Герат стоял напротив входа, сложив руки на груди. Лицо его ничего не выражало, только глаза из-под густых бровей на чуть наклоненном лице, казалось, сожгут меня на месте. Я встала напротив, пока что пройти и устроиться поудобнее мне никто не предлагал. – Тарра Гварди, – жестко произнес он. – Таросси ректор, – ответила я. Странно, но от его режущего тона я начала успокаиваться. Тон недобрый, значит, он по-прежнему ко мне плохо относится. И значит, с большой долей вероятности все же подпишет мое заявление. Впрочем, когда я слышала у него добрый тон? Разве что во время церемонии прощания он не был таким сдержанно-резким, как всегда. Он расцепил руки и усмехнулся. – Итак, вы хотите покинуть академию, тарра Гварди? – взял со стола бумагу, в которой я узнала свое прошение, и несколько раз помахал ею в воздухе, как будто хотел, чтобы я хорошо ее разглядела. «Хоть бы сесть предложил, поганец твердокаменный», – подумала я. – Присаживайтесь, – властно сказал он, словно не сесть предлагал, а хотел припечатать меня к креслу. Я села в предложенное кресло. Ректор остался стоять. Облокотился на краешек стола, снова сложил руки на груди и пристально посмотрел на меня. Отвратительно. Если бы он хотя бы сел… Когда он стоял, а я сидела, взгляд сверху вниз просто придавливал. Да что это вообще такое! Я пришла отстоять себя. Я незаметно сжала подлокотники. Не позволю тебе, Герат, издеваться надо мной. Ты подпишешь прошение. И все. В тебе больше не будет никакой власти надо мной. – Да, таросси ректор, я хочу уволиться, – сказала я твердо и подняла взгляд на него. Удивительно, но обычного пренебрежения в его глазах я не заметила. А может, оно и вовсе чудилось мне все это время, пронеслась непрошеная странная мысль. – Я в состоянии передать дела другим сотрудникам кафедры за пять дней. На шестой день я хочу быть уволенной из академии по собственному желанию. – Понятно, – кивнул ректор. Краешек рта скривился в легкой, едва заметной усмешке. – Мне ясны причины вашего увольнения. Более того, я мог бы подписать это прошение, несмотря на его абсурдность. Но есть некоторые причины, мешающие нам с вами это сделать. «Козел-бюрократ! – подумала я. – Ну и что ты выдумал! Неужели так хочется настоять на своем?!» – По закону я имею право уйти в любой момент, – вежливо ответила я, но внутри зазвенела тонкая нить тревоги. Если он сказал «есть причины», значит, они действительно есть. Или он создаст их. – По закону вы, тарра Гварди, – он вдруг понизил голос, и в нем засквозили приятные бархатные нотки. А в бордово-карих глазах читалось понимание. Так взрослый смотрит на ребенка, когда не подает вида, но понимает все его замыслы и шалости. – Вы можете уйти в любой момент, если выполнили все административные и финансовые обязательства в отношении академии. Вы читали договор, прежде чем подписать, когда устроились на должность младшего преподавателя? Я поняла, что неудержимо краснею. Читала ли я договор? Как и многие, я его лишь просмотрела. Поэтому деталей я могла не помнить… – Вероятно, вы забыли некоторые моменты, – сказал Герат. Обернулся, взял со стола еще одну бумагу и протянул мне. – Просмотрите пункт о заработной плате, предоставляемых бонусах и материально-финансовых обязательствах. «Гад ты паршивый!» – подумала я и растерянно взяла договор. – Впрочем, можете не утруждать себя. Я объясню вам суть, раз вы успели забыть, – сказал Герат, и я действительно не стала читать. Была уверена, что каждое его слово соответствует сказанному в договоре. Этот паршивец в состоянии не соврать, но рассчитать и предусмотреть все. – Итак, тарра Гварди, во время обучения вы были стипендиаткой