– Прошу! Внутри друг напротив друга были установлены две лавки. На одной относительно вольготно расположились два дородных горожанина в одежде мастеровых. На другой устроилась почтенная матрона сложением им под стать. Рядом с ней приткнулся пухлый юноша, и эта парочка буквально вдавила в противоположную дверцу румяного молодчика, чей род деятельности навскидку определить не удалось. Смотрели на нас пассажиры безо всякой приязни; тесниться им никоим образом не хотелось. И в таких условиях ехать до самого Стожьена? Увольте! – Империал свободен, магистр, – заметил Хорхе. – Прокачусь наверху. – На крыше поездка за полцены, – поспешно вставил кучер и вытер рукавом нос. – Всего три крейцера с человека за почтовую милю. – А спереди? – указал я на отделение для состоятельных и благородных. – Дюжина с человека. – Кучер оценивающе глянул на мой дорожный сундук и добавил: – Багаж бесплатно. Я заколебался, не зная, как поступить: отправиться в путь на дилижансе или дождаться почтовой кареты? Простоять на холодном ветру еще невесть сколько времени или выехать в Стожьен на эдаком тихоходе, зато прямо сейчас? Ангелы небесные! Ненавижу ждать! Я поднял руку с четками, привычным движением намотал их на кисть и поцеловал золотой символ веры – звезду с семью волнистыми лучами. – Закрепи сундук на крыше и лезь внутрь. Поедешь в общем отделении, – скрепя сердце, приказал я Ковану и достал кошель, но слуга покачал головой: – На империале дешевле, магистр. – Не по такому холоду, – отрезал я. – Лечить тебя потом дороже выйдет! Хорхе пожал плечами и направился за моими пожитками, а кучер перестал загибать пальцы, высчитывая плату за проезд, и заорал на всю площадь: – Гюнтер, бездельник! Помоги человеку! – Бегу, дядя! Форейтор бросился к Хорхе, и вдвоем они потащили сундук к дилижансу. Дальше Кован взгромоздил сундук на крышу и принялся закреплять его там веревками. Кучер наконец покончил с расчетами и объявил: – С вашей милости тридцать шесть крейцеров. С учетом почтовых сборов при каждой смене лошадей поездка на карете обошлась бы даже дороже, и я распустил тесемки кошеля. – Сколько времени займет дорога? – поинтересовался, выудив половину талера и пару грошей. – Часа два, не больше, – ответил кучер, внимательно изучил серебряные монеты и расплылся в подобострастной улыбке. – Прошу! Но тут встрепенулся бородатый охранник. – Кинжал, – хрипло произнес он, заметив на моем поясе оружие. – И что с того? – хмыкнул я, стянул с правой руки перчатку и продемонстрировал серебряный перстень с гербом Браненбургского университета. – Или бумаги показать? Сомнение в грамотности собеседников прозвучало явственней некуда, и кучер быстро произнес: – Не стоит, ваша милость. Забирайтесь, и тронемся! Пальцы моментально занемели от холода, и это обстоятельство моего настроения отнюдь не улучшило, но до прямых оскорблений я все же опускаться не стал. А только распахнул дверцу, и сразу пошли прахом надежды на поездку в одиночестве. Место у дальней стенки оказалось занято худощавым сеньором, смуглым и темноволосым. Как бы невзначай замешкавшись на верхней ступеньке, я окинул незнакомца быстрым взглядом. Было дворянину лет тридцать от роду, на худом лице с резкими высокими скулами и короткой черной бородкой выделялся крупный прямой нос. Волосы он стянул в косицу, в левом ухе посверкивала золотом серьга с крупным зеленым самоцветом. И глаза – тоже зеленые. Из-под распахнутого плаща проглядывала добротная ткань синего камзола, на шею был повязан теплый платок. Кожаный оружейный пояс оттягивала дага, а ножны с широкой и не слишком длинной скьявоной мой попутчик упер в пол и придерживал коленями. Левая рука лежала на сложной корзинчатой гарде. – Сеньор… – Я коснулся кончиками пальцев шляпы, опустился на сиденье и устроил на коленях саквояж. Кучер прикрыл дверцу, но темно из-за этого не стало: свет проникал через оконце с поднятой ставней в передней стенке. Сосредоточенное лицо незнакомца дрогнуло, и он расплылся в обаятельной улыбке. – Сильвио де ла Вега, к вашим услугам! – Филипп вон Черен, лиценциат, – представился я, пытаясь распознать акцент собеседника. Это оказалось непросто: говорил он на северо-имперском наречии столь бегло и чисто, что вполне мог сойти за местного уроженца. Но южанин – это точно; слишком характерная внешность. Сильвио с интересом посмотрел на мой серебряный перстень и не удержался от вопроса: – Великодушно простите мое любопытство, Филипп, но разве вы не изучаете тайные искусства? Я слышал обращение «магистр»… – О! – улыбнулся я. – Путаница вполне объяснима. Помимо всего прочего, так обращаются и к лекторам факультета свободных искусств. – Благодарю за пояснение, – принял мой ответ собеседник, запахнул наброшенный на плечи плащ с меховым подбоем