– Даже не могу представить себе, что это такое. – А я уверена, что ты пытался. – Что ты имеешь в виду? – То, что реальность не так щекочет нервы, как тебе хотелось бы. Проктор одарил ее колючим взглядом. – Вот уж не думал, что в проституции есть нечто такое, чем можно пощекотать себе нервы. – Нет? – Нет. Было видно, что она ему не поверила. – Что бы ты там ни говорил, – продолжала Стефани, – истина в том, что это грязное, монотонное и унылое занятие. Порой даже опасное. Но основную часть времени это такая же скука, как и любая работа с девяти до пяти. С той разницей, что мы обычно работаем с вечера до утра. – Сколько дней в неделю ты так работала? – Дня четыре, иногда пять, в среднем пять клиентов в день, тариф от тридцати до восьмидесяти фунтов. В какие-то дни нет ни одного клиента, в другие же теряешь им счет. – Что это за люди? – Есть постоянные, а есть одноразовые, случайные. – Могу я задать тебе самый очевидный вопрос? Стефани догадалась, какой именно. – Как я это делала с тем, кто был мне противен? – Да. – Точно так же, как и адвокат, который защищает преступника, в виновности которого он уверен. Бесстрастно и профессионально. – Но мы-то говорим о твоем теле. – Точно. Это не моя душа – не мой дух, – так что это не настоящая я. На этот раз настала очередь Проктора усомниться в ее ответе. – И кто они в основной своей массе? – Немолодые, чаще всего женатые. Есть пара-тройка тех, что видят в тебе человека. Эти, как правило, постоянные клиенты, но остальные – те еще ублюдки. Особенно кто пытается торговаться. Терпеть не могу объяснять какому-то ублюдку, что я раздвину ноги только за восемьдесят, а за сорок даже не подумаю. А еще есть те, у которых не стоит или они не могут кончить по-нормальному. Эти обычно начинают тебя оскорблять. Или же, наоборот, любят поплакаться. Но самые противные – это те, что возомнили себя этакими мачо. Эти обычно требуют ровно полчаса – и ни минутой меньше – и как будто ставят перед собой цель побить все рекорды оттягивания эякуляции. Такое впечатление, будто они вознамерились во что бы то ни стало доказать свою мужественность. Эти типусы просто жалки. – И тебе непременно нужно обслужить всех? – С чего ты взял? Думаешь, мне это нравится? – Нет. Но пять клиентов в день по восемьдесят фунтов – это четыреста фунтов стерлингов. Пять дней в неделю – две тысячи. – Придется кое-что тебе объяснить. Во-первых, не все клиенты хотят или могут позволить себе полный сервис, поэтому восемьдесят бывает не каждый раз. Затем есть откаты за крышу. Я платила полную квартирную плату Дину Уэсту, моему домовладельцу. Плюс ему же за покровительство. Если этого не делать, то мне пришлось бы не только сполна платить арендную плату, но также давать кому-то деньги, чтобы этот человек снимал квартиру на свое имя. Ведь ни одно агентство не сдаст жилье тому, у кого нет банковского счета. – Как это? – А вот так. Ни банковского счета, ни медицинской страховки, ничего. И тот, кто снимал бы для меня квартиру, наверняка захотел бы иметь с этого свой навар, пусть даже небольшой. Затем нужно платить «горничной» – она обходилась мне в пятьдесят фунтов в день плюс десять процентов от моего заработка. Ну и, наконец, рекламные карточки. Это двадцать фунтов за тысячу штук и десять фунтов разносчику, который оставлял каждую сотню таких карточек в телефонной будке. А так как теперь «Бритиш телеком» очищает телефонные будки до четырех раз в день, этих карточек требуется сущая прорва. – Я никогда не задумывался о деталях, – признался Проктор. – Никто о них не задумывается. На самом же деле это работенка не для слабонервных. Кит кивнул: – Похоже на то. – Именно. – Но стоило ему открыть рот, чтобы выразить свое сочувствие, как Стефани поспешила его опередить, добавив: – Впрочем, есть вещи и похуже – например, летать самолетами «Северо-Восточных авиалиний». Проктор достал из холодильника бутылку и снова наполнил бокалы. Стефани пересыпала нашинкованные овощи на сковородку. Тут же зашкворчало раскаленное масло. – Ты в курсе, что тело Дэвида так и не нашли? – спросила она. – Всех остальных в конечном итоге удалось опознать… Бог знает почему, но Дэвид был в числе тех двадцати восьми, которых так и не обнаружили. – Нет, я этого не знал. Прости. Стефани пожала плечами и, похоже, удивилась самой себе. – Даже не знаю, почему я упомянула об этом. По большому счету какая разница? * * * Спустя полчаса состоялся поздний ужин. Логика разговора изменилась, так же как и настроение у обоих. – Теперь моя очередь задать тебе личный вопрос, – сказала Стефани. – Спрашивай. – Ты гей? – Что? Было не совсем понятно, удивился он ее вопросу или же тот его разозлил. – Ты гей? – С чего ты это взяла? – Я ни разу не видела тебя с женщиной. – Если ты не заметила, сообщаю тебе – меня подолгу не бывает дома. – Знаю. Пока я была здесь, тебе никто не звонил. По крайней мере, никто из женщин по личному делу. Проктор улыбнулся ее наблюдательности. – Отвечая на твой вопрос – нет. Я не гей. Просто постоянно занят. Я много работаю. Стефани собрала тарелки и отнесла их в кухню. Кит последовал за ней. Она поставила тарелки в раковину и открыла холодную воду. Проктор стоял у нее за спиной, но ближе, чем раньше. Она знала: он дотронется до нее. Проктор положил руку ей на бедро и поцеловал в ухо. Короткий, легкий поцелуй, за которым последовало: – Спасибо. Все было вкусно. По ее рукам стекала холодная вода. – Да ладно тебе. Подумаешь, приготовила ужин… – А могла бы и не приготовить. Он так и не отодвинулся. Ждал ее реакции, ждал, что так или иначе она оттолкнет его. Ничего не дождавшись, воспринял это как знак поощрения. Положив руку на плечо Стефани, медленно повернул ее к себе лицом. Она не стала сопротивляться. Наоборот, вот уже какое-то время ждала, когда это случится. Любопытство взяло верх над опасениями. Проктор поцеловал ее. Нежно, неторопливо, закрыв глаза. Она же, в отличие от него, даже ни разу не моргнула. Его руки скользнули по ней, от плеч до талии. Ей же казалось, что ее губы утратили чувствительность. Она первой прервала поцелуй. – С тобой всё в порядке? – прошептал Проктор. Стефани узнала это чувство – предельное натяжение гитарной струны, которая вот-вот лопнет. Пульс ускорился, пальцы сжались. Посчитав молчание знаком согласия, Проктор вновь наклонился к ней. Но она отвернулась, схватила его за руки и оттолкнула. Если отказ застал его врасплох, то выражение ее лица потрясло до глубины души. Глаза Стефани пылали яростью. И ярость эта превзошла все, что он видел в них раньше. – Что не так? – Не прикасайся ко мне! – прошипела она. Проктор на миг утратил дар речи.