На верстаке стояла картонная коробка, обвязанная бечевкой и обмотанная синей изолентой. – Вот все, что осталось от тети, – сказала Марьяна и сдула с коробки пыль. – Как-то страшно открывать, – призналась она. – Это просто вещи умершего человека. Что в них страшного? После нас тоже когда-то останутся только вещи. – Стас развязал некрепкий узел, убрал с коробки крышку и заглянул внутрь. Сверху на грубой упаковочной бумаге лежали вязаные перчатки, розовые, с белыми полосками, совсем маленького размера. – Можно? – спросил Стас у застывшей рядом Марьяны. Та кивнула. Хоть перчатки и пролежали больше тридцати лет, в них все равно ощущалась приятная мягкость шерсти. Стас отложил их на верстак. С громким хрустом развернул упаковочную бумагу, под которой обнаружил две книги. Взял в руки первую, затертую, с отогнутыми краями. На мягкой потрескавшейся обложке был изображен мальчик в соломенной шляпе, а над ним крупными оранжевыми буквами значилось: Dandelion Wine by Ray Bradbury. – Смотри-ка, «Вино из одуванчиков». Она читала Брэдбери в оригинале, – заметил Стас. – Затерла книгу до дыр. Марьяна забрала у него книгу, провела ладонью по обложке, пролистала. – Здесь вложен гербарий. – Девушка взяла пальцами за корешок красного осинового листа, покрутила и положила обратно, между страниц. – Как будто сердце, – задумчиво добавила она. Вторая книга оказалась не столь зачитанной. Это был роман Достоевского «Преступление и наказание». – Какие разные литературные интересы, – нахмурился Стас. Он положил книгу рядом с перчатками и вернулся к содержимому коробки. Там лежала толстая тетрадь. На серой потускневшей обложке было написано от руки: «По русскому языку. Ученицы 5-го класса Леногорской специальной (коррекционной) общеобразовательной школы-интерната № 45 Михайловой Полины Павловны». Стас переглянулся с Марьяной. – А вот тут мы и сравним почерк. Он достал записку Полины из кармана джинсов, развернул и положил ее на верстак. Потом раскрыл тетрадь наобум, где-то посередине, и бегло пробежал глазами начальные строки: «Четвертое октября Сочинение Учитель – профессия вдохновения. Каждый учитель достоин уважения, ведь его профессия – профессия вдохновения. В нашем городе есть памятник учителю, в сквере на пересечении улиц Ломоносова и Пролетариата. Этот памятник впервые показал мне лучший друг, и теперь мы часто ходим туда. Памятник построен в тысяча девятьсот восемьдесят первом году по проекту известного местного скульптора Вениамина Конореева. Когда я смотрю на этот памятник, то представляю свою любимую учительницу Альбину Викторовну Позднякову, она ведет у нас русский язык и литературу…» Стас нахмурился, всмотрелся в записку, потом снова перевел взгляд на строки из тетради. – Да, это ее почерк, – закивал он. – Смотри, Мари. Характерные завитушки на заглавных буквах. «П», «Л», «К»… а слово «Пролетариата» написано и в тетради, и в записке. Один в один практически. Видишь? Марьяна вместо того, чтобы взглянуть в тетрадь, посмотрела Стасу в глаза. – Я верю, что это она написала, Стас. У меня на заднице остались царапины от ее ногтей, ты их тоже видел. Он нервно прокашлялся. – Ладно, там еще кое-что осталось. – И вернулся к изучению содержимого коробки. Вынул целлофановый пакетик с пуговицами разного цвета и разной формы: квадратной, круглой, в виде кристаллов и якорей. Там же лежали крючки, заклепки и набор для шитья: иглы в круглой пластмассовой упаковке, похожей на солнце, и нитки разных цветов. Последней Стас достал резную лакированную шкатулку из темного дерева. Он уже представил, что там может быть: детские сокровища, вроде фантиков от конфет или камешков с реки. Но открыв крышку, он испытал шок и острое желание бросить шкатулку на пол. Там, свернувшись клубком, лежала красно-оранжевая змея. Совсем небольшого размера. Кажется, полоз. – Она мертвая? – выдохнула Марьяна. – Конечно. – Стас осторожно поставил шкатулку на верстак. – Это что, была ее питомица? Аделаида – это имя сразу всплыло в