Ну да, со спокойствием я погорячился. – Будешь ныть, выкину тебя в сугроб. – Угадай, сколько секунд тебе осталось жить после этого заявления? Что за девчонка, а? Угроза на угрозе. Интересно, она когда-нибудь устает? Старая часть парка предстает перед нами во всей красе. Здесь почти нет скамеек, только заброшенная трансформаторная будка и летняя сцена с дырявым козырьком и полуразрушенной задней стенкой. Вечернее небо уже давно поглотило солнце, но несколько фонарей, склонивших головы, дают достаточно света, в котором можно разглядеть мелкие снежинки, медленно скользящие в воздухе. Осматриваю идеально белое и ровное полотно, накрывшее пол сцены и площадку перед ней. То, что нужно. – Вот мы и пришли, – радостно объявляю я. – Супер, – саркастично бурчит Риша. – И что дальше? – Залезай на сцену. Она смотрит на меня как на душевнобольного и уже было дергается, чтобы уйти, но я успеваю схватить ее за плечи. Опускаю подбородок, Риша недовольно кривит губы. – Ты до сих пор злишься? – Может быть, – уклончиво отвечает она. – Хочешь еще извинений? – Желательно с валянием в ногах и слезной мольбой. – Кто бы сомневался, – усмехаюсь я. – Риша… – Это шутка. Тебе не за что извиняться. Ты, конечно, мухомор, но и я та еще поганка. Оба хороши. Проехали. – Нет, мы затормозили, а я хочу… – С осторожностью подбираю слова, язык отчего-то становится таким неповоротливым. Напрягаю пальцы и притягиваю Ришу к себе. – Хочу, чтобы мы стали ближе. Она упирается ладонями мне в грудь, сопротивляясь, но как-то не слишком убедительно. – Куда уж еще ближе? – Есть куда, – произношу сквозь улыбку. – Мы плохо друг друга знаем. – Совсем не знаем, – поправляет она. – Как насчет того, чтобы это исправить? Риша смотрит на меня исподлобья, снежинки оседают на ее волосах и ресницах, и у меня перехватывает дыхание. – Ладно, – резко отвечает она, но взгляд до мурашек теплый. А ухаживания прям сильно нужны? Правда? Гоню непрошеные мысли, сплетающиеся со сценами из снов, и отпускаю Ришу от себя, а себя – от греха подальше. – Поднимайся на сцену, – говорю я. – Только сильно не наследи. Риша, вздохнув, шагает к боковым ступеням и выходит на середину сцены, а я – в центр площадки перед ней. Над нами темное небо, вокруг желтый свет фонарей и мягкий блестящий снег. Да я просто мастер романтики. Есть какая-то премия? Или хотя бы грамота? – И что теперь? – хмуро спрашивает Риша, очевидно, не замечая моего геройства. – Теперь мы будем танцевать. – Серьезно? В куртках и ботинках? – Сегодня – да. – А завтра что? Голышом? Открываю рот, но Риша меня опережает, вытянув руку с оттопыренным указательным пальцем: – Лучше молчи! – Ладно, – смеюсь я, потому что уже успел представить такие танцы, и она сама в этом виновата. – Почему мы не могли порепетировать в зале? – Потому что в зале мы уже репетировали. С техникой у тебя все хорошо, а вот с эмоциями… – И что не так с моими эмоциями? – Спокойно. Все так, просто… большую часть из них ты прячешь. А мне нужно все. Риша упирает руки в бока и опускает голову. Полупрозрачное облачко пара окутывает ее лицо. – Доверься мне, – прошу я. – А что если нет? – Я буду… грустить. Она ухмыляется, давая понять, насколько это плохая мотивация. Все верно, мы совсем друг друга не знаем. Между нами еще нет ничего, за что можно крепко зацепиться. Связи создаются двумя путями: общими воспоминаниями и секретами. Над первым мы уже работаем, а ко второму пора приступить. Начнем с меня. Я же джентльмен. – Пару лет назад или чуть больше я был на одном необычном мастер-классе, – говорю неспешно. – Там мне выдали носки и корыто с краской, куда нужно было окунуть ноги, а после сымпровизировать на огромном куске картона. Риша, я много раз видел свои танцы на видео или в отражении зеркала, но там, на том куске… все было совсем иначе. Это как аудиодорожка, ты не слышишь музыку, но видишь ее. Перепады, скачки, изменения ритма. Здесь то же самое. Это облик танца, который можно потрогать, который застывает во времени, отражаясь в одном месте от начала и до конца, сплетая движения в узор, и за ним видно все. Кто ты. Что чувствуешь. О чем молчишь или кричишь. Риша осматривается и кивает: – Снег – наш картон. – Именно. – Не думала, что ты такой одухотворенный. – Только никому не говори. Она улыбается, как замысливший шалость чертенок, но я чувствую – не