академии. Стипендия позволяла вам содержать себя в период обучения. Она была безвозмездным даром академии талантливым адептам. Однако, – его голос зазвучал как будто издалека. Я уже знала, о чем идет речь, – академия предоставила вам бесплатное жилье и оплачивала весь процесс обучения – процент заработной платы преподавателям, расходные материалы. Обучение на водном факультете, кстати, недешевое. То есть вы находились на полном пансионе академии. Если бы вы покинули ее после обучения, то должны были бы в течение нескольких лет или десятилетий возместить академии затраты на ваше обучение из средств, что вы стали бы зарабатывать магией в другом месте. Однако вы стали сотрудником академии, и этот «долг» небольшими порциями вычитается из вашей зарплаты. Вы понимаете меня, тарра Гварди? Я обреченно кивнула. – Соответственно, согласно договору, подписанному вами пять лет назад, в случае срочного увольнения по собственному желанию вы обязуетесь либо сразу выплатить академии оставшийся долг, либо работать в стенах академии до тех пор, пока отчисления (вы можете увеличить их объем) не покроют прежние траты учреждения. – Но разве нельзя выплатить в рассрочку после увольнения? Как если бы я ушла сразу после окончания? – спросила я, хоть и понимала – это все равно что спрашивать у голодного дракона, может быть, он все-таки не будет меня есть. – Внезапный уход ценного сотрудника – неприятное событие для академии, – усмехнулся Герат покровительственно, мне даже почудилась доля сочувствия в его голосе. Хищник так сочувствует жертве, прежде чем проглотить ее? – Поэтому обычно в качестве возмещения требуется единовременная выплата. Решение о возможности рассрочки принимается администрацией в отношении конкретных случаев. В вашем случае, Гварди, это решение принято не будет, – он словно припечатал меня. – Да почему же?! – я вскочила на ноги. Больше всего мне хотелось заехать по его красивой физиономии. – Может быть, вы, таросси ректор, не позволите?! Почему?! Глаза Герата сверкнули ответным пламенем. – Да потому, тарра Гварди, что ваше решение уйти – идиотское и необоснованное! – резко бросил он. Глава 9 – Необоснованное?! – почти крикнула я. – А что мне еще прикажете делать, если вы отклоняете все попытки не попасть на отбор?! Показалось, что из глаз Герата вылетели настоящие молнии. Запахло дымом – несколько бумажек на столе начали тлеть. Магические светильники в люстре загорелись ярче. Вспыхнули у стены две свечи. Ректор тут же поднял руку, и все погасло. А мне стало страшновато. Когда-то я думала, он хорошо владеет собой. Но сейчас в этом появились сомнения. Неужели вопрос, окажусь ли я в отборе, так сильно трогает его? Почему я вызываю у него такой гнев? Но и меня было уже не остановить. Плотину прорвало. – Почему вы не отпускаете меня?! Почему издеваетесь?! Чем я вам так не угодила? Неужели действительно тем, что я сирота без больших денег и связей? А вот Герат, похоже, взял себя руки. Он пожал плечами и скрестил руки на груди, с насмешкой глядя на меня. – Я тоже сирота, – спокойно ответил он. – И у меня тоже когда-то не было денег и связей. Не вижу в этом причин для антипатии. Опять он дал мне пощечину. Стало немного стыдно. Я ведь никогда не задумывалась о его происхождении. Откуда он, как попал в академию. Для молодых магов те, кому исполнилось несколько сотен лет, казались кем-то вечным. Мало кто задумывался об их личной истории. Ректор Герат словно был всегда, родился в академии, жил здесь, стал и оставался ректором. – Я не знала, простите, – сказала я искренне. – Но за что тогда? Чем я так вам не понравилась с самого начала? Я успокоилась. Теперь