Часть ее существа хотела немедленно уйти; другая же, с каждым мгновением все сильнее заявлявшая о себе, была готова остаться. Стефани все больше убеждалась в том, что Проктор не причинит ей физического вреда. За те шесть дней, что она была в его власти, с его стороны не было никаких поползновений. Более того, Стефани не заметила в нем никаких признаков склонности к насилию. Да и вообще ей просто некуда идти, некуда податься. Так что настоящей причины уйти от него у нее не было. Правда, рано или поздно ей придется заплатить некую цену за проявленную им доброту. В этом она давно убедилась. * * * Они сидели в кухне. Был ранний вечер. Стефани устроилась на деревянной табуретке, наблюдая за тем, как Проктор режет на тонкие полоски куриные грудки. Закончив с курятиной, он на чистой разделочной доске принялся чистым ножом нарезать брокколи и кабачки. Краем глаза заметил, что она наблюдает за ним. – Ты надо мной посмеиваешься? – Я улыбаюсь, а не посмеиваюсь. – И чему же ты улыбаешься? – Я наблюдаю за тобой и вспоминаю отца. Не то чтобы вы с ним похожи; просто он любил готовить и готовил вкусно. Он и меня научил. – Тебе нравится готовить? Стефани пожала плечами: – Я не помню. – А твоя мама? Разве она не готовила? – Готовила, да еще как! Но ей это не доставляло такого удовольствия, как отцу. Я предпочитала учиться у него. Я обожала наблюдать за тем, как он работает ножами. Отец всегда делал это быстро-быстро. У него были огромные руки, но он очень ловко все нарезал. Стальное лезвие мелькало так, что за ним было не уследить, и вдруг… все красиво нарезано. – Наверное, это потому, что он был врач. – Он был терапевт, а не хирург. Проктор кивнул, а затем вытер руки о чайное полотенце. – Какими они были, твои родители? Улыбка Стефани исчезла. – Никакими. Это были просто мои родители. * * * Было полшестого утра. Стефани не спалось. Встав с дивана, она быстро оделась. Ночью было холодно, а центральное отопление включали лишь после шести утра. Стефани заварила себе кофе так, как это делал Проктор. Затем захватила кружку в гостиную и закурила сигарету. На улице какой-то мужчина счищал наледь с лобового стекла своего «Воксхолла». Его голову скрывало облачко пара. На столике лежали отчеты, которые Проктор просматривал накануне. Стефани села и начала перебирать фотокопии. На передней обложке одной пластиковой папки флуоресцентным зеленым маркером была проставлена дата. С тех пор прошло лишь три месяца. Для тел, что удалось найти на месте катастрофы, был проведен анализ причин смерти. Двадцать восемь пассажиров пропали без вести. Учитывая место крушения, эта цифра была удивительно мала. Чтобы поднять на поверхность обломки самолета и останки погибших пассажиров, водолазы совершили почти четыре с половиной тысячи погружений. Их задача осложнялась обширной территорией поисков, а также сильными штормами, которые разбушевались в этой части океана ровно через сутки после крушения. Чуть более двух десятков поднятых тел были относительно целыми. Состояние остальных трупов варьировалось от «частично» до «полностью разложившихся». Согласно заключению психолога, назначенного для взаимодействия с властями и родственниками пассажиров разбившегося «Боинга», из всех сделанных фотографий погибших лишь восемь были пригодны для опознания. В конце концов не воспользовались ни одной. В одном из отчетов ФАА имелся раздел, в котором описывалось воздействие резкого торможения на пассажиров. Многие погибли мгновенно. Сила, швырнувшая их тела вперед, была настолько велика, что некоторые из них были обезглавлены, а другие погибли от разрыва ствола головного мозга. Те, кто выжил, подверглись воздействию иных, не менее страшных сил. Воздух вырывался из пробоин в фюзеляже с силой настолько мощной, что с людей стаскивало одежду и вырывало из глаз контактные линзы. Во время свободного падения часть пассажиров сгорели заживо, остальные были разрублены обломками самолета. В другой папке Стефани наткнулась на список пассажиров. Проктор сделал несколько копий, причем рядом с большей частью имен имелись сделанные от руки пометки. Комментарии в основном касались повреждений, вызванных первым взрывом. Стефани пробежала глазами список – и вскоре нашла нужные ей имена. Место 49A: Патрик, Сара Место 49B: Патрик, Дэвид Место 49C: Дуглас, Мартин Место 49D: Патрик, Моника Место 49E: Патрик, Эндрю В хвостовой части «Боинга-747» места в салоне эконом-класса располагались по схеме три-четыре-три, и были разделены двумя проходами. Стоило ей увидеть напечатанные имена и их размещение в салоне «Боинга», как Стефани оцепенела. Она могла справиться с эмоциями, которые видела у других: моментальное отчаяние, длительное отчаяние, растерянность, ярость. С жестокой, клинической правдой справиться было куда сложнее. Отпечатанная типографским шрифтом статистика, причина смерти в скрепленном подписью свидетельстве, имена в списке пассажиров. Она почувствовала на себе взгляд Проктора раньше, чем увидела его. Кит стоял в дверях. – С тобой всё в порядке? – спросил он. – Мне не спалось. Я тебя разбудила? – Я слышал, как ты ходишь по кухне. – Человек в кресле сорок девять-С, Мартин Дуглас, – сказала Стефани, глядя на имя между именами брата и матери. – Ты знаешь, кто он? – Архитектор из городка под названием Юниондейл. Жил и работал на Манхэттене. – Американец? – Да. Она медленно кивнула. – Американский архитектор, обреченный на смерть из-за капризной выходки английской девчонки, о существовании которой он даже не подозревал… – Не понимаю, ты это о чем? – Там должна была сидеть я. Это место было забронировано на мое имя. – Почему тебя там не оказалось? – Это был семейный отпуск, но я отказалась лететь с ними. Сказала, что мне нельзя опаздывать к началу занятий в университете. Даже на сорок восемь часов, хотя, казалось бы, ерунда… Но не это было причиной, и они это знали. – Что же было причиной? Стефани грустно улыбнулась: – Я даже не помню. Наверное, что-то мелочное и обидное. – Это почему же? – Потому что такой я тогда была. Озлобленной и строптивой. – Она посмотрела на Проктора. – Теперь я просто озлобленная. – У Мартина Дугласа было бы другое место, Стефани. – Может быть… – Рейс был укомплектован почти полностью, но несколько мест оставались свободны. Даже будь ты на борту, он просто сидел бы где-то в другом месте, а число погибших увеличилось бы на одного человека. – Сколько ему было лет? – Если память мне не изменяет, тридцать три года. – Он был женат? – Нет. – Вот и хорошо. Интересно, выжил ли при первом взрыве кто-то из тех, кто сидел на сорок девятом ряду? Или даже при втором… Но стоило ей подумать о том, с какой скоростью пылающие обломки самолета падали в море, как она пожелала им быстрой смерти. Ведь при скорости столкновения в пятьсот миль в час спокойные волны внизу подобны граниту. II Мир Стефани 6