– Испытывать будем установку и работу батареи вооружения. Проверим управляемость после израсходования всех патронов. А затем подготовим «Мессер» и «И-16Н» с двигателем АШ-62ИР. Стрелять он уже может, синхронизаторы стоят на всем штатном вооружении. Данилин запустился, вырулил из ангара и пошел на взлет. Мы, не торопясь, шли к башне управления. Данилин начал работать по земле, затем прилетел Р-5 с конусом, отработал по нему. Последние несколько очередей производились только из трех пулеметов, один заклинил и не перезаряжался. Затем долго не мог выпустить одну из стоек, пришлось ставить ее на место с помощью пикирования и резкого выхода. Но сел. В отсеке вооружений полно гильз, рукава порвались, два пулемета «ходили под себя». Гильзы оказались даже в соседнем отсеке, где и придавили трос левой стойки. Я сфотографировал все на планшет и предложил поставить туда камеру, и снять, почему рвутся рукава. Но, винт сняли, и еще через пять минут доложили о готовности первой машины. В воздух на ней поднялся Галлай. «Долгоносик» превосходил «Е» «Мессершмитт», и по маневренности, и по скорости, кроме вертикального маневра, все-таки, Месс на 200 сил имеет больше мощность. Но, и это важно! «Ишак» – стал скороподъемнее «Месса». При выполнении косой восходящей спирали, а не горки, успевал оказаться в хвосте у «Е», пока тот выполнял «предельную» горку. Сама эта фигура у «И-16Н» была заметно ниже, метров на сто. Когда машины исполняли ее параллельно и это было наглядно видно. Если «И» разгонялся до полной скорости, и нагонял «мессер», то горки выравнивались. Сталин заметно повеселел. Летчики сели и подошли к Сталину, который спустился из пункта управления полетом. Галлай показал два вытянутых больших пальца вверх. – Сказка! Она просто порхает! И за температурой следить не приходится. Я только не понял, кто управляет шагом? – Масло, там встроенный автомат. В стандарте его пока не будет. – хмуро ответил я. Результаты оказались ниже предполагаемых. Надо менять обшивку крыла. Переговорив с летчиками, Сталин отпустил их, и приказал ехать в штаб. В мою машину он не сел, но подошел к ней и спросил: – Капот откройте, пожалуйста. Мне сообщили, что эта машина – вовсе не «ЗиС». Я пожал плечами и открыл капот. Подошел к носу и поднял его. – Да, это не «ЗиС»! А почему, товарищ Никифоров, вы не передали ее нашим автомобилистам? Это ведь не менее важно! – Я не могу работать без двух пальцев, товарищ Сталин, и уходить с места работы в авиации мне не хочется. – Причем здесь пальцы? – Эта машина управляется с помощью устройства, подобного тому, с которого я вам показывал картинки в кабинете. Вот ее ключ. Вот это – дактилоскопические датчики. Ключ считывает мои отпечатки, и после этого разрешает повернуть его в замке, затем отправляет этот сигнал в устройство управления двигателем. Если отпечатки не совпали, то включить зажигание и активировать устройство невозможно. Ключ каким-то образом перешивают, но как это делается, я не знаю. У меня нет приборов, чтобы перепрошить его и двигатель. Машина дорогая, потому что старая, антикварная, вот и пришлось на нее такую сигнализацию ставить. – Все не как у людей! Но интересно: до чего дошли богатеи, чтобы свое добро сторожить. – Сталин прикрыл рот ладонью, и, похоже, смеялся. Вошли в кабинет Филина, который уступил место Сталину у телефонов. Мы с ним расселись напротив, по разные стороны стола. Сталин вынул бумажку из кармана, подвигался в новом для него кресле, достал трубку и кисет, и несколько минут набивал трубку и раскуривал ее. – В целом, я доволен вашей работой, товарищи Филин и Никифоров. Сроки вы выдержали, обещанные результаты – достигнуты. Вам, товарищ Никифоров, присуждена первая премия за 1940 год за создание модификации самолета «И-16», которая превзошла по скорости «Мессершмитт-109Е». Конкурс конструкторов на эту тематику был объявлен Правительством СССР в 1938-м году. В прошлом году эта номинация осталась не разыгранной, в этом году третью премию получили конструкторы Микоян и Гуревич за самолет «МиГ-3», который