— Видимо привык, что всегда приходится командовать. Словно люди разучились принимать самостоятельные решения. — Инициатива наказуема, помнишь? — Нет, просто зажрались. Зарплату привыкли получать вовремя, премию получают регулярно. Зачем напрягаться, когда, итак, всё дадут? — Загороднев снова рассердился, а я окончательно утратила смысл беседы. Я, конечно, догадалась, что он был зол на своих сотрудников, но никак не могла взять в толк для чего эта информация мне. — Петь, я всё равно ничего не понимаю. Давай попозже созвонимся? — Подожди, Мира. Я ведь звоню не просто так. «Вот с этого, господин Загороднев, и стоило начинать», — с трудом удержалась, чтобы не сморозить глупость, на которую он мог обидеться. — Это из-за проекта, да? Никто не хочет связываться? — Напряглась в ожидании безрадостных новостей. — Что? Какого ещё проекта? А, ты про детский центр… Разумеется. Это мы с сёстрами от страха получить отказ извелись напрочь, а толстосумы переживали совсем по иному поводу — как бы не спустить в унитаз с таким трудом накопленное, заработанное и нисколько неворованное богатство. — По твоему вопросу подвижек пока нет, — сообщил Пётр, — но у меня к тебе встречное предложение. Не знаю в курсе ты или нет, у жены мэра день рожденья, по радостному поводу в субботу он организует приём. — Только не это, — не сдержала страдальческого стона, — ненавижу дурацкие сборища. Это же её личный праздник. В конце концов купил бы ей муж путёвку в Европу, и ехала бы она со своими подружками эпатировать средиземноморье. — Не знал, что ты столь щепетильна в вопросах досуга. — Приглашение к мэру не досуг, а обязаловка. Тем более какой идиот по доброй воле засунет голову в террариум без защитной экипировки. Загороднев громко расхохотался: — Ты нечто, Мира. Но отметиться нужно. И не только мне. «Что за намёки? Не могла же я столь впечатляюще опростоволоситься, что оказалась на заметке у мэра», — подумала, но вслух произнесла сокращённый вариант: — А я-то каким боком? — А кто решил ни с того ни с сего залезть в карман к власть имущим дабы претворить в жизнь свои фантазии? Сказанное почему-то задело: — Во-первых я ни к кому в карман без спроса не лезу. Во-вторых, не к власть имущим, а бизнесменам, имеющим солидный доход. А в-третьих, помогать обездоленным, тем более с ограниченными возможностями по здоровью и уж тем более не достигшим совершеннолетия — священный долг каждого взрослого человека. — Не кипятись, девочка. Ты можешь быть сколько угодно правой с точки зрения морали, но никто из упомянутых тобой бизнесменов не станет бегать за тобой, умоляя принять подписанные чеки. Это тебе предстоит хорошенько потрудиться, чтобы выклянчить десять минут драгоценного времени занятых людей. И неважно бизнесмены они или из государственных структур. Надеюсь, нет нужды объяснять как и почему? Когда же я научусь проявлять гибкость в ключевых моментах? «Если к двадцати без малого восьми годам не обрела положенные навыки, то шансы не велики», — мой внутренний голос безжалостен. — Ты прав, Петя, прости, — предусмотрительно покаялась. После совместного проживания с Подольским, урок мной усвоен на сто процентов. — Но день рожденья не у мэра, а его жены, — последняя жалкая отговорка, чтобы избежать уготованной каторги. — И что? При любом поводе собираются всегда одни и те же. Видимо господину Краско приспичило, возможно он завуалировал встречу с особенным человеком, которого не может пригласить ни в дом, ни в рабочий кабинет, чтобы не скомпрометировать себя. А тут предлог подходящий подвернулся. Причин может быть тысяча, стоит ли забивать голову лишней информацией. Просто извлекай выгоду для себя. Заодно и меня выручишь. — Хорошо, — успела опрометчиво согласиться, когда сердце едва не остановилось насовсем от внезапного осознания грядущей катастрофы. — Мм… Петя, извини, но я не смогу… — Что опять не так? — новое раздражение не заставило себя ждать. Сегодня Пётр Аркадьевич не отличался терпимостью. — Подольский тоже приглашён? — Откуда мне знать, Мира, право слово. Я знаю только, что приглашён я и моя спутница. — Значит я твой «+1». Загороднев