– Ты кто таков будешь то? – Пахомом меня кличут, ямщик я. Пусти переночевать добрый человек, я заплачу. Сняв засов и открыв дверь, хозяин увидел коренастого мужичка в огромном тулупе с поднятым воротником. За его спиной на дворе стояла кляча, запряжённая в сани. Осмотрев ночного гостя с ног до головы, он продолжал допытываться. – Откуда путь держишь и куда? – Барина я в Петербург везу, да по дороге заплутал. Ишь метель то какая, ни зги не видать. Слава богу на дом твой набрёл. Так приютишь что ли? – А барин то твой где? – пытаясь рассмотреть кого бы то ни было на санях, спросил хозяин. Оглядев сани, ямщик понял, что они пусты. – Где твой барин, дурак? – закричал хозяин, увидев испуганное лицо незваного гостя. – Ой батюшки! Неужто свалился? Пьяный он был в стельку, – не отводя взгляда от пустых саней ответил ямщик, почёсывая кнутом под шапкой. Вдруг, схватив за шкирку, хозяин втолкнул его в дом. – Да ты поди врёшь, шельмец! Отродясь не видывал, что б бари на таких санях ездили. Правду говори, не то на мороз выкину! Куда твой барин подеваться то мог, ежели он здесь был, ась? – держа свечу у лица ямщика, угрожающе сквозь зубы говорил хозяин. – Был он, был! Говорю ж тебе, свалился, вот те крест, – перекрестившись ответил до смерти напуганный ямщик. – Я у трактира стоял, метель зачиналась, хотел б-б-было уехать, а тут этот, ну-у-у барин выходит от тудать, еле на ногах он стоял, да и бултых, прям в мои сани. Вези кричит в Петербург. Я ему, мол вам бы барин здесь заночевать, а утречком и в Петербург можно. А-а-а он мне, мол вези дурак, о-о-озолочу! Пожадничал я, по одёже видать было что мужик богатый. Ну а по дороге заплутал. Потом гляжу, огонёк в дали, ну твой дом значить, ну и погнал что было мочи. Видать барин тогда с саней и свалился. А-а-а погодь-ка, погодь…, – продолжая заикаться от страха сказал ямщик и выбежал на двор. Разворошив на санях солому, он достал небольшой сундучок. – Вот гляди! Гляди, это барина сундук! Не врал я тебе, не врал! – кричал он, держа в руках находку. Зайдя обратно в дом и поставив сундучок на лавку около двери, ямщик заговорил шёпотом. – Там, наверное, деньги. Барин дорогой всё хвастался, что сделку крупную совершил, а потом и заснул. Давай отопрём? – Ну что ж, давай… – поглаживая бороду ответил хозяин. Сбив с сундучка небольшой замок и подняв крышку, мужики увидели толстые пачки денег, перевязанные бечевкой и свёрнутые в трубочку бумаги с сургучными печатями. Глядя на содержимое сундука бешеными глазами, ямщик сказал. – Да-а-а, вот это деньжищи-и-и.... Нам с тобой таких за десять жизней не заработать, – а затем немного подумав добавил. – А что теперича делать то? Уж не сыскать нам барина… Послушай, – быстро заговорил ямщик, глядя хитрыми глазами на оторопевшего хозяина. – Давай деньги поделим, да и разбежимся. Ты меня не видал – я тебя не видал. Не было здесь меня, и барина тоже никакого не было, разумеешь? Придя в ярость от такого предложения, хозяин схватил ямщика за грудки и стал трясти, да так, что тот чуть было рассудка не лишился: – Ты что ж подлюга, на каторгу захотел и меня за собой тащишь? У меня жена, да ребятишек семеро. Они ж без меня пропадут! Слышь ты, сукин сын! Не был я никогда вором и не буду! Бери фонарь да дорогу показывай, поедем барина твоего искать. На их счастье, метель затихала, благодаря чему следы от полозьев ещё слегка виднелись на снегу. Не проехав и четверти версты, они обнаружили барина, лежащего навзничь в распахнутой шубе. Получасом позже и его занесло бы снегом, тогда пиши пропало – не сыскать им его. Барин был действительно мертвецки пьян и не очухался даже, свалившись с саней. По возвращению в избу, мужики положили его на широкую скамью подле печи. Стащив с него одежду, хозяин растёр его тело каким-то жиром из крынки, а затем обернув как младенца в грубую льняную простынь, накрыл сверху стёганным одеялом и огромным тулупом на медвежьем меху. Наблюдая за проворными действиями хозяина, ямщик дрожащим