Кит снял кожаную куртку и, аккуратно свернув, положил на скамью рядом со Стефани. Под курткой у него была джинсовая рубашка с резкими заутюженными складками на рукавах. На Стефани было то, в чем она ходила почти каждый день: выцветшие джинсы и фуфайка поверх нескольких футболок с короткими и длинными рукавами. Светлые волосы были зачесаны назад и заколоты заколкой, что придавало ей новый облик. Раньше ее лицо было слишком худым для такой прически. Она была без макияжа, что также было для нее в новинку, и она чувствовала себя все более комфортно в таком новом образе. – Видишь того типа на табурете, в темно-сером пиджаке и очках полумесяцем? – спросил Проктор. – Вижу. – Это тот, с кем у него назначена встреча. Сомневаюсь, что Брэдфилд обычно приходит сюда, но тому типу на табурете здесь нравится, потому что здесь полно народу и шумно. Идеальное место, чтобы вас никто не заметил. – Кто такой этот Брэдфилд? Проктор сделал глоток и тыльной стороной ладони вытер с верхней губы тонкую полоску пены. – Я говорил тебе. Он делает фальшивые документы. – Помню. Но почему он важен для тебя? – Возможно, он подделал паспорт нашему парню. В Уайтчепеле живет некий Исмаил Кадик, он занимается импортом египетских футболок. Его братья в Каире выпускают товар, который Кадик привозит сюда и продает оптом. Но футболки – не единственное, что он импортирует. Он также привозит как краденые документы для последующей переделки, так и совершенно новые, готовые к использованию. – Совершенно новые? Проктор кивнул. – Подлинные паспорта или водительские права из Сирии, Ирана, Ирака, Египта, Алжира. Отовсюду. Либо краденые, либо купленные из-под полы. Потом их распространяют по всей Европе. Только в нашей стране десятки каналов их распространения. И Кадик – лишь один из них. Дело в том, что он, возможно, видел нашего человека, но не уверен в этом. По крайней мере, так он говорит, но этот парень по натуре завзятый лжец. Один посредник привел некоего клиента на его склад в Уайтчепеле, где он хранит свои товары, и попросил Кадика помочь как можно быстрее сделать кое-какие документы, в том числе один израильский паспорт и другой – на имя Мустафы Селы. Деньги не имели значения. Кадик говорит, что не сумел рассмотреть того клиента, так как тот якобы держался на заднем плане, но сообщил мне, что пообещал свести этих двоих с Сирилом Брэдфилдом. – Тогда зачем нам нужен тот тип на табурете? – Потому что номера Сирила Брэдфилда в телефонной книге нет. Потому что никто толком не знает, как он выглядит или где живет. Потому что Сирила Брэдфилда, скорее всего, зовут не Сирилом Брэдфилдом. Стефани сделала глоток колы. – И он типа сочувствующий, верно? – Брэдфилд? Нет. Он вне политики. Он даже занимается этим не ради денег, а скорее из любви к искусству. Для него это искусство. И вопрос качества. Неудивительно, что к нему тянутся всякие отбросы. – Тогда с какого боку здесь тот чувак возле барной стойки? – Он – посредник. Работает на какого-то дельца из Бирмингема, который изготавливает паспорта для преступной братии, но предпочитает, чтобы «художества» производили здесь. Посредник нужен для того, чтобы Брэдфилд и его клиенты никогда не встречались. Так лучше для всех заинтересованных сторон. – Как ты это узнал? Проктор улыбнулся: – Выяснил постепенно. – Он допил свой стакан и поднялся на ноги. – Вернусь через минуту. Стефани подумала о Барри Грине и его «халтурке» по перебивке пин-кодов на украденных кредитных картах. Ощущение было такое, будто о нем вспомнила не она, а кто-то другой. – Решила маленько оттянуться, верно? Она подняла глаза. Стоявший перед ней человек возник из моря пьяных клерков в костюмах, из волн бухгалтеров, чиновников местных органов власти и служащих дешевых турбюро. Стефани посмотрела на посредника Брэдфилда: тот все еще сидел на табурете, потягивая из бокала бледно-золотистое пиво и куря тонкую сигару. – Извините. Что вы сказали? – спросила она. – Что ты решила оттянуться. Костюм на нем сидел как на корове седло: узкие брюки, вреза?