– Ну да, вы хотите, чтобы я говорил при свидетеле, а потом меня упрячут в психушку! И однако же, все, что я сказал, – это правда! Я видел, видел собственными глазами!.. – Он почти кричал. – Полноте, успокойтесь! Никто вас никуда не упрячет. Нам просто нужны ваши показания для отчета. К тому же, возможно, они будут нам полезны при уходе за месье Дюпоном. Механик все еще колебался: – Ну если так… А, да плевать я хотел на все это!.. Поверите вы мне или нет – дело ваше. Тем более я и сам не знаю, – может, я и впрямь свихнулся? Он глубоко вздохнул: – Значит, так. Месье Дюпон попросил меня проверить вместе с ним генератор номер десять. Я стоял в метре от него, слева. Вдруг нам показалось, что воздух насытился электричеством. Вы бывали в горах? Тогда знаете, что это такое, когда ледоруб буквально-таки поет в твоих руках. Тут месье Дюпон мне и говорит: «Уходите отсюда, Мальто!» Я бросился в дальний конец машинного зала, но дверь была заперта, и я обернулся. Месье Дюпон все еще стоял около генератора, и по всему его телу пробегали синие искры. Я прокричал ему: «Сюда! Скорее!» И тут весь воздух в зале засиял фиолетовым светом. Как в неоновой трубке, только свет был фиолетовым… До меня этот свет не дошел примерно на метр… – А что Дюпон? – спросил я. – Он бросился было в мою сторону, но вдруг замер. Смотрел куда-то вверх, и вид у него был весьма удивленный. Он стоял в самом центре светящегося столба, но это его, похоже, совсем не тревожило. И тогда… Мальто умолк, несколько секунд колебался и наконец выпалил, словно бросился в воду: – И тогда я увидел прозрачную человеческую фигуру, едва различимую. Она плыла по воздуху прямо к месье Дюпону и была такой же огромной, как и он сам. Он, должно быть, тоже ее увидел, так как взмахнул рукой, словно желая оттолкнуть ее, и завопил: «Нет! Нет!» Фигура коснулась его, и он упал. Вот и все. – А потом? – Что было потом, я не знаю. От страха я грохнулся в обморок. Мы вышли, оставив Мальто в медпункте. Инженер спросил меня: – И что вы думаете обо всей этой истории? – Полагаю, вы правы: парень просто обезумел от страха. В призраков я не верю. Если Дюпон поправится, он сам расскажет, как обстояло дело. Было уже пять утра, и, вместо того чтобы вернуться домой, я зашел к доктору, забрал свой мотоцикл и помчался в больницу. Полю стало лучше, но в это время он спал. Остаток ночи я провел с доктором, которому рассказал фантастическую историю Мальто. – Я его хорошо знаю, – заметил Прюньер. – Его отец умер два года назад от белой горячки, но сын, насколько мне известно, спиртного в рот не берет! Однако же… Незадолго до рассвета сестра-сиделка предупредила нас, что Поль, по всей видимости, скоро проснется. Мы тотчас же прошли к нему. Он выглядел уже не таким бледным, правда, сон его был беспокойным, и он все время шевелился. Склонившись над ним, я перехватил его взгляд: – Доктор, он проснулся! Взгляд этот выражал глубочайшее удивление. Поль оглядел потолок, голые белые стены, затем пристально посмотрел на нас. – Ну что? – бодро спросил я. – Тебе уже лучше? Сначала он не ответил, потом губы его зашевелились, но разобрать слов мне не удалось. – Что ты говоришь? – Анак оэ на? – отчетливо произнес он вопрошающим тоном. – Что? – Анак оэ на? Эрто син балурэм сингалету экон? – Что-что? Я едва удержался от того, чтобы не расхохотаться, но в душе у меня уже нарастало беспокойство. Он смотрел на меня не мигая, и в глазах его стоял смутный страх. С трудом, словно делая над собой отчаянное усилие, он проговорил наконец: – Где я? Что со мной случилось этой ночью? – Ну вот, так-то уже лучше! Ты в клинике доктора Прюньера – он здесь, рядом со мной. Ночью тебя ударила молния, но вроде бы все обошлось. Скоро поправишься. – А где тот, другой? – Какой еще другой? Механик? С ним все в порядке. – Нет, не механик. Другой, который со мной… Он говорил медленно, словно во сне, с трудом подбирая слова. – Но с тобой больше никого не было! – Я уже и сам не знаю… Устал. – Заканчивайте вашу беседу, месье Перизак, – вмешался доктор. – Ему нужен абсолютный покой. Завтра или послезавтра, полагаю, он сможет вернуться к себе. – Ну, тогда я пошел, – сказал я Полю. – Буду ждать у тебя. – Да, хорошо… Дождись меня. До свидания, Кельбик. – Но я вовсе не Кельбик! – изумился я. – Да-да, точно… Извини, это я от усталости… На следующий день ко мне заехал доктор. – Пожалуй, лучше перевезти его домой, – сказал он. – Ночь выдалась беспокойной, он все время звал вас. Бредил, произносил непонятные слова вперемежку с французскими. Упорно твердит, что белые стены больницы – это стены морга. Здесь, у себя, в привычной обстановке, он поправится гораздо быстрее. Старушка-экономка Поля подготовила его спальню, и вскоре мы уже укладывали его на кровать, подогнанную специально под его рост, – он ею очень гордился. Я остался с ним. Он проспал дотемна, а когда проснулся, я сидел у его изголовья. Он долго рассматривал меня, потом сказал: – Понимаю, ты хотел бы узнать, что со мной случилось. Я все тебе расскажу. Позднее… Видишь ли, это настолько невероятно, что я и сам все еще не могу в это поверить. И это так удивительно! Сначала мне было страшно. Но сейчас! Ха, сейчас!.. – Он расхохотался. – В общем, сам увидишь. Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал. Я в долгу не останусь. Мы еще повеселимся в этой жизни, вдвоем – ты и я! У меня есть кое-какие идеи, и ты мне, вероятно, понадобишься. Затем он сменил тему, принялся расспрашивать, как дела на электростанции, и снова расхохотался, когда я сказал, что генераторы вышли из строя. На следующий день он был на ногах даже раньше меня. Через два дня я вынужден был уехать: сначала – в Тулузу, потом – в Африку. Вскоре я получил от него короткое письмо. Генераторы заработали, это выглядело таким же загадочным, как и их поломка. Поль сообщал также, что намерен оставить свою нынешнюю должность и поступить в университет Клермон-Феррана, чтобы «поучиться» (это слово было в кавычках) у профессора Тьебодара, знаменитого лауреата Нобелевской премии. По счастливой случайности в том году, едва я защитил диссертацию, в университете открылась вакансия, и мне предложили прочесть курс лекций. Тотчас же по прибытии я бросился разыскивать Поля, но ни дома, ни на факультете его не оказалось. Нашел я его в нескольких километрах от Клермона, в Центре ядерных исследований, которым руководил сам Тьебодар. Проникнуть в центр было сложно даже для работника университета, и мне пришлось сделать письменный запрос на имя директора. Вахтер не стал скрывать, что шансов на успех почти нет, однако, к его величайшему удивлению, меня тотчас же приняли. Тьебодар находился в своем кабинете, где сидел за столом, на котором были разложены необычайно аккуратные стопки бумаг. Он сразу же, не ходя вокруг да около, принялся расспрашивать меня о Поле. – Давно вы его знаете? – С самого рождения. Мы вместе учились. – Он был силен в математике еще в лицее? – Силен? Скорее, средних способностей. Но почему вы спрашиваете? – Почему? – взревел он. – Да потому, месье, что он, несомненно, величайший из современных математиков, а вскоре станет еще и величайшим физиком! Он меня поражает – да что там: просто ошеломляет! Является ко мне рядовой инженеришка, скромно просит разрешения поработать под моим руководством и за полгода делает больше важных открытий, чем я за всю свою жизнь! И с какой легкостью! Словно это его забавляет! Когда мы сталкиваемся со сложнейшей проблемой, он улыбается, удаляется домой, а назавтра приходит с готовым решением! Тьебодар немного успокоился. – Все расчеты он производит только у себя дома. Всего лишь раз мне удалось сделать так, чтобы он поработал в своем кабинете, у меня на глазах. Он нашел решение за полчаса! И самое интересное, у меня сложилось впечатление, что он уже знал его и просто-напросто старался вспомнить. Иногда, как мне кажется, он делает все для того, чтобы упростить свои расчеты – лишь бы их смог понять я, Тьебодар! Я навел справки у его бывшего директора. Тот сказал, что Дюпон, конечно, неплохой инженер, но звезд с неба не хватает! Если этот удар молнии превратил его в гения, я сейчас же отправляюсь на станцию и буду торчать возле генератора во время каждой грозы! Ну да ладно. Вы найдете его в четвертом блоке – там у нас стоит беватрон. Но сами туда не входите! Пусть его вызовут. Вот ваш пропуск. Поль ужасно обрадовался, когда узнал, что я буду жить в Клермоне. Вскоре мы стали наведываться друг к другу в лабораторию, а поскольку оба были холостяками, то и обедали мы вместе, в одном ресторане. По воскресеньям я часто выходил с ним по вечерам, чтобы поразвлечься, а однажды он провел со мной целую неделю – в походе по горному массиву Пюи-де-Дом. Именно тогда он разработал теорию вулканизма, в основе которой лежит ядерная физика, – в списке его работ эта теория, немало меня изумившая, фигурирует под номером семнадцать. Характер его заметно изменился. Если раньше он был, скорее, холодным, спокойным и неприметным, то теперь в нем появились властность и явное стремление повелевать. Все более и более бурные столкновения происходили у него с Тьебодаром, человеком прекрасным, но вспыльчивым, который, несмотря ни на что, продолжал считать Поля своим преемником на посту руководителя Центра ядерных исследований. Во время одной из этих стычек начала приподниматься завеса тайны. Меня теперь хорошо знали в центре, я получил постоянный пропуск. Однажды, проходя мимо кабинета Тьебодара, я услышал раскатистые голоса. – Нет, Дюпон, тысячу раз нет! – кричал профессор. – Это уже чистейший идиотизм! Это противоречит принципу сохранения энергии и математически – слышите? – ма-те-ма-ти-чески невозможно! – С вашей математикой, может, и так, – спокойным тоном ответил Поль. – То есть как это – с моей математикой? У вас что, есть другая? Так изложите ее принципы, черт возьми, изложите! – Изложу, обязательно изложу! – взорвался Поль. – И вы ничего не поймете! Потому что эта математика на тысячи лет впереди вашей! – На тысячи лет, вы только послушайте! – слащавым голосом проговорил профессор. – И на сколько же тысяч, позвольте узнать? – Ах, если бы я только знал! Хлопнула дверь, и передо мной возник Поль: – А! Ты здесь. Слышал? Он выглядел крайне возбужденным.