотвращать катастрофу два года назад были вынуждены мы? Где были модераторы, когда нахрен полетело обеспечение всех верхних этажей? — Потому что это твоя работа — предотвращать катастрофы. А их работа — контролировать АСУФ. Учитывая ранг арестованного, Егор Тришкин сам проводил допрос. В комнате дознания никого кроме них больше не было, а запись разговора Егор Тришкин в любой момент мог изъять и ликвидировать. Поэтому он не остерегался говорить открыто. Собственно говоря, откровенность и прямолинейность были особенностями его натуры. Многим это не нравилось, но сам он считал, что именно за такие качества модераторы назначили его на должность начальника второго отдела СБР. — Незавидное у тебя положение, Гольдштейн. С модераторами не спорят. Им ничего не доказывают. У каждого свое место. И если ты собираешься настаивать на этой абсурдной идее, на своем месте долго не пробудешь. Боюсь, даже более того. Мне кажется, что твоя незавидная участь уже определена, и заминка только с тем, чтобы суд решил, на какой именно этаж ниже пятого тебе придется переехать. После этого разговора Егор Тришкин больше суток не виделся с Гольдштейном. Допрос остальных сотрудников первого отдела, на которых поступило предписание модераторов, поручил своим подчиненным, а сам уехал вниз, непосредственно руководить поимкой возмутителей спокойствия в нелегальной среде. Вернулся на пятый верхний этаж в бодром настроении духа, довольный собой и успехом проделанной работы. Что бы ни говорил про модераторов Гольдштейн, их закон про доступный рейтинг облегчил работу антитеррористического отдела, заметно проредив группировку нелегалов. Многие покинули банду и стали пытать счастья с получением легальной работы, в связи с чем среди главарей банды бродило недовольство, а среди самих бандитов — сомнения и конфликты. Все это послужило на руку безопасникам. На третьем этаже осталось несколько десятков боевиков, но они были под контролем внедренного в банду сотрудника. Егор Тришкин был уверен, что после ареста верхушки бандитской группировки всех остальных, тех, кто упрямо не желал лишаться клейма нелегала, в ближайшее время удастся без проблем закрыть внизу. Еще в начале служебной карьеры Егора Тришкина удивляло то, что среди бандитов были не только нелегалы, но и люди, имеющие возможность расти в системе рейтинга. Они могли, но принципиально отказывались от такой возможности! Со временем эмоции на этот счет перестали беспокоить Егора Тришкина. Труд сделал из обезьяны человека, соответственно обратное превращение тоже было возможным. Те, кто не хотел трудиться, превращались в обезьян. К сожалению, совсем не в тех обезьян, которые гасали по деревьям в зоне дикой природы зоопарка. Они превращались в пропащих, усиливая ряды и без того обездоленных нелегалов. К пропащим у Егора Тришкина не было сочувствия и жалости. То, что они исчезали бесследно на первых этажах Рейтполиса, он считал закономерным процессом, как гниение отходов на свалке. Вернувшись домой, выяснил, что парня из команды Гольдштейна не нашли. Навел справки и вспомнил, что сам когда-то имел с ним дело. Поразился наглости Гольдштейна. Уже одного того, что тот допустил к работе с секретным оборудованием нелегала, было достаточно для обвинения в превышении полномочий и переправке на несколько этажей ниже, а то и вообще для переселения за кордон с запретом возвращаться не менее чем на два года. Ради чего так рисковал Гольдштейн, не трудно было догадаться. Нелегал — вне рейтинга, значит, подходящий инструмент для того, чтобы вмешаться в управление Рейтполисом. «Гольдштейн и есть самозванец», — сделал вывод Егор Тришкин и переклассифицировал дело Гольдштейна из разряда превышения должностных полномочий в государственную измену. Дело под кодовым названием «Самозванец» теперь всецело поглотило его самого и всех его сотрудников. * * * Долго дома было оставаться опасно, в любое время могла нагрянуть поисковая служба, поэтому Саша не стал тратить время на то, чтобы ломать пароли сетевых входов второго отдела и переписки Егора Тришкина. Нашел ориентировки на себя и Тину. Причем значились они не только в антитеррористическом отделе, но и в службе общественного порядка, полиции и на таможне. В связи с этим стало быстро понятно, что через кордоны они прошли незамеченными только вследствие прикрытия того, кто стоял за Асей. Видимо, их до сих пор продолжали искать наверху, не имея данных о переходе ими кордона. Все, кто имел отношение к группе Ломова, со времени ареста не появлялись на своих аккаунтах. Саша выложил еще один маячок, но уже особо не надеясь на то, что получит на него ответ от Гольдштейна. Опасался, что снова обнаружит ответ в виде исчезающего желтого конвертика. Но на этот раз обошлось без лишнего упоминания о том, что может случиться непоправимое. Что еще более «непоправимое» можно придумать? Обвинения в государственной измене предъявлялись всем членам группы