голосом спросил. – Слышь, а если он того…? – Чего того? – Ну того, не проснётся? – Дурак ты! Проснётся, как пить дать проснётся. Я ему помереть не дам, не таких выхаживал, – ответил хозяин, подкладывая подушку под изголовье спящего барина. – Ну да, ну да…Чего ж ему не проснуться то. Ишь какой здоровенный. Ну полежал малость в снегу, так от этого ж не помирают, – сказал Пахом внимательно рассматривая то барина, то его одежду, лежащую на полу. – Да купец он! Гляди, бородища то какая и жилетка шёлковая. А он цепочка, поди золотая, а в кармашке знамо и часики имеются, – продолжал он, протягивая руку к карману жилетки. – Не тронь! – резко сказал хозяин, ударив ямщика по руке. – Иди спать. Лавку у окна видишь, там ложись. А сундук я спрячу, от греха подальше… И смотри мне без глупостев, если что, я тебя из-под земли достану, понял? – добавил он, погрозив большущим кулаком. – Понял, понял, чего ж не понять то, – вдавив голову по самые плечи ответил напуганный ямщик. Едва солнце заглянуло в маленькие оконца дома, как хозяин проснулся от лязга засова и звука хлопнувшей двери. Затем послышался конский храп и громкое – Пошла-а-а, пошла-а-а! – Сбежал-таки шельмец, – сказал он вслух, увидев в окно спину ямщика, изо всех сил погонявшего кобылу, запряжённую в сани. Время шло к полудню, когда, изнемогая от жары очнулся лежащий подле печи барин. Испуганно окинув взглядом всё вокруг, он понял, что находится в крестьянской избе. В ней царил запах свежеиспечённого хлеба и чистоты. Разделённая пополам выцветшей занавеской она оставалась довольно большой. С четырьмя оконцами, с огромным дубовым столом и двумя лавками по обеим сторонам, с набело выкрашенной печью и прялкой у самого окна. Под потолком в углу висел образ Христа Спасителя с еле тлеющей лампадкой. На полосатых половиках валялись деревянные игрушки, с которыми пытался играть толстый пушистый кот. – У этого дома хороший хозяин, – подумал барин, схватившись вдруг за голову. Сильная головная боль напомнила ему вчерашний кутёж по поводу удавшейся сделки, а вот как он очутился здесь, вспомнить не смог. Пытаясь подняться, барин ощутил ещё и боль в правой ноге. Откинув тулуп и одеяло, он увидел, что нога от пальцев до колена перевязана белой тряпкой, из-под которой торчат какие-то зелёные листья. Через мгновенье за стеной послышался скрип открывающейся двери, чьи-то тяжёлые шаги, затем грубый мужской кашель и звук встряхиваемой одежды. Наконец дверь в горницу открылась и на пороге появился высокого роста крупный широкоплечий мужик, похожий на сказочного удалого богатыря. Глядя на образ, он перекрестился, после чего переведя взгляд на скамью подле печи увидел проснувшегося барина. Поклонившись гостю, он спросил грубоватым голосом. – Хорошо ль почивать изволили барин? Из-под копны седеющих волос на барина смотрели большие добрые зелёные глаза. – Спасибо любезный, хорошо. Только вот голова трещит, да нога болит. Ты мне лучше скажи, хозяин этого дома ты будишь, аль кто другой? – Я хозяин, Степаном меня кличут. – А по батюшке? – Емельяном был отец мой, царствие ему небесное, – сказал хозяин опять перекрестившись. – Я значится буду Степаном Емельяновичем Востряковым. И жена моя, и дети коих семеро, все мы Востряковы. – Ишь ты, какая у тебя семья то большая! – с восхищением сказал барин. – И где ж они все? – Жена со старшими в барском доме прислуживает, а малые со средними на дворе играются. Снегу то нонче сколько навалило, пусть потешатся ребятишки! А вас то барин как величать прикажете? – Да что ты заладил, барин да барин, – раздражённо ответил он. – Купец я, Пашков Матвей Егорыч. Зови меня просто Матвеем или Егорычем. – Нет барин, так не положено. – Ну как хочешь, твоё дело, – махнув на хозяина рукой сказал купец. – А нет ли у тебя чего испить, мочи нет как в горле пересохло! – Как не быть, я мигом, – сказал Степан и скрылся за печью. Вернувшись держа в руках две крынки, он спросил: – Вам барин видать вчерашний хмель голову крутит, так