было грустно и немного стыдно. – Вы считаете, не понравились? – одна его бровь пошла вверх в наигранном недоумении. – Что ж, я могу сказать, что мне не нравится, – и вдруг стал совершенно серьезен, – в водных вроде вас. Ваше ожидание, что если вы одинокая сирота, то все должны войти в ваше положение, помочь. Ожидание, что все вокруг должны быть такими добрыми и милосердными. Все остальное вы осуждаете и презираете. А некоторые люди, тарра Илона, не такие. Они просто такие, как есть, и думают о своих интересах или интересах дела больше, чем о ваших. Когда вы были юной абитуриенткой, да и сейчас… вы так и не понимаете этого и ждете доброты и милосердия вместо справедливости и следования закону. Больше ничего против вас не имею, – закончил он, чуть усмехнувшись. – Впрочем, вопрос некорректный. Это я должен спросить, чем я так вам не нравлюсь, что вы готовы уволиться из места, ставшего вам домом, только бы не пойти на мой отбор. Я противен вам? Вы не просто не хотите стать Великой – вы избегаете любой возможности оказаться на отборе! Все что угодно, только не стать Великой при таком ректоре, все что угодно, только не делить с ним жизнь и постель?.. Так, тарра Гварди? Ответьте! – бордовые глаза опять сверкнули, и я опасливо оглянулась, не загорелось ли что-нибудь. Я опустила глаза. Я бы пошла на ваш дурацкий отбор, таросси ректор. Провалила бы одно из испытаний, но я не упиралась бы настолько, если бы не проклятая ментальная проверка. Не так уж я вас ненавижу. Я бы вытерпела один или два тура. – Вы были справедливы ко мне, – сказала я. – Но говорили… вели себя со мной жестко и высокомерно. – Что еще раз подтверждает мою правоту по поводу ваших ожиданий, – бросил он. – Что еще? Может быть, вы так самоуверенны, что рассчитываете выиграть? Тогда вы потеряете возможность выйти замуж по любви. Может быть, вы мечтаете о большой любви, молодая тарра? Кстати, сядьте снова, не мельтешите. Я внезапно осознала, что все так же стою, как перед барьером в драке. Выдохнула и села обратно в кресло. – Да, я хотела бы выйти замуж по любви, – ответила я. – Победа в отборе любую лишит этого шанса. – Если только Великая не полюбит своего Великого магистра, – сказал Герат. Великий магистр – таким был официальный титул ректора. И просто Великая – для его напарницы. – Считаете, меня невозможно полюбить, тарра Гварди? Вообще думаете, что любовь так важна, – он усмехнулся. – Поверьте мне, иногда достаточно страсти. А страсть я обеспечу. Он сделал едва заметный шаг ко мне, горящие глаза, словно касаясь, пробежались по моей фигуре. По груди, укрытой тонким темно-синим шелком, по рукам, по краешку туфли, торчащему из-под платья. Сладкий жар волной прошел по телу, как будто он на самом деле прикоснулся ко мне. И как будто… он был для меня привлекателен – до безумия, до судорожного порыва. Мир поплыл перед глазами, взгляд сфокусировался лишь на его сильной высокой фигуре, на твердом лице, которое вдруг захотелось целовать, зарываясь руками в густые волосы. Как я раньше не замечала, насколько он красив, силен и привлекателен! Какая у него, должно быть, горячая кожа, как он, уверена, может обнять – так, что все исчезнет в горячем вихре. Я сглотнула. Ах… да, особая магия огненных. Способность вызывать влечение к себе у любой женщины, будь она воздушная или водная. Хорошо, что те огненные хулиганы из моей юности этого еще не умели. Я закрыла глаза и представила, как прохладный водопад смывает томление, вымывает из головы мысли об этом мужчине. Когда совсем отпустило, открыла глаза. – Перестаньте, – сказала я. – Это нечестно, плохо и оскорбительно. – Зато лишний раз показывает, насколько