– Пожалуй, – признал я с кислой миной. – И лет через пятьдесят они перестреляют нас из ружей! Нет, так далеко мои намерения не простираются. Но они, безусловно, станут нам бесценными союзниками, если мы сможем с ними договориться. – В конце концов, – вмешался Бреффор, – мы спасли ему жизнь. Так почему бы нам и не договориться? – Ну да, спасли, но только после того, как убили множество представителей его расы, а может быть, даже и племени. – Но ведь это же они на нас напали! – Мы были на их территории. И если они пожелают войны, то мы, mutatis mutandis[3][С оговорками (лат.).], окажемся в том же положении, в котором оказался бы Кортес, если бы ацтеки не боялись ни его ружей, ни его лошадей. В общем… нужно как следует позаботиться о нем. Такого шанса упускать нельзя. Я перебрался вперед. Мишель вел машину, Мартина сидела рядом с ним. – А ты что обо всем этом думаешь, Мартина? – Они ужасно умные! – Я тоже так полагаю. С другой стороны, я чувствую и некоторое облегчение: теперь мы не единственные мыслящие существа на этой планете. – А я вот облегчения не чувствую, – сказала Мартина. – Все-таки это не люди. – Ну разумеется! А ты что скажешь, Мишель? – Пока не знаю. Подождем… Но взгляни-ка налево. Видишь эту полосу деревьев? За ней, вероятно, река. Опять придется переправляться. – И справа тоже деревья. Чуть дальше полосы сходятся. Наверное, здесь сливаются две реки. И действительно, мы находились на узком язычке суши между двумя реками. Левую, новую для нас, мы назвали Дронна. Но что за река была справа: Везер или Дордонь? Из-за ее ширины – как минимум метров триста – я склонился ко второму варианту. Река казалась глубокой. Ее воды, серые и мрачные, бежали лениво и медленно. Уже вечерело. – Здесь и разобьем лагерь. Тут, если что, будет проще держать оборону. – Да, но и выбраться отсюда в случае чего будет затруднительно, – заметил Бреффор. – Идеальная ловушка! – В самом деле, – добавил Вандаль, – отступать будет уже некуда. – Тот, кому удастся отрезать нам путь к отступлению, без труда сможет просто уничтожить нас. Зато здесь придется защищать лишь одну сторону – тыл. В случае нападения сосредоточимся все в одном месте. Переправу поищем уже завтра. Этот вечер остался в моей памяти как один из самых спокойных и тихих за всю экспедицию, во всяком случае за всю ее первую часть. Перед закатом мы поужинали, сидя на траве. Погода стояла чудная – если бы не оружие рядом с нами и не странный силуэт Взлика, можно было бы подумать, что мы где-нибудь на Земле, в туристическом походе. Как и на родной планете, солнце, прежде чем скрыться за горизонтом, залило небо феерическим водопадом золотых, янтарных и пурпурных оттенков, на фоне которых в высоте лениво плыли редкие розовые облака. Все мы проголодались и ели с аппетитом, не исключая Взлика. Раны его уже начали затягиваться. Ссви особенно нравились морские сухари и солонина, но, вздумав попробовать вина, он тотчас же с отвращением выплюнул его. – Похоже, у них нет такой склонности к алкоголю, как у наших земных дикарей, – заметил Вандаль. Солнце село. Три луны давали достаточно света, чтобы можно было читать. Подложив под голову свернутую палатку, я растянулся на спине лицом к небу, где сверкали уже знакомые нам созвездия. Здесь они были ярче и больше, чем у нас, на Земле. Я покуривал трубку, о чем-то раздумывал и краем уха прислушивался к тому, как Вандаль и Бреффор дают ссви урок французского языка. Мартина улеглась слева от меня, Мишель справа. Бельтер и Шеффер, оказавшиеся заядлыми шахматистами, разыгрывали очередную партию на разграфленном карандашом куске картона; фигуры тоже были самодельными. Уже засыпая, я подсунул руку Мартины под голову и привлек ее к себе. Сквозь дремоту до меня доносились свистящий голос Взлика, редкие возгласы шахматистов, объявлявших ходы, и мирное похрапывание Мишеля. Трубный рев заставил