памяти. Черт его дернул сунуть в шкатулку руку. Как только он коснулся кожи змеи, та издала шипящий звук, ее тело извернулось, голова приподнялась. – Вот дьявол… – Стас отдернул руку и с испугу захлопнул крышку на шкатулке. Марьяна вскрикнула и попятилась. Прямо в смотровую яму. – Стой! – Стас подскочил к девушке, схватил за запястье и придержал. – Ты шею себе свернуть хочешь? Под ноги-то смотри. Марьяна обернулась. И без того напуганная, она замерла в ужасе, оглядывая двухметровой глубины яму, похожую на специально вырытую аккуратную могилу. – Пошли, все хорошо, – суховато успокоил девушку Стас и потянул к верстаку. – Змея… живая, – замогильным голосом произнесла Марьяна. – Господи, она живая… – Она пролежала в шкатулке тридцать лет, она не может быть живая. Скорее всего, сухая кожа среагировала на мое прикосновение, и ее вывернуло. – Ты сам-то в это веришь? – Бледность с лица Марьяны никак не проходила. Стас приоткрыл крышку, заглянул внутрь шкатулки. Змея лежала неподвижно, вместо глаз зияли ссохшиеся дыры. – Она мертвая, Мари. – Стас закрыл шкатулку и сунул ее в коробку. Туда же отправились перчатки, книга Брэдбери, тетрадь, пуговицы. Марьяна взяла роман Достоевского и взвесила в руках. – Знаешь, я еще вначале заметила, что он слишком легкий для столь большого романа. – Девушка открыла книгу. – Точно. Тайник. Внутри книги, в толще страниц, имелась прямоугольная ниша, а в ней хранились фотографии. – Да уж, нашла место для хранения. – Стас не сдержал усмешки. – И кто там, на фотографиях? – Тетя. – Марьяна вынула тонкую стопку фотокарточек. – Вот тут она совсем маленькая, лет пять. Первая фотография легла на верстак. В хрупкой девочке с бантом на макушке и плюшевым зайцем на коленях сложно было узнать ту Полину, из кошмаров, озлобленную и жестокую. – А это кто, такой забавный? – Марьяна перевернула фото и прочитала: – С Игорем. – Подняла на Стаса полный недоумения взгляд. – Здесь она с моим отцом, а я даже не узнала его… Странно, что он никогда не показывал мне этот снимок. Фотограф запечатлел мальчика лет шести и девочку лет десяти. Оба ребенка стояли с грустными лицами, словно их под страхом наказания заставили находиться рядом друг с другом. Больше снимков с братом не обнаружилось. Марьяна вглядывалась в фотографии и перекладывала их с короткими комментариями: «Это с классом», «Это с родителями», «Это у памятника», «Это у какого-то забора», «Это с другом», «Это с другом», «Это тоже», «Это с ним же», «И опять». – Так много? Что это за друг такой? – Стас взял из рук Марьяны снимки. Из глубин времен на него смотрел полноватый темноволосый подросток. На одном из снимков, сделанном у здания школы, он и Полина стояли плечом к плечу и улыбались, на другом – сидели вместе на дворовой скамье, на третьем – мальчик держал подругу за руку, а позади них цвела вишня, на четвертом – он стоял один по колено в воде на реке или озере. На всех фотографиях мальчик улыбался, искренне, по-ребячески. Он был явно счастлив. Как и Полина. На лице девочки, во всех ее позах и жестах, угадывалась сильная привязанность к этому упитанному парнишке. На обороте снимка, где мальчик стоит один, когда-то давно Полина большими печатными буквами написала: КОСТЯ. А под буквой «С» пририсовала сердечко, старательно заштриховала и обвела его несколько раз. Стас посмотрел на Марьяну. – Кажется, голос этого Кости я и слышал на записи. Они в тот день куда-то с Полиной поехали на велосипедах. Что это за Костя? Ты знаешь? Девушка пожала плечами. – Могу у отца спросить. Наверняка он помнит. – Она достала телефон из болтающейся на бедре сумочки и набрала номер отца. Как только тот ответил, все тем же извиняющимся тоном принялась пояснять причину звонка: – Па-ап, тут такое дело… на фотографиях рядом с Полиной есть какой-то парень… Костя. Ты знаешь его фамилию? Кто это?.. Ага… Да, поняла… Хорошо. – Марьяна бросила короткий взгляд на Стаса и прогудела в трубку: – Да, он давно ушел. Ну конечно… и не говори… тот еще придурок.