превосходит «Мессершмитт» на больших высотах. Ваша машина превосходит его во всех диапазонах высот. – Служу Советскому Союзу. К сожалению, товарищ Сталин, это не последняя модификация «Ме-109». В настоящее время готовится к выпуску «Фридрих», «109F». Он имеет на 70 километров в час скорость больше, чем «Эмиль». Так что, премия немного устарела, поэтому прошу перечислить ее на разработку лавсана, того материала, который вы сегодня видели. – Я вас понял. Кто в СССР сделал такой материал. – Я точно не помню, но аббревиатура взята с названия лаборатории, в которой состоялся синтез этого материала. АН – это Академия наук. В – высокомолекулярный, а С – по-моему, соединения. Но существует ли она сейчас, я не знаю. – Я записал. Но, я приехал не за этим. Я хочу услышать то, что вы знаете о той войне. С самого начала. – Разрешите я выйду и принесу прибор, с ним работают, мы начали переснимать документацию. – Да, конечно! Пока я ходил в соседнее крыло, на столе появился чай, маленькие бублики, варенье, масло и белый хлеб. Сталин и Филин говорили негромкими голосами, и о чем шла речь я не услышал. – Жалуются на вас, товарищ Никифоров, говорят, что не обедаете, и можете запороть себе желудок. – Да привык я так: не обедать. Столовка у нас была, мягко сказать, никакая, поэтому я предпочитал на работе обходиться кофе, а завтракать и ужинать только дома. Поэтому, и желудок и фигуру сохранил. – Ну у нас-то отличная столовая! – возмутился Филин. – Александр Иванович, поверь: некогда! Вот кофе бы добыть где-нибудь, но в Чкаловске его нет, а до Москвы не добраться. – Товарищ Никифоров! Вам же выделили людей для охраны и обслуживания. Это – их вопросы! Озадачьте их! У Вас срочная и архиважная работа, поэтому вам и созданы такие условия. Вот и используйте их, в том числе и для организации питания. – сказал Сталин, но в этот момент включился компьютер и разговор сам-собой сошел на нет. Тут я, действительно, лоханулся. Спрашивали же меня, что хочу на завтрак, обед и ужин. Помнится, что ученые-атомщики тоже не занимались своим бытом, там были домовые кухни, прачечные и полное гособеспечение. И результат! – Так вот! Это – дислокация наших и немецких войск перед вторжением. Если 1 сентября 1939 года СССР имел 99 дивизий, то к 22 июня 1941 года – 303 дивизии. Численность РККА за этот период выросла почти втрое, до 5,3 миллионов человек, однако, после окончания мобилизации должна была составить 8,9 миллионов человек. Вермахт к июню 1941 года был полностью мобилизован: 7,3 миллионов человек. И это, не считая войск союзников Гитлера. Всего для нападения на СССР было сосредоточено 181 дивизия, в том числе 19 танковых и 14 моторизованных, 18 бригад, в составе 5,5 миллионов штыков, 3712 танков, 47 260 полевых орудий и миномётов, 4950 боевых самолётов. Кстати, штатная немецкая дивизия в два раза больше нашей. Удар немцы нанесли ранним утром 22-го июня, ровно через год после подписания капитуляции Франции в Компьенском лесу в сороковом году. Три особых округа: Прибалтийский, Западный и Киевский не смогли довести до войск приказ о полной боевой готовности. Флот и Одесский военный округ были приведены в боеготовность и потери при нападении были минимальны. За первые 8 часов войны советская авиация потеряла 1200 самолётов, из них около 900 были потеряны на земле, бомбардировке подверглись 66 аэродромов. Наибольшие потери понёс Западный Особый военный округ – 738 самолётов, из них 528 на земле. Узнав о таких потерях, начальник ВВС округа генерал-майор Копец И.