меня вскочить на ноги. В полукилометре от нас к воде спускалось целое стадо странных животных. Они были меньше голиафов, но все же достигали восьми метров в длину и четырех в высоту. Длинные, сильно вытянутые и свисающие до земли носы, круглые спины, короткие хвосты и массивные ноги – все напоминало о слонах, даже трубные голоса! Только ног было шесть. Выстроившись на берегу, животные подогнули передние ноги и приникли к воде. Вандаль, показав на них пальцем, с вопросительной миной повернулся к ссви. – Ассек, – проговорил тот. Потом, открыв рот, сделал вид, что жует. – Полагаю, он хочет сказать, что у этих животных вкусное мясо, – заметил биолог. Мы смотрели, как животные утоляют жажду; при свете трех лун это было впечатляющее зрелище. Я подумал, что судьба подарила мне то, о чем я мог только мечтать в тиши лаборатории: я увидел первобытную силу! Мартина тоже была взволнована. Я услышал, как она прошептала: – Девственная земля… Животные ушли. Одна за другой побежали минуты. – А это еще что? – спросил вдруг Бельтер, отодвигая шахматы, от которых его не могло оторвать даже зрелище водопоя гигантов. Я повернулся в ту сторону, куда он смотрел. Там, освещенный сзади лунным светом, двигался странный силуэт. Все движения зверя, быстрые, упругие, гибкие, говорили о том, что это хищник. Несмотря на сравнительно небольшой рост – около полутора метров, – он производил впечатление невероятно сильного зверя. Я показал его ссви. Тот сразу заволновался и быстро что-то залопотал, делая резкие жесты. Сообразив, что мы ничего не понимаем, он сделал вид, будто натягивает лук, потом показал на наше оружие, повторяя одно слово: «Бизир! Бизир!» Я понял, что зверь опасен, и, не торопясь – хищник был от нас в добрых двухстах метрах, – вставил в автомат магазин. Все остальное произошло с ошеломляющей быстротой. Зверь прыгнул, скорее, взлетел в воздух. Первым прыжком он преодолел метров тридцать пять! И снова взвился над землей, устремившись прямо на нас. Мартина вскрикнула. Все остальные вскочили. Я дал очередь, не целясь, и промахнулся. Зверь подобрался для третьего прыжка. Еще один автомат затрещал рядом со мной, но кто стрелял, я не понял. Еще одна очередь – и снова впустую; я зря израсходовал все патроны. Растянувшийся возле меня Мишель быстро сунул мне новый магазин. – В грузовик! Скорее! – прокричал я, возобновляя огонь. Мельком я увидел, как Бельтер и Вандаль нырнули в броневик, втащив за собой ссви. – Теперь ты, Мишель! Из броневика над нашими головами навстречу чудовищу пронеслась трассирующая очередь из тяжелого двадцатимиллиметрового пулемета. Должно быть, она достигла цели, потому что хищник остановился. Теперь снаружи оставался один я. Вскочив в кузов, я захлопнул заднюю дверцу. Мишель выхватил у меня из рук автомат, просунул дуло в бойницу и повел огонь. Пустые гильзы со звоном падали на пол. Я огляделся: все были в сборе, кроме Мартины. – Мартина! – крикнул я. – Я здесь, – отозвалась она в перерыве между двумя пулеметными очередями. Внезапно Мишель поспешно отступил назад, возопив: – Хватайтесь за что-нибудь и держитесь покрепче! Страшный удар сотряс машину. Броня затрещала, прогибаясь внутрь. Меня отбросило на Вандаля, а сверху рухнул восьмидесятипятикилограммовый Мишель. Пол дрогнул, и я уже думал, что он проломится. Пулемет смолк, свет погас. Мишель с трудом поднялся и зажег карманный фонарик. – Мартина! – прокричал он. – Я здесь. Все кончено. Подайте чуть вперед, задняя дверца заблокирована. Труп хищника лежал, привалившись к грузовику. Он получил двадцать одну пулю, из которых пять были разрывные; наверное, он умер в последнем прыжке, на лету. Его изуродованная голова выглядела отвратительно, а пасть с клыками длиной сантиметров в тридцать наводила ужас. – Как все произошло? Ты единственная это видела. – Очень просто. Когда ты вошел, последним, зверь остановился. Я