и погрузился в собственные мысли. Лошади тронулись, дилижанс качнуло, и я задвинул засов, дабы случайно не вывалиться наружу из-за некстати распахнувшейся дверцы. Дорога оставляла желать лучшего. Казалось, вся она состоит из колдобин, выбоин и луж. Впрочем, морозец прихватил грязь, поэтому экипаж шел свободно и не застревал, к тому же, в отличие от жестких лавок общего отделения, наши сиденья были мягкими, с обтянутыми кожей войлочными подушками. Трясло не так уж и сильно. – Путешествуете по делам, магистр? – обратился ко мне Сильвио со свойственной выходцам с юга непосредственностью. – Получил кафедру в университете Святого Иоганна, – ответил я, в общем-то, чистую правду, шмыгнул носом и добавил капельку лжи: – Буду преподавать словесность. – А! – оживился южанин и хлопнул себя по туго обтянутому кожаной штаниной бедру. – Как там было сказано: «Слово живое подобно эфиру небесному, книги – тела смертных людей»! Зеленые глаза собеседника азартно блеснули, и я его не разочаровал. – Не самый точный перевод со староимперского. В оригинале говорится о небесном светиле, не об эфире. Сильвио развел руками: – По нынешним временам подобное изречение граничит с ересью. Того и гляди, причислят к солнцепоклонникам. Повисла неловкая пауза, и я отвлекся, чтобы раскрыть саквояж. Как назло, дилижанс сильно тряхнуло, под ноги мне вывалился лакированный деревянный футляр с затейливыми серебряными уголками. – Что там у вас? – полюбопытствовал Сильвио. Я провел ладонью по гербу Ренмельского императорского университета и улыбнулся: – Мои орудия труда. – Книги? – предположил южанин, оценил размеры футляра и поправился: – Книга? – Трактат об изящной словесности небезызвестного Лотара Медасского, – подтвердил я, выудил из саквояжа носовой платок и вернул на место слишком уж увесистую для вместилища книги шкатулку. Затем отвернулся и с облегчением высморкался, перестав наконец шмыгать носом. Колесо провалилось в очередную яму, и нас здорово подбросило, но дальше дилижанс пошел на редкость ровно, тряска стихла, смолк скрип колес. Я выглянул в окошко и обнаружил, что экипаж вывернул на староимперский тракт. Прошедшие с момента его создания века не сумели разрушить уложенные впритирку друг к другу каменные плиты. Древняя дорога тянулась на северо-запад через равнины и перевалы вплоть до Свальгрольма – главного порта Самоцветного моря. Я с облегчением откинулся на спинку сиденья и начал перебирать четки, пропуская меж одеревеневших от холода пальцев шарики полированного янтаря. Те казались теплыми на ощупь; очень быстро призрачный огонь отогрел ладонь и стал взбираться вверх по руке, снимая напряжение, прогоняя сомнения и нервозность. Я начал проговаривать про себя молитву о благополучном завершении путешествия, но тут оценивший плавный ход дилижанса Сильвио отметил: – Умели раньше строить, магистр! Не так ли? – И не говорите, сеньор! – был вынужден я поддержать разговор. – Чего у древних не отнять, того не отнять. – Если б только это! – экспрессивно махнул рукой южанин. – Если б только это, магистр! Мы выстроили дом на фундаменте сгинувшего мира. Поскреби хорошенько – и непременно отыщешь следы Полуденной империи. Я кивнул и оспаривать это утверждение не стал, поскольку оно не только соответствовало истине, но и было вполне безобидным и не могло навлечь неприятности одним лишь молчаливым согласием. Впрочем, беседовать на подобные темы со случайным попутчиком все же не стоило. Я посмотрел через узенькое окошко на улицу. Дилижанс начал обгонять шагавшего по обочине путника, но бродяга вдруг ухватился за подножку и побежал рядом. Прямо на ходу он перекинулся парой фраз с кучером и пропал из виду, а по крыше экипажа застучали тяжелые башмаки. Нет, не бродяга, раз смог оплатить поездку, пусть и на империале. Сильвио поднял лежавший в ногах заплечный ранец, достал из бокового кармашка плоскую фляжку, глотнул сам, протянул мне. Ноздри уловили аромат виноградного бренди, и я отказался, хоть и едва не стучал зубами от холода. – Благодарю, сеньор. Предпочитаю менее крепкие напитки. – Как знаете, – не стал настаивать Сильвио, сделал еще один глоток, и глаза его заблестели. – Древние умели не только строить. Они хоть и были презренными солнцепоклонниками, но во многом превосходили нас. Мы по сравнению с ними будто карлики рядом с великанами. Тут уж я промолчать не смог и заметил не без сарказма: – Как говаривал один мудрый человек, карлики на плечах великанов имеют более широкий кругозор по сравнению с последними. – Пустые слова! Северные народы жили в дикости, цивилизацию сюда принесли имперские легионы! – Принесли цивилизацию и забрали свободу. Рабство в обмен на право говорить на чужом языке – не слишком равноценный обмен, на мой взгляд. Вы не согласны?