И. застрелился. Немцам удалось в первый же день захватить господство в воздухе, они не останавливались и не ввязывались в бои с нашими частями, а обходили их, разрывая коммуникации и окружая войска. В ходе боев выяснилась слабая готовность нашей противотанковой обороны: снаряды к 45-мм пушкам оказались бракованными, перекаленными, и не пробивали броню немецких «троек» и «четверок». Противотанковых ружей и гранатометов у пехоты не было. Как и крупнокалиберных пулеметов. Даже бронетранспортеры немцев требовалось подпускать на дистанцию гранатного броска. Начался отход войск, где-то бегство, где-то более или менее организованный. В плен попало до 2 миллионов человек. В армии осталось три миллиона, против восьми немецко-фашистских. А вот, кстати! «Живые и мертвые» по роману Симонова, он в те дни находился в Западном Особом. Я включил фильм, Сталин вчитывался в бегущие строки создателей фильма. Через некоторое время он сказал: – Остановите. Чем объясняли военные подобное ротозейство? – Ну, скажем так, все валили на вас, как обычно. Фактически, удачно выбранное противником время: ночь с субботы на воскресенье, действия абвер-команд, обрезавших проводную связь, отсутствие в Западных округах средств обнаружения и распознавания самолетов, радиолокационных станций. Летчики в большинстве полков находились на квартирах и успели на аэродромы после того, как их техника была уничтожена. Средства ПВО в войсках отсутствуют, они сосредоточены в полках ПВО, которые никаким боком не привязаны к полкам и дивизиям. В передовых частях оказалось мало топлива и боеприпасов, армейские склады были уничтожены с воздуха, за любой автомашиной охотились «мессеры», и, несмотря на отчаянное сопротивление, на второй день у них кончились боеприпасы и горючее, и они были вынуждены сжечь свою технику и отходить пешим порядком. Мой хороший знакомый, бывший замкомандующего 17-й воздушной армией, отходил от Каунаса, Ковно, до Луги по тылам противника. Пешком, два с половиной месяца выходил. – Летчик? – Нет, тогда он был горным стрелком, после обороны Кавказа и ранения, стал летчиком. – Горные стрелки в Ковно? Зачем? – Их дивизия была обстреляна в Зимней войне, вошли в Прибалтику, так там и оставались до самого начала новой. Сталин встал из-за стола и заходил по кабинету. – Да, еще, товарищ Сталин, газеты и радио. Они реально снижали боеготовность, никто не верил в скорую войну. Для большинства она стала огромной неожиданностью. – Как смогли переломить ситуацию? – Несмотря на первоначальные поражения, второй и третий эшелон наших войск оказал серьезное сопротивление противнику, и его смогли задержать на переправах через Днепр и другие реки. Научились заранее подрывать мосты, не дожидаясь, когда «Бранденбург» захватит их целенькими. Этим сорвали план Гитлера провести молниеносную войну. Операция «Барбаросса» затянулась до морозов и подошли дивизии из Сибири и Средней Азии. Сорвали два наступления на Москву, остановили их у Ленинграда. Затем начали контрнаступление под Москвой, удачное, почти. Сильно потрепали группу армий «Центр», вернули Ростов-на-Дону. – До Ростова дошли? – Я же говорю, что противотанковых средств у армии не было. – Что сделали, чтобы ликвидировать пробел? – В августе объявили конкурс на ПТР, ко времени битвы под Москвой в войсках появились противотанковые ружья Симонова и Дегтярева. Где-то у меня были фотографии. Вот. 14.5 мм с карбидом вольфрама в качестве сердечника. Два года обходились ими, потом немцы усилили броню, и они стали практически бесполезны. По дзотам били. До конца войны использовались. Проще наладить производство РПГ-2, с кумулятивной гранатой. Вот такие. Но ружья тоже нужны, и срочно. Целей для них до конца войны хватало. РПГ стреляет недалеко, и точность маленькая. И стрелять надо из окопа, но не из блиндажа. Серьезные ограничения, поэтому крупнокалиберные винтовки очень пригодятся. Но забронное действие у них слабенькое. Одним выстрелом танк или транспортер трудно остановить. Кстати, в ту войну ружья очень быстро сделали. За месяц они прошли все испытания, но с карбидом вольфрама были серьезные проблемы до того, как пустили два новых завода на Урале. Сейчас его выпускают в Москве. Завод эвакуируется на Урал, и он будет долго создавать производство на новом месте. Эта проблема, кстати, была самой большой! Вся промышленность у нас сосредоточена в Европейской части. Требуется уже сейчас озаботиться планами переброски заводов в восточную часть СССР. Так чтобы не повторился 42-й год. – Что было в сорок втором? – Эвакуация прошла очень удачно, многие заводы