чего испить желаете – водицы аль рассолу? – Наблюдательный какой, – пожурил хозяина купец, но попросил испить рассолу. Вытирая усы и морщась от удовольствия, он сказал. – Знатный у тебя рассол, мигом боль вышибает, благодарствую. А вот нога ещё ноет. – Так она у вас опухшая была, а сейчас глядите, почти всё ушло. Теперь потерпеть придётся, дня через два пройдёт. Видать, когда с саней падали, ногу то и повредили. – С каких таких саней? Пьян был, помню. Сделку мы с приятелем в трактире обмывали. Потом вроде повздорили, а-а-а дальше, хоть убей, ничего не помню. Так что со мной приключилось то? И каким макаром я в твой дом попал? Степан начал было рассказывать купцу историю предыдущей ночи, но тот, не дослушав до конца вспомнил о сундуке, и схватившись за голову запричитал. – Ах я дурья башка, морда пьянчужная! Сундучок то мой с бумагами да деньгами видать этот подлец с собой уволок? Что делать то теперь? С чем домой ворочусь? Жена ж меня со свету сживёт! – Не убивайтесь барин. Целёхонек сундучок то ваш, уж не сумневайтесь, – сказал Степан довольно улыбаясь. – Да не уж то? Где ж он? Зайдя за занавеску, Степан принёс оттуда сундучок и поставил его на стол. – Вот, сберёг я его. Вскочив с лавки, прыгая на одной ноге купец добрался до стола. – Во-о-от, вот он родимый, – поглаживая сундук со всех сторон говорил он, не скрывая своей радости. – А замок то, замок то сломан! Это как понимать? – вдруг испуганно спросил купец с подозрением взглянув на хозяина. – Да вы ж барин меня не дослушали. Говорю ж, там всё в целости и сохранности. Заставив себя дослушать историю до конца и проверив содержимое сундука, купец понял, что Степан спас не только его деньги, но и его жизнь. Задумался тут купец, а хозяин ему и говорит. – Прощения прошу. Вам бы барин Матвей Егорыч одеться. Ежели не побрезгуете, то свою одёжу вам одолжу, крестьянскую, другой не имею. Опосля, жена моя вашу одёжу в порядок приведёт. Не извольте беспокоиться, большая мастерица она на это дело. К вечеру баньку истоплю, попарю вас, вся хворь глядишь и сгинет! – Нет голубчик, так не пойдёт, – с грустью ответил купец, – Домой мне надобно, ещё вчера воротиться должен был. Домашние мои поди с ума сходят, – и положив руку на сердце продолжил. – Спасибо тебе Степан, спас ты и меня и деньги мои. По гроб жизни тебе благодарен буду. – Ну что вы барин. За что это вы меня так уж благодарите? – покраснев сказал хозяин. – Как это за что! Да если б не ты – лежать бы мне сейчас в сугробе да помирать. Уж не сомневайся, отблагодарю тебя от всей моей души купеческой, да и домой поеду. Мне бы лошадёнку какую раздобыть. Сможешь? – Чего ж не смочь, смогу раз надобно. Только вот какое дело…, – почесав затылок сказал Степан. – Сын мой старший, у нашего барина кучером служит, а я у него в главных конюхах хожу. Так вот барин наш сейчас в столице, на именинах своей матушки гостит. Через три дни, я за ним сына посылать буду. Так вот он бы вас тогда в город и отвёз. Погодить не желаете? Немного поразмыслив, купец улыбнулся и радостно ударив широкой ладонью по столу сказал: – Уговорил, остаюсь! Тащи свою одёжу. Спустя не более часа в избе собралась вся семья. Познакомившись с гостем и дружно собрав на стол, помолясь, стали все вместе трапезничать. Вкусно причмокивая, дети украдкой посматривали на купца, а он на них. – Семеро детей, шутка ли! Четыре девки и три пацана. Да такие все ладные! – думал он. – Пацаны в отца пошли – крепыши удалые. А девчонки больше на мать похожи, круглолицы, кареглазы, с толстенными тёмно-русыми до пояса косами. Но больше всех приглянулась купцу средняя дочь – Катенька. В отличии от сестёр была она худенькой, стройненькой и у неё у единственной были светлые как лён волосы, да огромные отцовские зелёные глаза. Ближе к вечеру Степан завёл разговор про баню, а Катенька тут возьми да встрянь в разговор. – Нельзя тятенька барину сегодня в баню то, ещё два дня как нельзя. Марфа наказывала ногу в холоде держать, да от печи подале.