Ломова, распространяясь также и на Сашу Линника. Что будет, если Тина и Майя останутся дома? Они слишком много знали как свидетели. «Хорошо хоть отец ничего не знает», — думал Саша. — Плохо, что папа ничего не знает, — сокрушенно сказала Майя. — Ты слышал? Женщинам там нечего делать. Он уперся и ни в какую. Я собрала рюкзак, а он все вытряхнул. — Майя, тебе и Тине там точно нечего делать. — В этом Саша был с отцом согласен. — Мы не будем обузой, — решилась попросить и Тина. — Меня снова посадят в бункер, а там меня утопить легче, чем рядом с тобой. У Майи тоже были свои аргументы: — Этот вирусный модератор и мне прислал письмо. Тебе нужна будет моя помощь. — Ну какая помощь, Майка? Саше даже приблизительно не мог представить, чем на втором нижнем этаже может пригодиться Майя. Мечтательная художница еле дотягивающая до пятидесяти килограммов веса? А Тина? Да и отец тоже. Разменявший пятый десяток работяга, сроду не державший в руках оружие, максимум — гаечные ключи, отвертки или лом. А во главе этой компании Гуляка — начинающий наркоман со впалыми щеками и синевой вокруг глаз. Если кто-то и подбирал такой состав команды заведомо, то явно не для того, чтобы предотвратить «непоправимое». Пришлось отцу сознаться, что вляпался в очередные неприятности, и если не забрать собой Тину и Майю, их будут таскать по допросам, посадят на детектор, и ему тогда уж точно несдобровать. На удивление Саши отец воспринял такую новость спокойно, так, по крайней мере, показалось его детям. — А я, старый дурак, надеялся… — Фраза, полная разочарования, не внесла позитива в настроение беглецов, но сняла запрет на участие в походе Майи и Тины. Дома у Линников нашлось два рюкзака. Еще два взяли у Глеба — соседа и приятеля. У него же раздобыли имплантобаги — на случай, если кто-то потеряется. Спасибо Глебу, сделал все на высшем уровне, хотя из-за них и пришлось задержаться. Четыре капсулы и инжектор к ним он выложил перед Сашей на следующий день. Взяли кое-что из одежды, средство защиты от насекомых и отпугиватель для крыс. Для индивидуальной связи пригодились старенькие портативные минипорты. Их было всего два, поэтому разделить решили как в былые времена — один Саше, другой — Майе. Качество такой связи было не идеальным, но оказалось в приоритете, поскольку она работала вне соединения с общей сетью. А поскольку до второго этажа сетевая паутина Аси не дотягивала, эти бывшие игрушки должны были выполнить роль единственной возможной связи. Рейтинговые карточки решили оставить дома. Внизу от них было мало толку. В ожидании того, пока Глеб найдет на черном рынке заказанные ему средства слежения, Майя и Тина засели в сети в поисках информации о жизни на втором нижнем этаже. А Саша решил попытать удачи со своим старым Гулякой. Он помнил сетевой номер приставки в симуляционной комнате Гольдштейна, а исчезающее письмо, присланное Майе, еще могло хранить отпечаток. Он и сам когда-то пробовал посылать письма без обратного адреса. Трек такого письма был малозаметным для стандартных служб слежения, но для Гуляки — и того пиксельного, который спал в приставке под столом, и того, что ждал Сашу Линника в симуляторе Гольдштейна, проследить его не было большой проблемой. — Пойдем гулять? — спросила фигурка на экране, и Саша первый раз за последние сутки позволил себе улыбнуться. — Сегодня будем работать, — ответил Гуляке и ввел сетевой номер симулятора службы безопасности. Коридор с красными огнями встретил привычной тишиной. Экран знакомого виртуального планшета ждал указаний, а мысли строились в алгоритм поиска. Словил себя на мысли, что здесь, в сети он чувствует себя более уверенно, чем вне ее. Входная точка письма была известна, оставалось найти пустяк — его выходную точку. Закончив ввод данных, в одном из узких ответвлений общего коридора увидел вместо красных зеленые огни. Чувствовалось, что удаленный доступ сказывается на скорости передвижения. Но, хотя и медленно, планшет вел, открывая все новые и новые коридоры. Невольно вспомнились ощущения, когда оказался в похожем коридоре впервые. Тогда хотелось попасть в популярную виртуалку, а доступ стоил больших денег. Трусил, но шел, слишком уж большой был соблазн. Стандартный доступ в виртуалку предусматривал короткий коридорчик. Пару шагов, и ты на арене, или аттракционе, или в квесте. Но для того, чтобы попасть туда же нелегальным способом, нужно было хорошенько прогуляться и открыть запасной вход. Если эксет отправителя выключен, он упрется в закрытые двери, но все равно это прояснит ситуацию, так как по маячку на планшете можно вычислить район и этаж Рейтполиса, на котором находился отправитель. Голова трещала от мыслей, сомнений и предположений об источнике злополучного письма, но то, что этот источник окажется за теми дверьми, где он сейчас стоял… — Ася… — Снова сухость в горле, как будто три дня не пил воды. — Вам не следовало сюда приходить, Александр.