Мотор мой звенит. Небо – моя обитель. А тот, который во мне сидит, Считает, что он – истребитель. В этом бою мною “Юнкерс” сбит, Я сделал с ним, что хотел. Но тот, который во мне сидит, Изрядно мне надоел. Я в прошлом бою навылет прошит, Меня механик заштопал, А тот, который во мне сидит, Опять заставляет в штопор. Из бомбардировщика бомба несет Смерть аэродрому, А кажется, стабилизатор поет: “Ми-и-и-р вашему дому!” Вот сзади заходит ко мне “Мессершмитт”. Уйду – я устал от ран. Но тот, который во мне сидит, Я вижу, решил на таран! Что делает он, вот сейчас будет взрыв!.. Но мне не гореть на песке, Запреты и скорости все перекрыв, Я выхожу на пике. Я – главный. А сзади, да чтоб я сгорел! Где же он, мой ведомый?! Вот он задымился, кивнул и запел: “Ми-и-и-р вашему дому!” И тот, который в моем черепке, Остался один – и влип. Меня в заблужденье он ввел, и в пике Прямо из мертвой петли. Он рвет на себя, и нагрузки вдвойне. Эх, тоже мне летчик – ас!.. Но снова приходится слушаться мне, И это в последний раз. Я больше не буду покорным, клянусь, Уж лучше лежать в земле. Ну что ж он, не слышит, как бесится пульс, Бензин, моя кровь, на нуле. Терпенью машины бывает предел, И время его истекло. И тот, который во мне сидел, Вдруг ткнулся лицом в стекло. Убит! Наконец-то! Лечу налегке, Последние силы жгу. Но что это?! Что?! Я в глубоком пике. И выйти никак не могу! Досадно, что сам я немного успел, Но пусть повезет другому. Выходит, и я напоследок спел: “Ми-и-и-р вашему дому!” “Мир вашему дому!” – Славка, слышь… Ты, это, при моих мужиках ее не пой. По-человечески прошу. – сказал прослезившийся генерал Филин. – А щаз, сбацай еще что-нибудь, до слез проняло. Давай! Ну, спел я, и про «Ил», и про «Их – восемь», и про подсолнух, и про испытателей. – Кто это написал? – спросил Алексей