вшиеся в промежность, великоватый в плечах пиджак, рукава на несколько дюймов короче, чем следует. Лицо розовое, шея в красной сыпи, оставленной тупым бритвенным лезвием. – Я не знаю, о чем вы говорите. Мне кажется, вы обознались. – Не-а. Сначала я было подумал, что ошибся, – в одежонке ты выглядишь иначе, – но не сейчас. Я все пытался вспомнить, где видел твое лицо, а затем как будто что-то щелкнуло. Ты работаешь на западе, а не здесь. Брюэр-стрит, верхний этаж, рядом с баром «Реймонд-ревю». Верно я говорю? Стефани вновь испытала одно из своих самых нелюбимых ощущений: ее желудок словно превратился в свинец и теперь сочился сквозь кишки, сквозь пол и уходил далее, глубоко под землю. Она мысленно потянулась за маской: твердый взгляд, жесткая линия рта, решимость не выдавать никаких признаков слабости. Увы, ничего там не нашлось, и это было видно. – Ты ведь Лиза, я прав? – Мужчина осклабился, наслаждаясь мгновением ее растерянности. – Помнишь меня? Если честно, она не помнила. Он мог быть одним из тысячи. Он мог быть каждым мужиком этой тысячи. Паб словно уменьшился в размерах, посетители сделались выше ростом, свет потускнел. Здесь как будто никого не осталось, кроме них двоих. – Смотрю, ты набрала жирка… Но тебе идет. Помнится, в последний раз ты была сущая худышка. Но теперь у тебя есть все, что нужно. Ну, понимаешь, что я имею в виду? Никаких воспоминаний, ноль реакции с ее стороны. Он понизил голос: – Ты на счетчике? – Что? – Работаешь сейчас или как? – Вы ошиблись… В его поросячьих глазках, скользнувших вниз, к ее бедрам, читалась бравада. Она же звучала и в его голосе. – У меня в кармане восемьдесят фунтов, а у тебя вон там найдется кое-что для меня. – Я же сказала вам… – А если обслужишь по высшему разряду, я готов заплатить целый стольник. Неожиданно вернулся Проктор. Остановился рядом с мужчиной и, посмотрев на Стефани, заметил ее тревогу. – С тобой всё в порядке? – спросил он. – Что тут происходит? Слова в очередной раз застряли в ее горле. Агрессивно ощетинившись, незнакомец повернулся к Проктору: – Ты кто? Кит не удостоил его ответом. Стефани заметила, как на смену наглости к мужику пришла растерянность. Он повернулся к ней и грубо бросил: – Нужно было сразу сказать, что ты занята. – Я ничего не обязана вам говорить. Затем в тщетной попытке хоть как-то спасти жалкое чувство собственного достоинства он повернулся к Проктору. – Говорю тебе, она та еще стерва. Выдоит досуха твой кошелек и ничего не даст взамен. Так что, дружище, не зевай, пусть эта потаскушка выполнит все по полной программе. Ты понимаешь, о чем я. И, прежде чем Проктор успел возразить, назойливый тип исчез, растворившись в море таких же безликих костюмов. Кит посмотрел на Стефани, схватил со скамьи кожаную куртку и взял ее за руку. – Быстро уходим отсюда. – А как же Брэдфилд? – Он может подождать. На Виктория-стрит было ветрено. Они стояли на тротуаре, ожидая такси. Стефани дрожала, и эта дрожь расстроила ее даже больше, чем сама причина. – С тобой сейчас всё в порядке? – спросил Проктор. – Просто я замерзла. – Она посмотрела на свои руки. – Я вся дрожу. Он взял ее за руку. Та была холодной как лед. Стефани подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Кит рассеянно провел кончиками пальцев по линиям на ее ладони. Затем его пальцы переплелись с ее пальцами. – Нам нельзя упускать этот шанс, – сказала она. Он встал с ней рядом. – Согласен. – Я говорю о Брэдфилде. Его затуманенный взгляд прояснился. – Ты о чем? Стефани улыбнулась его смущению. – Я могу сама вернуться домой. Тебе лучше остаться. Если есть шанс найти того типа, было бы глупо профукать его.