молчал, не считая нужным вставлять комментарии, и вместе с тем его молчание кричало, что возможности отказа у меня не было. — Ты должен понимать, если Гера будет присутствовать и увидит нас вместе, то скандала не избежать. — Ми-ра, — протянул Пётр, давая понять, что устал выслушивать несерьёзные отговорки, — ответь, пожалуйста, на вопрос: сейчас, в настоящий момент ты замужем? — Что за нелепость? Конечно, нет. — Тогда почему тебя вообще беспокоит присутствие бывшего мужа? Вы поставили точку, перевернули страницу. Считай, что для тебя его больше не существует. К тому же если Подольский, хотя я не очень в это верю, рискнёт своей репутацией, то я не такой уж старый и немощный, чтобы не суметь отстоять честь своей спутницы. — Только не начинай про возраст, Пётр Аркадьевич. Давай обойдёмся без этого. — Уговорила. И давай обойдёмся без Подольского в наших с тобой разговорах, — мои слова вернулись ко мне бумерангом. — Хорошо. — Отлично. В субботу я заеду. — Форма одежды? — Я бы предпочёл вовсе без одежды, Мирушка, — голос приобрёл соблазнительные нотки вкупе с бархатистым тембром. — Предлагаешь таким образом сразить наповал мэра и его гостей, чтобы, не знакомясь с документами и бизнес-планом все разом согласились спонсировать мой детский центр? Он натужно закашлялся, словно чем-то неожиданно подавился. — Ни за что! Мира!.. — Кажется, у Загороднева закончились слова. Я же шкодливо захихикала, прикрыв рот рукой. — Ты прекрасно меня поняла. Если уж тебе хочется разить наповал, то давай ограничимся тобой и мной. Я не потерплю свидетелей, — в ответ на мою откровенную глупость, он ответил строго и даже сурово. Сколько бы Пётр Аркадьевич не прикидывался милым, пушистым и безобидным, он всегда оставался хищником, остальное маски. В своём поведении он ничем не отличался от Георгия. При очередном воспоминании о Бывшем, настроение поползло вниз, а моё лицо само по себе искривилось недовольством. — Может закончим бесполезные препирательства? В субботу буду готова, о времени ты, безусловно, известишь. — Официальное начало в пять, но у меня уже запланированы дела. Как освобожусь, позвоню. Договорились? — Конечно. От автора: сегодняшний отрывок самый маленький из всех, но только, чтобы вдохнуть поглубже перед следующим. Мира найдёт новый повод для переживаний, и как она любит, нырнёт в них по самую макушку. Глава 6 Один идёт прямым путём, Другой идёт по кругу И ждёт возврата в отчий дом, Ждёт прежнюю подругу. А я иду — за мной беда, Не прямо и не косо, А в никуда и в никогда, Как поезда с откоса. А. Ахматова, 1940 г. В означенную субботу с самого утра я, что называлось, наводила красоту. Набрала тёплую ванну, закинув горсть морской соли и капнув несколько капель эфирного масла с лёгким цветочным ароматом. И пока наслаждалась расслабленностью и покоем, потихоньку настраивалась на предстоящий вечер. Пётр, безусловно был прав, напомнив о том, что пора бы мне засунуть куда подальше чувство идиотского гиперболического превосходства и как можно скорее научиться лавировать среди заданных обстоятельств. Фыркнула и мотнула головой на гадскую мысль: пресмыкаться ради выгоды? Меня стошнит прежде, чем я хотя бы попытаюсь. Не знаю, то ли мама меня неправильно воспитала, то ли я по жизни неудачница. Но унижаться чтобы выклянчить денег, даже ради благого дела… Нет. Нет, нет, нет. Ни за что. Если эти самые бизнесмены изначально не понимали самого смысла, идеи, что общество и наполняющие его люди, несли ответственность друг за друга, особенно за самых слабых из нас, то их ничем уже не переубедить, если только посулить поблажки в налогообложении бизнеса, но это не в моей власти. Объяснять же и рассказывать… на мой взгляд дохлая затея. Какими словами можно объяснить, что были дети, которые скажем потеряли родных по воле злого случая, а были те, от кого отказались при рождении из-за врождённой неполноценности. Взять допустим неправильно сформированные конечности — дефект, сопровождался таким количеством заболеваний, названия которых большинство людей ни разу не услышат за долгую жизнь, а услышав ни за что не запомнят. И родители, получив