– Кто банковал – ты или она? – В основном она. Расстояние и время бывают губительны. – Вот это верно. Хуже пуль иной раз… Вот потому мы с моей Макловией неразлучны. Я – с ней, она – при мне. – Повезло. – А я про что? Досталась хорошая женщина, это не всегда бывает. Я уж пообещал, что когда-нибудь обзаведемся домом и хозяйством. Солнце висело уже над самым горизонтом. Тени от агав и камней вытянулись так, что казались бесконечными. Справа и слева от колеи пламенела равнина. – Я рад, что судьба нас с тобой свела, – вдруг сказал мексиканец. – По виду ты совсем еще щенок, однако на деле показал себя настоящим мужчиной. Вел себя как надо, и я тебе обязан. Если когда-нибудь Хеновево Гарса тебе понадобится – сыщи меня. Жесткий взгляд затуманился непривычной нежностью. И сам Мартин по необъяснимой причине был растроган. – Я могу сказать то же самое, майор. Их рукопожатие было крепким и искренним. Гарса меланхолично сказал: – Сдается мне, инженер, что после Сьюдад-Хуареса и победы революции мы уж не свидимся на этом свете, а? Хотя… чего не бывает? После этого он стал очень серьезен, задумался, поглаживая шрам на щеке. Взгляд обрел всегдашнюю суровость. Минуту он смотрел на Диану Палмер и ее спутника, а потом на своих людей, разместившихся на крыше второго вагона. – Да, – повторил он словно про себя. – В Мексике все бывает. 5 «Дом с изразцами» – Уходит из рук… Уплывает… Потихоньку, полегоньку – но уходит. Эмилио Улуа, президент горнорудной и металлургической компании «Минера Нортенья», мексиканского партнера и пайщика испано-бельгийского концерна «Фигероа», – тучный, бритый, с бриллиантовой булавкой в галстуке – зажатой в пальцах сигарой очертил вокруг себя круг. Можно было подумать, что все, о чем он говорит, случилось только что в главном зале ресторана «Гамбринус». – И куда же это приведет Мексику? – осведомился Луис Мария Агирре, маркиз де Санто-Амаро. Эмилио устремил на испанского аристократа свои хитрые раскосые глазки. Потом мельком взглянул на Мартина Гаррета и уклончиво пожал плечами: – У меня язык не поворачивается, дон Луис. – Нет, ну вы уж постарайтесь… Мексиканец, которому явно было неловко, задумался. Раздраженно отмахнулся от официанта, подошедшего было к столу, поставил локти на скатерть и, понизив голос, ответил: – Одно можно утверждать наверное – к большой опасности. Поставит страну в очень неприятное положение. – И как нам быть? Улуа изобразил напряженное раздумье: – Долго это не продлится – слишком уж все серьезно… Одни считают, что президент Мадеро не выполнит свои обещания, другие – что он слаб и теряет контроль над страной. Революционные войска, которых после победы разоружили и распустили, недовольны. Это на севере. А на юге Сапата со своими индейцами, и эту проблему никто не решает. – То есть, по вашему мнению, правительство не справляется с ситуацией? – Это не мое мнение. Это факт. Эмилио Улуа замолчал, чтобы помочить кончик сигары в бокале коньяка, снова поднести ее ко рту и откинуться на спинку стула. И хмуро взглянул на Мартина, словно опасаясь, что тот станет возражать. – Здесь, в столице, – как бы через силу заговорил он, – большинство в конгрессе по-прежнему держит сторону Порфирио Диаса, а газеты с каждым днем распаляются все сильней – и «Трибуна», и «Паис», и «Тьемпо», и даже орган анархистов «Возрождение»… Пользуясь тем, что наш бесхарактерный президент провозгласил свободу печати, они день за днем по капле вливают отраву в души. И даже в театральных ревю на потеху зрителям издеваются над правительством. Луис Мария Агирре, который владел в концерне «Фигероа» одиннадцатью процентами акций и четыре дня назад приплыл из Испании на «Альфонсо XIII», внимательно слушал его и помешивал серебряной ложечкой кофе. Это был человек средних лет, спокойного нрава, высокий и скорее худощавый, чем тучный. Очки в золотой оправе, шелковистая редкая бородка, соверен[21] на часовой цепочке, жасмин в петлице. На безымянном пальце левой руки поблескивал перстень с печаткой, где был оттиснут родовой герб. – Однако я слышал, что в столицу он входил как триумфатор. И при небывалом воодушевлении народа… Разве не так? – Это было восемь месяцев назад. И выборы в октябре он выиграл с блеском. Однако с тех пор в нем многие, очень многие разочаровались… – Эмилио подался вперед и сообщил как бы по секрету: – «Карлик из Тапанко» зовут его теперь приверженцы. – Карлик? – Говорят, в