Мой взгляд опять наткнулся на камеры, и я призадумалась. Вокруг Ложкина раскинулось несколько деревень. Когда поселок только построился, отношения с местными жителями не сложились, они, мягко говоря, нас невзлюбили. К коменданту поселка явилась делегация от коренного населения и потребовала свободного доступа на все участки леса. — Мы там триста лет грибы-ягоды собираем, коров пасем, рыбу ловим, — заявили мужики. — Промежду прочим, севрюгу из реки вытаскиваем пудовую. Или ходим, как всегда, где хотим с корзинками-удочками, или давайте нам деньги на покупку еды. По тысяче долларов на избу. В селах все бедные, живем на подножном корму. А вы, богатые, лес наш отняли. Доводы о том, что буренки между деревьями не гуляют и осетровые в местном водоеме никогда не жили, не подействовали. Пару лет аборигены самозабвенно вредили ложкинцам, перекусывали электропровода, залезали по ночам в поселок и хулиганили, ломали детскую площадку, били окна в домах. А потом Максим Рагозин ехал поздно вечером домой и увидел, что на обочине лежит женщина. Макс притормозил, вышел и понял, что у несчастной инфаркт. Рагозин врач, в автомобиле у него всегда есть тревожный чемоданчик. Он сделал нужные уколы и отвез незнакомку в кардиоцентр, благо до него от нас рукой подать. Тетушка оказалась матерью главного хулигана, который регулярно совершал с товарищами набеги на поселок. Парень пришел благодарить Макса, выпил с ним рюмку… С того дня боевые действия прекратились. Местные жители стали наниматься на службу к ложкинцам. Мы за свой счет провели им магистральный газ, Макс лечит всю округу, большинство сельских детей посещает бесплатно центр «Обучайка», который функционирует в поселке. Я знаю всех обитателей сел по именам, а продавщица местного магазина, увидев меня, бормочет: — Погодьте, Даша, для наших у меня свежие батоны заныканы. На прилавке вчерашние, они для проезжающих мимо. Когда мы праздновали юбилей Ложкина, дед Василий, наш старожил, сказал проникновенно со сцены: «Сначала вы мне гадами-богатеями показались. А теперь как внуки любимые стали». Поэтому я очень сомневаюсь, что камеры повредили местные подростки. За спиной послышался скрип, я обернулась и попятилась. У высокого и, как казалось, монолитного забора за моей спиной внезапно отошла одна часть. Потом кусок изгороди выдвинулся вперед, в образовавшуюся щель пролез мужчина в камуфляжной куртке и низко надвинутой на лоб шапке. Я хотела закричать: «Помогите», но потеряла дар речи. Незнакомец заметил меня и сказал: — Здрассти! Не пугайтесь. Я свой. — Валера! — выдохнула я. — Фуу! Носов, как вы забор отодвинули? Рабочий показал на один из пустых домов. — Семен Михайлович меня нанял за порядком глядеть. Участок его осматриваю постоянно, особняк проверяю. Бурков в Лондоне живет, а подмосковный коттедж я топлю, чтобы не вымерз. Сегодня утром, как всегда, я внутри побывал, затем обход прилегающих территорий начал. Особняк крайний у леса, мало ли что. И вон! Мастер показал на камеру. — Шнур отрезан. Я забеспокоился. Бурков дом на охрану поставил, да пока она на сигнал причапает, много чего спереть можно. За наших местных взрослых головой ручаюсь, и дети такое не сделают. Меня забор высоченный встревожил. Валерий подошел к гладкому щиту. — Видите? Я приблизилась к Носову. — Что? — Царапины. Знаете, откуда они? — Даже не догадываюсь, — вздохнула я. Валерий вынул пачку сигарет, повертел в руках и спрятал назад. — Заграждение надежное. Тем, кто просто набезобразничать решил, шансов перебраться через него нет. Ну, знаете, как бывает у дураков: выпили — и потянуло их на подвиги. У таких «героев» ничего не получится. Не перелезут. А вот если профессионал… Против лома нет приема. Есть оборудование. Разное. Например, крюк забрасывается, цепляется за край забора, вниз свисает трос. Вы по нему забираетесь. Этот забор покрыт специальным антиальпинистским составом, ноги на нем скользят быстрее, чем на льду. Так придумали особые кроссовки с подошвами типа терка. Царапины на панели от них. Какой-то человек, явно не подросток (где ребенку деньги на дорогие ухищрения взять), влез наверх, потом спустился. Зачем он так поступил? — Перерезал кабели, — предположила я. — Неверно, — возразил Валера, — видеонаблюдение же в тот момент работало. Секьюрити заметили бы «альпиниста» и прилетели бы сюда. Мужик сначала камеру отключил. — Как? — удивилась я. Валерий застегнул молнию на куртке до подбородка. — Сейчас чего только не напридумывали. Спрос есть? Точно найдете нужное. Продается типа… ну, как вам растолковать-то… э… вроде пистолета. Пуляет дисками острыми, как бритва. Прицеливаешься… бах! Шнур перебит. — Никогда не слышала о таком, — поразилась я. — Вы же не мастер воровских наук, — снисходительно заметил Валера. — Зачем вам о прибамбасах грабителей знать? Думаю, так оно станцевалось. Мужик камеру из строя вывел, потом наверх залез. Зачем? Я начал осматриваться, заметил в грязи у забора крупинки. Видите? — Нет, — призналась я. — Ну и не надо вам, — засмеялся наш мастер на все руки, — типа калитку гад сделал. Сверху распилил забор. От инструмента сыпалась крошка, он о ней не подумал и не убрал. В