в роддоме такого малыша, погружались в ужас от того, что их жизнь из наполненной счастливыми улыбками и радостью превращалась в вечную борьбу за выживаемость. Они сбегали от страха, паники, слабости, трусости, чёрствости, испугавшись в первую очередь и, пожалуй, единственную, за самих себя. А как быть тем, кому не куда сбегать? Как быть тем, кто остался один на один со своей бедой, в которой нисколько не виноват? На кого они могли положиться, если элементарно в их окружении не было близкого человека, которому можно поплакаться на свою горькую долю. Однажды увидевший таких детей меня поймёт. Они разучились плакать. Они даже не обвиняли нас, взрослых. Они просто жили в своём одиночестве. Кто-то ломался и тогда не жил, а доживал. Самые стойкие проходили через всё с той решимостью в глазах, которая рушила любые преграды, от которой бетонные стены крошились и осыпались в пыль. Но даже те из них, кто познал боль предательства, но имел крепкое, здоровое тело, никогда не поймут тех, кто неполноценен от рождения или стал таким из-за болезни. Небеса… зачем я снова думала об этом? Слёзы молчаливо и бесшумно струились по щекам. Так подвывала моя душа. Увидев однажды девочку-подростка, вступившую в схватку с тяжёлым смертельным недугом, потерявшей в этой борьбе ногу и то, как она общалась с более младшими по возрасту ребятишками взорвало моё представление о мире. Почему мы допускали такое?! Почему мы — полноценные взрослые люди — проходили мимо? Когда рядом стояли, провожая нас в спину всё-понимающим взглядом, никому ненужные, но от этого не менее живые и как никто нуждающиеся в нас. Ласковом взгляде, улыбке, дружелюбном слове. Та девочка без ноги считала своим долгом помогать младшим, заботилась о них, как о собственных братьях и сёстрах. И только им она… улыбалась. Взрослым — никогда. О чём одинокие дети думали, когда смотрели на нас — равнодушных? Я ни у кого из взрослых людей за всю свою жизнь не встречала схожего взгляда. Быть может, переживали обиду и боль? О чём вы? Какие обиды? Они давно поняли и смирились со своей участью. Когда ты всего лишь одинокий человечек, брошенный с рождения или злые обстоятельства жестоко поиздевались, приспособиться неимоверно трудно, тем не менее рано или поздно это происходит. Но если к имеющимся бедам добавляется борьба за жизнь, а у человечка никого за спиной… Никого кто станет надёжным, непотопляемым якорем в самые тяжёлые дни, в которые просто невмоготу терпеть, когда воешь не столько от боли, сколько от безысходности, когда не понимаешь почему должен на следующий день открывать глаза и продолжать бессмысленную борьбу, ведь заранее известно — победителя нет (не хочется произносить вслух, что победителем выйдет не человек). Мы, взрослые, сталкиваясь с неизлечимым недугом опираемся на нуждающихся в нас близких, вытаскиваем из себя все возможные причины для сражения, ставим перед собой масштабные цели, добиваться которых научились в процессе жизни, мы знаем, что такое победа и каково на вкус поражение, у нас накоплены необходимые навыки, умения и жизненный опыт. На что или кого опираться ребёнку-сироте? Вы знаете? Я — нет. Я вообще не понимаю, как у них получается выжить. Как… Взрослые мужчины и женщины не выдерживают и ломаются, имея поддержку друзей и родных. Почему же дети не ломаются, не имея рядом никого? Иной раз совсем страшные мысли посещают мою неугомонную голову: маленький человечек, выигравший битву, всего лишь получает отсрочку, ибо кто ведает сколько времени и сил будет положено до окончания его войны. И какой ценой он выкупает каждое из сражений. Я не выдержала морального бремени и погрузилась с головой под воду, задерживая дыхание пока терпели лёгкие, пока не застучал пульс в ушах, пока не почернело под зажмуренными веками, под которыми давно черно. Вынырнув, жадно глотала воздух и перестала сдерживать безудержные рыдания. Схватившись ладонями за бортики ванной, подтягивая согнутые в коленях ноги к груди, я плакала долго, до тех пор, пока слёзы не кончились сами. И вот так теперь всегда. Стоило вспомнить о девочке без ноги, меня срывало в бездну отчаяния.