нем росту сто сорок шесть сантиметров. – А армия? Как настроены военные? Улуа криво усмехнулся: – Ну, это вам должно быть знакомо… У вас у самих в Испании таких во множестве, разве нет? Думать – это занятие не вполне для них. На ваш вопрос отвечу так: покуда они смотрят и молчат. – Своих вояк мы заняли делом в Марокко, где, кстати, тоже есть шахты. – Разумная предосторожность. А наши ничем не заняты, и это создает известные сложности. Или открывает возможности – тут как посмотреть. Маркиз сделал глоток кофе и очень осторожно поставил чашку на фарфоровое блюдце. – С той минуты, как я сошел с трапа в Веракрусе, только и слышу о генерале Уэрте… На него можно рассчитывать? Он чуть прикоснулся к губам краешком салфетки и вопросительно взглянул на Улуа и на Мартина, однако последний хранил молчание. Официально его пригласили как единственного испанского служащего концерна «Фигероа» в Мексике, ради того чтобы визитер не чувствовал себя обойденным вниманием. Однако инженер угадывал, что дело не только и не столько в радушном приеме. Его недавнее прошлое – вот что незримо витало над столом. Улуа попыхтел сигарой: – Покуда Уэрта верен президенту, который всецело ему доверяет, река не выйдет из берегов. Остается только тасовать колоду и ждать, какие карты выпадут. Он снова обвел рукой все вокруг себя: посетителей под хрустальными люстрами, хорошие картины по стенам, вылощенных официантов, приглушенный гул разговоров, мягкий свет, будто отцеженный бархатными гардинами, деловые переговоры и политические заговоры, игру тщеславий, супружеские измены. «Кто пообедал у нас хоть однажды, – эта фраза в изящном печатном меню предваряла перечень блюд французской кухни, – забудет дорогу в другие рестораны». – Пусть вас все это не вводит в заблуждение, дон Луис. Это не настоящий Мехико, и более того, Мехико – не настоящий город. Бывший президент Диас задумал очистить центр города от бедноты, отделить власть и деньги от социальных проблем вроде здоровья нации и ее морали. Выстроить столицу, подобную Вашингтону или Парижу, выбелить ее, так сказать, и в расовом отношении, и в культурном. – Тем не менее достижения поразительные, – заметил маркиз. – А пагубная политика Мадеро ставит их под угрозу. В народных массах, притихших было после революционных потрясений, теперь снова идет брожение, копится недовольство, нарастают протесты. Близится смута, и никто не обуздает ее железной рукой. Агирре взглянул на Мартина, приглашая и его высказаться: – Ты сегодня больно уж молчалив, молодой человек. Молодой человек только улыбнулся в ответ. Он не впервые общался с маркизом: прежде чем уехать в Мексику, он полгода отработал в головном офисе концерна, расположенном в Мадриде на Гран-Виа, и имел с ним дело. Хотя Агирре на социальной лестнице стоял значительно выше, Мартину нравился этот человек с учтивыми манерами и умными глазами многоопытного шулера. Симпатия оказалась взаимной. – Ты-то ведь имеешь дело с доподлинной Мексикой, не так ли? – настаивал Агирре. – Ну да, в силу и в меру моих служебных обязанностей, – осторожно ответил Мартин. – И ты согласен с тем, что высказал сейчас дон Эмилио? – Факты изложены довольно верно… – А в чем же, по-твоему, причины того, что они имеют место? – В том, что твердой руки нет! – вставил Улуа. Мартин не хотел ему возражать. Но, сознавая, что вступает на зыбкую почву, все же не сдержался: – Причина в том, что множество обещаний так и не было исполнено… Те, кто сидел наверху, там и остались, а те, кто сражался, чувствуют себя забытыми. Обойденными. И даже преданными. Мексиканец нетерпеливо выпустил клуб табачного дыма: – А чего они ждали? Что будут есть canard à l’orange[22] в «Гамбринусе»? Мартин продолжал смотреть на маркиза. – Две недели назад, перед моим отъездом в столицу, шахтеры в Пьедра-Чиките и крестьяне из окрестных сел устроили беспорядки, которые были подавлены ружейным огнем… Многие из манифестантов воевали под началом Вильи и Ороско, а теперь голодают и нищенствуют… – Как видите, дон Луис, – ядовито вставил Улуа, – у нашего инженера весьма своеобразные понятия о лояльности. – Быть лояльным к своей компании не значит быть слепым. Вы живете здесь, дон Эмилио, а я большую часть времени провожу в горах. И каждый видит то, что видит. Мексиканец побагровел. Внезапно показалось, что галстук и целлулоидный воротничок душат его. Он раздраженно стиснул зубами кончик сигары.