остальном чисто сработал. Хотя я бы на его месте царапины полирнул спреем и ошметки от резака собрал. Но парнишка умелый, видать, не впервой ему такое. Настоящий проходчик, а не лохня, которая себя за мастера выдает. — Кто? — опять не сообразила я. — В мое детство в райполиклинике работал один педиатр, — задумчиво протянул Валера, — он ребенка целиком смотрел и говорил: «Горло красное, живот плохой, простуда и понос. Вот вам рецепт на полоскание и таблетки». На прошлой неделе попросила меня соседка ее годовалого внучка к врачу отвезти и помочь ей с ним в клинике. Сопли у пацана рекой, хнычет, пять раз покакал. Бабушка пожилая, мать с работы не отпускают. Поехали мы, значит. Думаете, ребенка один доктор осмотрел? Фигушки. Сначала к лору отправили, потом к гастроэнтерологу, следом к общему терапевту. Каждый свое выписал. Восемь лекарств. Вот так сейчас. Ухо-горло-носу не ведомо, что врач по какашкам посоветовал. Аж два антибиотика! А денег троим отдай. Называется: специализация. Она нынче повсюду. Мама моя парикмахером всю жизнь работала, волосы клиентам красила, стригла, укладывала, химию накручивала и еще брови с ресницами чернила. А современные стилисты каждый свое делает. И всем надо по чеку платить и в карман чаевые пихнуть. Специализация. По мне так это надо назвать: грабителизация. Придумана, чтобы у людей деньжата откусить. — Валера, что с забором? — остановила я вал негодования Носова. — Так у ворюг специализация тоже объявилась, — пропыхтел тот, — чтоб ей пусто было. Прежде тот, кто в дом лез, сам решетки на окнах ломал. Сейчас молодежь избалована. Вор проходчика наймет, он ему проход организует, поэтому так и называется. Я решила суммировать услышанное. — Кто-то пригласил человека, который сделал для него в заборе нечто вроде калитки? — Похоже на то, — согласился Валерий, — и… вот еще… неохота, конечно, такое говорить… На воротах у вас разные люди стоят. Некрасиво на них баллон катить. И доказательств нет… — Умелец с крюком и резаком в сговоре с кем-то из секьюрити? — остановила я Валерия. — Почему вы пришли к такому выводу? — Умом пораскинул, — объяснил Валерий, — на бутылку спорю, что вчера вечером видеозыринг умер. Даже время точно назову: двадцать один десять. Хотите проверить? Мне стало любопытно, поэтому я снова связалась с проходной. — Плотников, — заорали из трубки. — Васильева, — представилась я, — пять минут назад вы сказали, что камеры на заборе вчера сломались. Можете точное время назвать? — Двадцать один восемь, — после небольшой паузы сообщил дежурный. Я посмотрела на Валерия. — Точно угадали! Носов постучал себя пальцем по лбу. — Угадки — пустое занятие. Главное мозг! В девять вечера дневная смена уходит, заступает ночная. Примерно минут пятнадцать, а то и больше люди на мониторы не глядят. Одни дежурство сдают, другие принимают, ну, поболтают потом о пустяках. Служебная маршрутка от метро сюда служащих в девять вечера доставляет, а через полчаса тех, кто закончил, к подземке везет. Пока парни языки чешут, тридцать минут поселок без присмотра остается. Это как в больнице. Если по «Скорой» тебя в пересменок доставили, подохнешь, пока врач появится. Один доктор халат уже снял, другой еще не надел. — Тогда подозрения с охраны снимаются, — возразила я, — кто-то воспользовался междуцарствием и перебил шнур. — Может, и так, — согласился Валерий, — но кто-то же преступнику подсказал время, когда лучше всего безобразничать. Ну, значит, увидел я, что кабель перебит, заметил опилки. Скумекал: в изгороди «калитка» появилась, и решил глянуть, чего там, в лесу. За каким таким интересом туда постороннему надо? Только пролез, слышу шаги в поселке, потом голос женский. Вот я и вернулся. — Ой, а правда, зачем преступнику в лес понадобилось? — спросила я. — Вы там еще не были? — Не успел, — ответил Валера, — только через щель пролез, как вы подошли. — Давайте поглядим, что там? — предложила я. — Очень интересно, а одной боязно. — Грязно там, — поморщился Валерий, — у вас сапожки красивые, замараете. — Ерунда, — отмахнулась я, — они для прогулок, не жалко их испачкать. — Сыро, — поежился Носов, — замерзнете. — Нет, нет, я тепло одета, — возразила я. — Прямо сгораю от любопытства, что же за забором? Не первый год живу в Ложкине, но ни разу по лесу не гуляла. Моя настойчивость объяснялась простой причиной. Я подозревала, что умершая в нашем холле незнакомка явилась из леса. «Калитка» в заборе укрепила меня в правоте моих предположений. Надо изучить местность. Но одной идти в еловый лес страшно. А тут случайно нашелся спутник. Пару минут я уговаривала Носова пройтись по лесу, и тот в конце концов сдался. Глава 5 Мы пошли по узкой тропинке. — Ну и грязь тут, — поморщился мой спутник, — давайте вернемся, пока далеко не ушли. — Нет, — твердо возразила я. — Зачем столько сложностей, проникать в поселок, кромсать забор, неужели в лес по-другому не попасть? — Не-а, — поежился Валера, — с другой стороны никто не попрет. Проклятое место. Местные точно побоятся. А посторонние заблудятся. Вы что, ничего про жуть не знаете? — Нет, — ответила я, — никогда не думала о лесе. Слышала, что за ним река течет, вроде большая.