— Автомобиль! На чем-то же они приехали! — Можно добраться на электричке, потом сесть на маршрутку, — возразила я. — И плюхать два километра до поселка? — скривился мой спутник. — Это неудобно. — Существует такси, — нашла я новую возможность. — Все равно надо проверить пропуска на въезд, — сказал Сеня, — тот, кто пилил забор, скорей всего приехала на машине. У него при себе был инвентарь, резак например. — Как он его включил? — поинтересовалась я. — Розетки в заборе нет. — Существуют приборы, которые, как телефон, заряжаются, — улыбнулся Семен. — У меня другой вопрос: зачем мужик и Вероника сюда приперлись? Что интересного в лесу? Грязь одна. Ну, где твое кладбище? Валун? Я показала пальцем на здоровенный серый камень. — Это он! Чуть поодаль была неглубокая яма, возле которой вниз лицом лежал мужчина. Приятель подошел вплотную к глыбе. — Цифр нет! — Неправда, — засмеялась я, — сейчас сама проверю. — Пожалуйста, — согласился Собачкин и отошел. Я взглянула на камень и не поверила своим глазам. — Пусто! — Говорил же, нет погоста, — заявил Сеня, — и не было его никогда. Нельзя хоронить покойников где вздумается, существуют строгие санитарные нормы. — Я прекрасно видела дату, — бормотала я, — и фамилию с именем, просто их забыла. — Тебе почудилось! От стресса и не такое бывает, — пожал плечами Сеня, — ты очень нервничала. — Не принадлежу к племени истеричек, — промямлила я. — Были цифры и надпись, а сейчас их нет! — Ладно, не переживай, все именно так, как ты говоришь, просто белки ночью хвостами цифры и буквы стерли, — с самым серьезным видом заметил Собачкин. — Вроде ты, Дашенция, твердила, что еще были надгробья? — Да, — кивнула я, — небольшие совсем камни. — И где они? — ухмыльнулся мой спутник. Я пробормотала: — Вон там. Подальше. — И на них не замечаю крестов, — фыркнул Собачкин, — наверное, их зайчики унесли. Зима настала, снега, правда, нет, одна грязюка, но ведь холодно. Понадобилось избенку украсить, лучше всего ритуальный инвентарь им подошел. Я молча слушала, как ехидничает приятель. Совершенно уверена: на валуне стояла дата — тысяча семьсот десятый год. А за ним находились другие могильные камни, я не приближалась к ним, что на них написано, не разглядела. — А вот кресты я видела, — вслух произнесла я, — золотые такие, яркие! Посередине камней нарисованы были. Собачкин погладил меня по плечу. — Нервная система пошутила с тобой. Есть люди, которые слышат голоса, а медиумы беседуют с покойниками. — Намекаешь, что я сумасшедшая шизофреничка? — осведомилась я. — Конечно, нет, ты просто испугалась, — вздохнул Сеня. — На секунду отвлекись от мысли о своей правоте, подумай про золотые кресты. Они были видны издалека? — Да, да, — закивала я, — прямо горели. — Милая моя, — тоном учителя, который отчаялся объяснить двоечнице азы арифметики, завел Сеня, — любая краска с тысяча семьсот какого-то там лохматого года потускнеет. Наверное, ты понимаешь: реставрацию памятников на заброшенном погосте производить не станут. Где небольшая ямка, которую по твоим словам вырыл покойник? Куда подевались непонятные кругляши, лежавшие у тела? — Наверное, их забрал эксперт, — предположила я. — А полиция яму в земле закопала, чтобы ежик в нее случайно не упал, — окончательно развеселился Собачкин, — ты же знаешь, как криминалисты поступают: сначала осмотрят место преступления, улики соберут, затем все аккуратно подметут, уберут, на место вернут… Я вспомнила прихожую нашего особняка, которая после отъезда Раисы и ее помощников выглядела как пейзаж после танковой битвы, и молча пошла по грязи