сдаст, всего лишь дразнится. – Риша, наш танец почти готов, но в нем не хватает тебя. Я хочу сделать его честным, настоящим. Помоги мне. Она колеблется всего мгновение и вдруг отвечает так четко и уверенно, что мне становится жарко: – Хорошо. Что нужно делать? – Начнем с нашего вступления. Я буду танцевать тебе в параллель, но темп и последовательность движений неважны. Добавь или убери. Медленнее или быстрее. Не думай, что делаешь, делай, что чувствуешь. Вытащи из себя то, что хочешь сказать, и знай: я никому тебя не выдам. Не стану ни судить, ни учить. Обещаю. Риша отступает на пару шагов, сосредоточенная и серьезная. Столько силы в стойке и в сжатых кулаках, но это еще не все. Совсем не все. Коротко киваю ей, и мы одновременно взмахиваем руками, начиная связку. Риша осторожничает, слишком точно выполняет движения, не решаясь открыться по-настоящему. Не может отпустить себя, и мне снова приходится сделать это первым. Крутой оборот, быстрая пробежка. Теплая одежда немного сковывает, но это сейчас не важно. Суть не в технике, не в правильности. Суть в честности. Кружу по площадке, поглядывая на Ришу, которая с каждой секундой становится все смелее. Ее порывистые шаги, повороты, метания по сцене то вперед, то назад. Завязывается настоящий диалог, который не требует расшифровки и перевода. Общение на уровне эмоций, глубокое и искреннее, и вместе с этим загадочное и тайное. Делаю шаг, и она отвечает. Прыжок, рывок. Секунда передышки, и новая реплика. Вопрос. Ответ. Признание. Принятие. Ритм звучит в голове, руки и ноги сами знают, что делать, мысли рассеяны легкой дымкой. Холодный воздух дерет горло, щеки горят, но один взгляд на Ришу, и все становится другим. Она такая яркая, сияет в вечернем полумраке и греет внутренним огнем, и он действительно может обжечь. Ее броня крепкая, а оружие всегда наготове. Защита – вот ее обычное состояние. Даже если вокруг безопасно, она всем видом показывает, что к ней лучше не лезть. Это выбор, и он скорее вынужденный, чем осмысленный. Еще пара импровизированных связок, не упускаю Ришу из виду. Зажатости больше нет, только злость, гнев и… признание и заявление. Вот оно. Ее движения широкие, открытые, размашистые. Шаги твердые, четкие. Посмотрите на меня. Я есть. Я такая. Я не хочу прятаться. Не должна! Обветренные щеки стягивает от широкой улыбки, и я закрываю глаза, полностью отдаваясь танцу, чтобы позволить Рише завершить свой наедине с собственными ощущениями. Заглядываю внутрь, замыкаюсь. Пытаюсь уловить нить, поймать ее и потянуть, но не могу. Отголоски бессилия дрожат на кончиках пальцев, но я продолжаю поиски в темноте опустошения. Куда мне нужно? Что теперь? Ради чего это все? Вопросы тянут в разные стороны, дороги не разобрать, но ноги идут. Куда-то или в никуда. Не знаю. Одиночество давит, вызывая вспышку, которая отрывает от земли. Ладони упираются в мокрый холодный снег, мир переворачивается, а в следующую секунду я снова стою на ногах и смотрю на нее. Глаза Риши блестят, контакт такой явный, что десятки ментальных крючков пронзают кожу, а прочная леска натягивается между нами. Это финал. Общий. Последний кусок, что мы выучили. Останавливаемся одновременно, пар слетает с губ, дыхание тяжелое, а лоб и шея мокрые. Риша закрывает лицо ладонями и смеется, а я направляюсь к сцене и залезаю наверх. – Как ощущения? – спрашиваю я, с интересом разглядывая следы, что она оставила. – Жарко, – сбивчиво отвечает Риша и вытирает лоб, забираясь пальцами под шапку. – И все? – Стас, дай хоть отдышаться. – Ладно. Осторожно прохожусь по краю. Темные полосы и проплешины, за которыми видно деревянное покрытие, похожи на припадок слепого художника, но в творчестве, даже в самом безумном, всегда есть смысл. Риша постаралась на славу. – Ну, что скажешь? – Я указываю на пол. – Эм-м-м… – растерянно тянет она. – Снегоуборщик из меня так себе. Качаю головой и еще раз внимательно рассматриваю послание. – Тебя так много. Видишь? Все пространство задействовала. А сколько рывков и разворотов, будто ты хочешь чего-то, но сама себе запрещаешь. Зато вот здесь, у края, снега почти нет. Значит, ты готова идти до конца. Готова бороться, доказывать, убеждать. Это сила духа. Ты – настоящий боец, Риша Мариновна. – Спасибо за психоанализ, – бурчит она, опуская подбородок. – Ты не устала? – Танцевать на морозе…