выпустила в него всю ленту. Он прыгнул. От удара я вылетела из башни вниз, а когда поднялась обратно, то увидела, что он лежит мертвый прямо на грузовике. Ссви кое-как подполз к двери. – Взлик! – сказал он. Потом сделал вид, что натягивает лук, и показал два пальца. – Да ну? Он утверждает, что убил двоих стрелами! – Я бы не сказал, что это невозможно, – заметил Бреффор. – Особенно если стрелы были пропитаны достаточно сильным ядом. – Но ведь они не пользуются ядом! К счастью для нас, потому что в противном случае Вандаля, возможно, здесь бы уже и не было! – Быть может, они отравляют только свои охотничьи стрелы? На Земле ведь тоже есть племена, которые считают, что использовать яд на войне бесчестно. – Так или иначе, если в окрестностях Кобальт-Сити водится много таких созданий, – проговорил Бельтер, стоя одной ногой на мертвом звере, – то мы еще от них натерпимся. Хотел бы я посмотреть на них здесь – на всех этих наших охотников на тигров! Какие прыжки! А какая живучесть! А клыки… а когти… – продолжал он, осматривая лапы хищника. – Зато умом они, должно быть, не блещут, – заметил Вандаль. – Даже интересно, где в таком сплюснутом черепе может располагаться мозг? – Ты только что говорила, – шепнул я Мартине, – «Девственная земля со всеми ее красотами… и опасностями». Должен тебя поздравить: ловко ты управилась с пулеметом! – Хвалить за это нужно скорее не меня, а Мишеля, который в свое время настоял на том, чтобы я регулярно упражнялась в стрельбе. По его словам, это всегда может пригодиться, а если и не пригодится, все равно окажется полезным для укрепления нервов. – Только я, разумеется, не думал, что тебе придется применить эти навыки в таких вот условиях, – улыбнулся Мишель. Глава 5. Возвращение Короткая красная ночь прошла без тревог. Наутро мы все-таки решили переправиться через реку. Для этого соорудили большой плот, на постройку которого потратили целых шесть дней. Мы видели за эти дни немало странных животных, но ни одного хищника. Мы впервые отведали теллусийского мяса: небольшое животное – сильно уменьшенная копия здешних «слонов», которые приходили на водопой, – поставило нам вырезку на жаркое. Из осторожности мы съели по маленькому кусочку, так как опасались отравления и вообще не знали, сможет ли наш организм усвоить незнакомую пищу. По вкусу мясо напоминало телятину, только было красноватым. Почти поправившийся к этому времени Взлик поглощал его с явным удовольствием. Никаких желудочных расстройств не последовало, и с этого дня до самого возвращения в зону гидр мы все время разнообразили наше меню – правда, каждый раз ограничивались небольшими порциями. Зато попробовать плоды с деревьев, сваленных для плота, мы так и не решились, хотя Взлик уписывал их за обе щеки. Он мог немного ходить и, казалось, совсем к нам привык. Накопленный запас французских слов уже позволял ему выражать простейшие мысли. Переправа прошла благополучно. Сняв с плота веревки и вытащив гвозди, мы двинулись вниз по течению и ехали так два дня. Река то привольно разливалась, образуя почти озерную гладь, то стремительно прорывалась сквозь теснины между холмами. Я отметил, что глубина повсюду была довольно значительной: ни отмелей, ни перекатов. На берегах реки кипела жизнь. Мы встречали многочисленные стада «слонов», иногда видели голиафов, которые паслись парами или в одиночку, то и дело натыкались на незнакомых животных – и маленьких, и огромных. Два раза вдалеке появлялись тигрозавры. Это название, придуманное Бельтером для хищника, который на нас напал, так за ним и осталось, несмотря на протесты Вандаля, уверявшего, и не без оснований, что у зверя нет ничего общего ни с тигром, ни с ящером. На это Мишель ему возразил, что главное – понимать друг друга, а как назвать хищника – тигрозавр, левиафан или, скажем, каракатица – не столь важно! В реке было полно рыбы