назад. — Ну ладно, не дуйся, — загудел за спиной Сеня, — каждый может обознаться. Помнишь наш спор? Ты ресторан проиграла. Я хотела сказать, что не отказываюсь вести Собачкина в трактир, но не успела. Правая нога поехала в сторону, левую потянуло назад. Я попыталась сохранить равновесие, замахала руками, но каша из глины оказалась очень скользкой. Семен, сообразив, что я терплю бедствие, сделал большой шаг, он явно хотел поддержать меня, но не смог, поскользнулся и рухнул на землю. В ту же секунду я шлепнулась на Собачкина, но быстро встала и рассмеялась: — Спасибо, что расстелился ковром, я совсем не запачкалась. — Зато я свинья, — констатировал Сеня, поднимаясь. — Скорей уж кабан, — поправила я, — здоровенный такой, могучий. — И вонючий, — добавил Собачкин, — вот черт. Часы потерял, браслет расстегнулся. Как их теперь в этом месиве отыскать? Я отломила ветку и начала ворошить грязь. — Ура! Вот они! — Где? — спросил приятель. — Неужели не видишь? — Нет. — Может, я и страдаю глюками, — вздохнула я, наклоняясь, — но на зрение не жалуюсь. Я схватила круглый предмет. — Это не мое, — возразил Сеня. — Точно, — кивнула я, — это грязный кругляш, один из тех, что около трупа валялись. Кое-какой мой бред стал реальностью. — Никогда не видел ничего подобного, — залязгал зубами Сеня. Я встревожилась. — Ты весь вымок. Еще простудишься, побежали скорей домой. Пока Собачкин мылся, переодевался в чьи-то брюки, свитер и носки, которые ему с поклоном принес Коробко, я сунула кругляш под воду, потерла его щеткой и сообразила: у меня в руках монета из желтого металла. — Деньги! — опешил Сеня, войдя в столовую. — Старые. — Уж не молодые, — засмеялась я. — Женя, у нас есть средство для чистки металла? Коробко протянул руку. — Разрешите взять? Верну через пару минут сияющим. — Откуда в твоем доме парень в голубом сюртуке, парике и в белых перчатках, — изумился Собачкин, — прямо персонаж из телесериала про шикарную жизнь олигархов! Я налила себе чаю. — Не уверена, что у них служат такие персонажи. Коробко уникален. За один день ухитрился везде порядок навести и нашел ближние-дальние чуланы с уймой всего ценного. — Кофе дадут? — спросил за спиной знакомый голос. От неожиданности я подпрыгнула. — Привет, Александр Михайлович, — обрадовался Собачкин, — вот, заехал к Дашуте, хочу фото Мафи сделать. Одна моя клиентка решила завести себе веселую собачку. Такая, как Мафузла, ей по сердцу придется. О господи! Ты заболел? Я посмотрела на полковника и поняла, по какой причине у Собачкина вырвался этот вопрос. Лицо Дегтярева было серо-асфальтового цвета, глаза сильно опухли, губы походили на две сардельки, а нос, и без того не маленький, увеличился почти вдвое. Эфиопскую черноту мне ночью удалось отмыть, но цвет кожи полковника сейчас напоминал шерсть мыши, больной лишаем, на сером пространстве его щек и лба были рассеяны белые пятна. И судя по векам, рту, носу у полковника явная аллергия. На что? Задайте вопрос полегче. На «маск»! На растворитель для краски! На средство для посудомоечной машины. На стиральный порошок! Да на все, чем он ночью «намазькивался» и мылся. — Я здоров, как бык. Почему ты решил, что я болен? — удивился Дегтярев и начал яростно чесать нос. — Ну… ты еще дома, — нашел подходящий ответ Собачкин. — Отчистил, блестит золотом! — объявил Женя, входя в столовую. Я сделала страшные глаза. Коробко оказался сообразительным, он мигом спрятал монету в рукаве. Слава богу, Александр Михайлович не обратил внимания на заявление Жени, потому что в момент его появления у полковника завопил сотовый.