вывезли, но в чистое поле. А тут морозы подошли, в общем, выпуск продукции стабилизировался только к концу года, следующего, сорок второго. После достаточно успешных действий зимой, весной наши получили несколько котлов на юге: на Донбассе, под Харьковым и Курском, немцы дошли до Воронежа, и пришлось эвакуировать и 18-й завод. Наступление немцев продолжалось до предгорий Кавказа, и они вышли к Волге. Там состоялось одно из главнейших сражений, в ходе которого зимой 42-го окружили 6-ю армию Паулюса под Сталинградом, и, смогли остановить и немного потеснить противника на Кавказе. Вот карта операций 42-го года. А это – зима сорок третьего. – А где были англичане? Что они делали? Вы говорили, что они были нашими союзниками? – Ну, союзники они условные. – Это понятно! – Воевали с немцами и итальянцами в Африке. Там же высадились американцы. Осенью сорок второго года. Гоняли их по египетским пустыням, но в конце концов с немцами там справились, когда они танки под Сталинград отправили, Паулюса выручать. В общем, перелом в войне наступил после битвы под Курском. К этому времени наша промышленность наладила выпуск продукции на новых местах. Наверное, пока и хватит информации. С этим бы разобраться. – Согласен. – кивнул Сталин. Посидел немного, внутренне переваривая полученный объем не самых приятных данных. – Сегодня из Берлина подтвердили закупку оборудования для вашего завода. Место определено на Щелковском заводе «Холодильного оборудования». Другого места нет. Там заканчивают новый цех возводить, готовятся к заливке фундаментов. Половину цеха приказом Комитета Обороны передаем вам. Вот это номер! Комитет Обороны уже создан! Оперативно! По характеру вопросов и по поведению, он приехал не советоваться со мной, ему это не нужно! От слова: «совсем». Время он выделил на то, чтобы узнать: кто из его людей не выполнил распоряжений ЦК. Записал себе в бумажку, буквально, несколько слов. Всего. Было интересно наблюдать за ним. Лицо не каменное, живое, ему, действительно было интересно, но… Четко со своей колокольни. Хорошо это или плохо пока понять невозможно. И что у него на уме – тоже. Он не стал что-то говорить о тех выводах, которые он сделал. Упомянул только один момент: – Слушая вас, товарищ Никифоров, я понял, что вы стремитесь не называть фамилии тех, кто виноват в разгроме Красной Армии в приграничных боях. Чем это вызвано? – Я не «сексот», товарищ Сталин. Есть пара человек, вина которых особых сомнений не вызывает, но это позволит им уйти от ответственности. – А двух миллионов человек вам не жалко. – Я не хочу быть судьей, ни им, ни, кому бы то ни было, вообще. – Позиция стороннего наблюдателя наиболее удобна. – Я не наблюдатель! Две машины уже летают, доведем планер на второй, сменим движок, и третья машина полетит. – Этого – недостаточно, товарищ Никифоров. Должна выступить вся страна. Без этого – мы проиграем. И я не понимаю, почему до вас это не доходит! Вы же умный человек. – Может быть, мне не хватает веры? – Скорее всего! Но веру к делу не пришьешь. Дела требуются! А пока, кроме двух самолетов, из которых может вылететь один, ничего нет. Будьте добры, форсируйте события. Времени у нас в обрез. – Мы начали изготовление эталонных образцов для копиров. Сколько уйдет времени – я пока не знаю. В таких условиях я их еще не изготавливал. – Беру на контроль. Ежедневно докладывать, товарищ Никифоров. И привыкайте исполнять мои требования, в том числе, и по докладам. В этом есть необходимость. Иначе бы я не стал никого беспокоить. Само все сделается. Кривая улыбка «вождя» отчетливо говорила, что ему надоело мое упрямство. – Мы просто из разного времени, товарищ Сталин. В моем времени никто не станет разговаривать с тобой, если ты «продаешь воздух». «Товар на бочку» – и по-другому не бывает. И качество товара должно быть подтверждено сертификатами испытаний. Если их нет, то «ты гонишь лажу». И свинцовая точка может быть поставлена в конце предложения. – «И эти люди запрещают мне ковыряться в носу!» – оказывается этот анекдот из того времени!