и прочих водяных созданий, но все они держались в отдалении от берега, и мы не смогли как следует рассмотреть их. К вечеру второго дня снова прошел дождь. Как и прежде, вокруг расстилалась саванна, и лишь вдоль ручьев и речек тянулись полосы деревьев. Температура в полдень доходила до тридцати пяти градусов в тени, но ближе к ночи опускалась до десяти градусов. На рассвете третьего дня, после тревожного сна, все время прерываемого трубным ревом голиафов, мы выглянули наружу и сразу же заметили столб дыма. Он поднимался далеко на юге, на другом берегу Дордони. Что это было, костер ссви или лесной пожар, нам так и не удалось узнать. Местность становилась все более неровной; низкие холмы заставляли нас то и дело искать объезды. Перевалив последний подъем, мы почувствовали в воздухе терпкий и сильный запах – запах морской воды. – Где-то рядом море, – сказал Бельтер. Вскоре он первый увидел его из башни, а через несколько минут оно предстало перед всеми нами. Море было темно-зеленое, бурное. Дул западный ветер, и волны, увенчанные пеной, с ревом обрушивались на берег. Спуститься к нему мешали утесы, но в двух-трех километрах южнее Дордонь впадала в него широким устьем с песчаными откосами. Мы съехали вниз и остановились на пляже, усеянном гранитной и гнейсовой галькой, почти у самой линии прибоя. Вандаль выскочил из машины первым, объятый жаждой исследовать морское побережье – этот рай для биологов. Лужицы кишели тысячами невиданных существ! Одни были подобны земным, другие ни на что не походили. На каждом шагу попадались пустые раковины, напоминавшие раковины Святого Жака, как мы их называли во Франции, но огромные по размеру: самые крупные достигали трех метров в поперечнике! Другие раковины, поменьше, крепко держались на скалах. Мишель с большим трудом оторвал одну и принес ее Вандалю. Оказалось, что это существо стоит гораздо ближе к земным брахиоподам, чем к пластинчатожаберным моллюскам. Далеко в море между волнами мелькнула черная спина и снова исчезла. – Я бы не прочь искупаться, – сказала Мартина. – Нет, – решил я. – Кто знает, какие чудовища водятся у этих берегов! Рисковать не стоит. Но скоро Шеффер обнаружил за гнейсовым барьером изолированную заводь длиной в сотню шагов и глубиной около двух метров. Вода была такой прозрачной, что можно было пересчитать все камешки, а единственными обитателями заводи оказались маленькие ракушки да несколько водорослей. Мы плескались как дети! Вандаль взялся нас охранять с автоматом в руках, а я затеял соревнование по плаванию. Мишель доказал, что он превосходный пловец, и оставил всех далеко позади. За ним финишировали Мартина, Шеффер и Бреффор. Я пришел предпоследним, опередив Бельтера всего на полголовы. Зато потом, отыскав круглый булыжник весом около пяти килограммов, я побил всех в толкании ядра. Взлик долго смотрел на нас, потом сам влез в воду. Плыл он странно, по-змеиному изгибая вытянутое во всю длину тело и почти не шевеля ногами, но довольно быстро. На мой взгляд, от Мишеля он отстал бы на этой дистанции всего метров на десять. Я сменил Вандаля, который тотчас принялся собирать образцы прибрежной флоры и фауны. А потом мы поехали дальше на север, держась от моря на расстоянии нескольких сотен метров. Путь был сложный, пересеченный старыми трещинами, круто спускавшимися к воде. Через три с половиной часа езды мы наткнулись на болото, в котором кишели гидры. Они были коричневыми, довольно мелкими – около полуметра – и не обратили на нас внимания. Чтобы обогнуть болото, пришлось взять восточнее. Лишь к вечеру оно кончилось, а мы смогли повернуть на запад и снова выехать к морю. Берег здесь тянулся низкий, песчаный. Против обыкновения, мы не остановились на ночлег и продолжали двигаться вперед при лунном свете. Идеально ровная полоса твердого песка позволяла ехать со скоростью до пятидесяти километров в час.