вы сильны, тарра Гварди, – усмехнулся. От него не укрылась ни моя первая реакция, ни то, как я смогла блокировать воздействие. – Я не ошибся в вас. Итак… – Он обернулся к столу, взял в руки мое заявление. – Итак, либо единовременная финансовая компенсация академии, и можете писать прошение снова, либо вы остаетесь и участвуете в отборе. А пока… – он внимательнее посмотрел на бумагу, и она загорелась по краям. – Да что вы делаете?! – воскликнула я. – Это всего лишь бумага, что вы разволновались? – поднял брови он. Листок быстро догорел в его руке, ректор растер в пальцах пепел и пощелкал ими, чтобы стряхнуть. – Вы ведь знаете, что у меня нет этой суммы! – сказала я с укором. – Что вам стоит назначить рассрочку?! – Я должен проявить милосердие, тарра Илона? Должен пожалеть вас, вместо того чтобы следовать букве закона и поступить согласно своим интересам? – произнес он насмешливо. – Это было бы правильно! Зачем, ну скажите, зачем я вам на отборе! Я ведь водная… и не самая слабая. Зачем вам столько воды?! – Зачем вы мне на отборе? – он усмехнулся, но без всякого презрения или высокомерия. – Я просмотрел список кандидаток, предложенный помощниками. Нескольких вычеркнул. Ваши же данные меня полностью устраивают. Знаете, тарра Илона, я искренне хочу, чтобы новая Великая была сильной, талантливой и способной к административной работе. Еще она, разумеется, должна быть привлекательна для меня как женщина. Вы подходите по всем пунктам, не вижу никаких причин снимать вас с отбора. У вас прекрасные показатели, а вашу силу и способность ее направлять я видел еще в те разы, когда вы очень мило облили меня водой, – и снова краешек губ пополз изображая усмешку. – Что касается воды… Знаете, – он вдруг посмотрел на меня чуть искоса, немного лукаво, – я три сотни лет жил с воздушной. И сыт по горло. Я хочу попробовать что-то новое. Мне интересно. Если на отборе будете вы, то мне, по крайней мере, не будет скучно среди множества девушек, мечтающих не столько о том, чтобы стать Великой, сколько о моем расположении. – Ах вот как! – вырвалось у меня. – Предлагаете мне противостояние, хотите развлечься, таросси ректор? Я вас привлекаю тем, что не хочу повиснуть у вас на шее? – Не противостояние, я не воюю с… детьми, – ответил он. – Скорее, игру. Я не обещаю, что вы станете Великой. Но вам самое место на этом отборе. – Очень лестно, таросси ректор, – ехидно ответила я. – Но не слишком убедительно. А как быть с тем, что я не хочу проходить отбор? Считаете, нормально тащить меня в него против желания? – Не хотите? – на этот раз он почти рассмеялся. – Я в этом не уверен. Если бы вы действительно не хотели, вы бы вели себя по-другому, – его взгляд сверкнул. – Разумеется, не хочу! Как еще я должна была себя вести, по вашему мнению? – Например, тарра Гварди, – он заговорщицки понизил голос и чуть склонился в мою сторону, – вы могли бы прийти на отбор, но провалить первое же испытание. Уверен, при ваших талантах пройти его плохо вам было бы несложно. Вы могли не явиться на ментальную проверку. Конечно, мы бы предприняли еще несколько попыток привлечь вас к ней, но в итоге я бы просто уволил вас за многократную неявку. Вы ведь хотите быть уволенной?. Но вы принялись писать мне эти ваши… официальные прошения. Заставили обратить на вас особое внимание. Распалили, можно сказать, мой огненный дух, – то ли улыбка, то ли усмешка. – Пробудили все эти огненные хищные инстинкты не хуже любой воздушной. Не находите, что вы вели себя как кокетливая женщина, которая лишь демонстрирует нежелание, а сама желает, чтобы ее поймали? Я сжала кулаки. Это уже слишком оскорбительно.