Юрка подлец, всё вечно знает, всё чувствует, Аким даже расстроился. Ничего не сказал, нажал акселератор. Электромоторы зашуршали, и он поехал к Савченко, а Юра стоял на жаре, смотрел ему в след и курил. Сам Аким в станице считался казаком зажиточным. Не богатый, но уж точно не из бедноты. Дом у него был справный, надел недалеко от дома, и недалеко от болота — поливать было несложно. И лодка новая, и квадроцикл был. Болото его кормило. Но начинал он четвёртым сыном в семье. Ему ничего не досталось. Ушёл в призыв, а через год, как положено, ему домой ехать, а дома-то и нет. Старший брат в дом к отцу жену привёл, второму брату какой-никакой, а дом поставили. Он тоже женился. Третий брат его погиб на кордоне. Обе сестры вышли замуж. А он, вроде как, лишний оказался. Отец и братья собрали, что могли. Снаряжение хорошее справили, лодку с новым мотором и компрессором купили и пожелали удачи. Он стал по болотам мотаться, в лодке жил. К братьям не шёл, хотя они и предлагали. Чаще у Юрки ночевал, чем у родственников. Там и мылся. Рыбачил много, отец ещё с детства научил. С разными ватагами стал за добычей ходить, сначала поблизости железо собирали, а потом всё дальше и дальше забирался. От Енисея до Таза доходил, всю пойму прошёл туда и обратно не раз. Потом ушёл во второй призыв и попал на настоящую войну. Тяжёлые бои в степных барханах под Тарко-Сале. Шесть месяцев почти беспрерывных боёв. После этого им всё равно пришлось отступить на север, к пойме. За тот год в станицу пришло двенадцать похоронок, а Саблин пришёл с того призыва совсем уже другим человеком. Взрослым человеком. С Олегом Савченко они были знакомы по школе, но шапочно. Под Пуровском, на левом берегу реки, были оборудованы позиции. Сотня Савченко сменяла сотню Саблина, уходившего на перегруппировку, потом наоборот. Они стали видится каждую неделю. Оба молодые. Общее дело. Один блиндаж. Так и сблизились. А вернувшись в станицу, Саблин узнал, что у Савченко, так же, как и у него, ничего нет, даже лодки. И тогда они решили пойти на промысел, на юг. Далеко на юг. Тогда ватагу собирал один известный атаман Ямын. С ним они и пошли на лодке Акима. Ямын дело знал, а охрана кордона в тех местах, тогда ещё была слаба и немногочисленна. Это был удачный поход. Нашли стоянку старинных, заржавелых автомобилей. Их были десятки. Через месяц возвращались они в лодке до краёв нагруженной свинцом, да и меди тоже хватало. Другие добытчики тоже были довольны, а сам Ямын ехал в пустой лодке, но главная добыча была у него. И делиться ею он ни с кем не собирался. В крепкой, просвинцованной коробке он вёз важный узел из агрегата пришлых. Пришлые оборудовали кордоны удивительными приборами, которые они устанавливали по периметру, к ним приставляли охрану. Охрану промысловики побили, агрегат раскурочили, изъяли содержимое, кто, что успел схватить, но главное забрал атаман. Именно за этими штуками Ямын на кордоны и ходил. Зачем они ему и кто их заказывал, атаман не говорил. А казаки и не спрашивали, им и своего богатства хватало. Тем более что все живые и невредимые вернулись. Потом они стали ходить на кордоны ещё и ещё, и ходили удачно. Быстро богатели. Доходили до Сургута, тогда степь ещё туда не пришла, и на лодках можно было дойти до самого Лянтора. И всегда возвращались с добычей, один раз в Сургуте нашли в развалинах крепкий стальной ящик, разрезали его, а там были килограммы золотых колец, цепочек и серёжек. Это была огромная удача, но на этом она закончилась. На обратном пути к лодкам их догнали обновлённые переделанные, и начался бой. Бесконечное отступление с боем. Переделанные были не то, что прежде, умные и очень крепкие, быстрые. Навязывали контакт, и тут же пытались обойти с флангов. А то и вовсе обойти сзади. И хоть народ в ватаге был опытный, ватага пятнадцать километров до лодок шла сутки, не на минуту не выходя из боя. Атаман Караваев был удачлив и дело своё знал, но к утру стали кончаться патроны и гранаты. А главное — ППМНД (противопехотные мины направленного действия), которые очень помогали в начале боя. В общем, из шестнадцати человек до лодок к утру дошло одиннадцать, шесть из них ранеными. Сам атаман погиб, и очередная редкая штуковина из раскуроченного ящик пришлых осталась у врага. Да и большую часть добычи пришлось бросить. Но Савченко это не волновало вовсе. Он так радовался добытому золоту, что песни начал петь, как только отплыли. В винтовке у него последний магазин, и то не полный, граната в лодке одна на двоих, КХЗ весь рваный от осколков, очки разбиты, до дома две недели хода, а он сидит на носу лодки и песни поёт. И ещё считал в вслух, сколько каждому из оставшихся выйдет золота. Аким сидел на моторе, глядел на этого человека, что чудом ушёл от смерти, и молчал. «Сутки беспрерывного огневого контакта, сапоги дырявые патронов нет, в лодке одна граната. Ему два часа назад двенадцатимиллиметровая пуля оторвала рукав крепкого пыльника, распорола КХЗ, едва не убила. Командир и ещё четверо на берегу остались, в каждой лодке по раненому, а он сидит и песни поёт», — Савченко уже тогда удивлял Акима какой-то детской беспечностью. А ещё больше Саблин удивился, когда за месяц до следующего срока Савченко сказал ему, что больше не пойдёт в призывы. Говорил, что воевать задарма, за общество ему больше интереса нет. То есть, он отказался быть казаком. Отказался быть в казачьем обществе. Мало того, ещё и Акиму это предложил. Аким тогда смотрел на него изумлённо и даже испуганно. Такого он и представить себе не мог, чтобы человек вот так вот сам откажется от общества. Обычно из общества не уходили по своей воле, из него выгоняли, а тут так! Но Савченко уже решил и только смеялся над удивлением Акима. Через месяц Саблин ушёл в свой третий призыв, а Савченко снова на юг, на кордоны, с новым атаманом, с новой ватагой. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь