— Всего вам доброго, берегите себя, стальная рота. — Почему стальная, — насторожился я. — Так сами же пели про стальной спецназ, вот и выходит — стальная рота. Я отдал честь и сунул пакет с бумагами подмышку. — Напрасно не ознакомился с содержимым пакета, старшина. Я повернулся и наткнулся на холодный гадючий взгляд. — Времени достаточно, до ночи разберусь. С кем имею честь говорить? — По старорежимному выражаешься, старшина. Старший лейтенант госбезопасности Сахно Максим Фёдорович, хм… если угодно. — Стараюсь быть вежливым, но что-то не получается. — Я назначен в вашу роту представителем органов безопасности и заодно буду исполнять обязанности комиссара. — Наша рота особого назначения сегодня уходит в глубокий рейд, можно сказать — в самое пекло, и посторонние люди могут помешать выполнению боевой задачи. У нас не место всякому встречному-поперечному. — Эт-то кто тут посторонний?! Кто тут поперечный?! Я?! — он с трудом совладал с собой и заморгал от удивления. — Да, вы. Во-первых, согласно уставу, комиссар и начальник особого отдела назначается только с уровня полка и выше. Во-вторых, непонятна ваша роль в нашем подразделении. В-третьих, что вы будете делать в ответственном и опасном рейде? За бойцами приглядывать? Политинформации им читать? Уговаривать быть смелыми? Или пугать расстрелом, чтобы гнать в атаку? Всего этого моим бойцам не требуется. А посему я более не желаю развивать эту тему. — Т-ты… забываешься, с-старшина… Я тебя привлеку! — его голос сорвался на крик, и к нам подтянулись бойцы, зыркая на гебешника взглядами голодных питбулей. — Обязательно привлечёте, товарищ старший лейтенант. Вот как только мы немца расколошматим, так и привлечёте, если к тому времени вас самих не привлекут за попытку срыва задания особой важности. И один добрый совет: прекратите тыкать незнакомым людям. Нехорошо это. Неприлично. Я вас не задерживаю. — Это ты!! Меня!! Не задерживаешь!! — От гнева его глаза остекленели. Он рванул крышку кобуры и тут же обмяк в железной хватке здоровяков Старикова и Махрова. — Этот бунт вам даром не пройдёт! — рычал гебешник, оглядывая всех налитыми кровью глазами, и пересыпая угрозы оборотами богатого разговорного языка. Я хмуро кивнул ребятам на эмку и повернулся к обеспокоенному капитану. Мы отдали друг другу честь, и через пару минут эмка укатила в город. Ей вслед неугомонный Сашка сделал понятный жест. Бойцы втиснулись в забитые боеприпасами и имуществом кузова, и машины тронулись в сторону Слонима. Во главе колонны громыхала гусеницами наша тридцатьчетвёрка, а я, сидя в кабине следующего за танком Опеля, под шум моторов принялся просматривать полученные документы и карты. Пятьдесят километров мы тащились полтора часа и в полдень подъехали к мосту через Щару. За эти дни здесь вырос настоящий укрепрайон с дзотами, блиндажами, капонирами и прочей фортификацией. Дважды нас останавливали пулемётно-пушечные посты, и каждый раз, пропуская, бойцы долго провожали взглядами наши необычно раскрашенные машины и орудия. По всем признакам Красная армия начала выходить из шока первого удара, и эти разительные перемены зажигали в душе огонёк надежды. Миновав городские окраины, мы, наконец, выбрались на ведущее из Слонима в Ружаны шоссе, но теперь катили в обратном направлении. По меркам военного времени ехали мы недолго, но жара и теснота могли измотать кого угодно. Немного облегчали жизнь подходящие вплотную к дороге деревья, высокие кроны которых скрадывали июньский зной. Через двенадцать вёрст показалась окраина пущи, справа блеснула водная поверхность, и впереди открылось поле нашего прошлого боя. Колонна прижалась к обочине, и я дал команду «к машинам». Не успел я разогнуть затёкшую спину, как к нам подбежал лейтенант-пехотинец, а среди деревьев справа и слева в нашу сторону шевельнулись стволы сорокапяток. — Что за часть? — хриплым голосом проорал летёха, стараясь перекричать рычание танкового дизеля. — Отдельная рота спецназа. — Куда прёте?! Там немцы! — Уже никуда не прём, припёрлись. Мы у вас тут задержимся до ночи. Старшина Батов, — представился я, протягивая лейтенанту документы. — Какой, Батов? Тот самый? — Товарищ лейтенант, я не знаю, что значит «тот самый», но пять дней назад мы тут немного повоевали. — Вот это, да! Да, мы тут за вами с дороги еле-еле горелое железо разгребли. А поле до сих пор ржавым хламом завалено. Надо ребят кликнуть. Такие люди здесь! — восторгался летёха, при этом тщательно изучая мои документы. Я чуть прихватил летёху за руку: — Товарищ лейтенант, не надо шуметь. У нас особое задание. — А-а-а. Ясно. Всё понял. Побегу комполу доложу. А вы располагайтесь, как вам удобно. Держите, — вернул он бумаги. — Свои, отбой, — лейтенант махнул рукой в сторону опушки, и стволы отвернулись. Когда мои орлы выбрались из машин, изо всех ближних окопов и щелей повылезали воины и потихоньку начали подтягиваться к шоссе. Необычный вид нашей формы, техники и пушек вызывал у пехоты неподдельный интерес, «махра» глядела на нас чуть ли не с открытыми ртами. И, судя по репликам и реакции, было понятно, что по местным понятиям одеты мы были откровенно похабно. Вместе с тем мои бойцы, не обращая внимания на окружающих, тоже разглядывали друг друга и машины на фоне леса, только сейчас осознав смысл камуфляжной окраски. — Кто здесь старший? — Я обернулся. На шоссе стоял высокий ладный майор с пехотными петлицами с пронизывающим взглядом. Я вспомнил, что видел его около генерала, когда мы сдавали позиции. — Командир отдельной роты спецназа, старшина Батов. Здравия желаю. — Хм. Старшина, говорите? Командир роты? — Я понимающе кивнул и протянул комполу удостоверение и предписание из штаба корпуса, заверенное корпусной и армейской печатью. Майор вернул документы и представился, — майор Заклевский, командир полка. Прошу в мой блиндаж. Отдав распоряжения взводным, я отправился вслед за комполом. Шагая по дороге, а затем по овражку, я всматривался в знакомую местность. Теперь две линии окопов были объединены в общую систему обороны с пулемётными гнёздами, блиндажами и дзотами. В глубине, на тыльном склоне высотки появились землянки и небольшой склад. Чуть дальше в лесу дымила кухня. С другой стороны, от шоссе тоже поднимался дымок. Вокруг было непривычно людно. Навскидку только вблизи дороги разместилось не меньше батальона пехоты с усилением. Наверняка по батальону находились слева и справа. А впереди открылась панорама, представляющая поистине эпическое зрелище. «Бутылочное горлышко» расчистили от битой техники, которая теперь грудами валялась под откосом, частично погрузившись в болотистый грунт. На истерзанном боем поле и пустыре за прудом на полверсты в глубину сплошь громоздились уже заметно порыжевшие от ржавчины повреждённые и горелые танки, остовы грузовиков и коробки броневиков. Сейчас при дневном свете в спокойной обстановке я сбился со счёта, пытаясь определить количество подбитой вражьей брони. — Что, старшина, любуетесь сломанным железным кулаком Гудериана? Можете не считать, только здесь по фасу тридцать девять танков и полсотни прочей мелочи. — Благодарю. В ту ночь так и не удалось ничего толком разглядеть, а, тем более, подсчитать. Видимость никакая, сплошной дым и гарь. А утром мы уже были в дороге. Вот и смотрю сейчас. — Так лейтенант правду сказал, это ваша работа? Точно. Я вспомнил вас, вы позиции нам передавали. Но тогда видок у вас был: оторви и выбрось. — Работа не только наша. Два лейтенанта-артиллериста со своими бойцами были с нами. По правде сказать, их четыре пушки и решили исход боя. — Строгов и Батура? Так они здесь. Теперь у них шесть стволов. Лейтенантов Строгова и Батуру ко мне, — отдал он приказ бойцу. В пахнущем свежим деревом и смолой блиндаже майора Заклевского веяло приятной прохладой. По фронтовым меркам компол устроился шикарно. Жердяные стены, четыре бревенчатых наката перекрытия, две накрытые плащ-накидками и шинелями лежанки справа и слева. У сколоченного из снарядных ящиков стола с коптилкой из гильзы пристроились те же ящики для сидения. Рядом с завешенным плащ-палаткой входом висел на гвозде автомат ППД. В узком окошке-бойнице в сторону поля смотрел ручной пулемёт. За жердяной перегородкой кто-то орал в телефон, вызывая какую-то «ромашку». — Присаживайтесь, старшина. Обед у нас закончился, если хотите, могу предложить консервы. — Спасибо, товарищ майор, я сыт. А, что касается сломанного железного кулака Гудериана, позволю с вами не согласиться. Нам его ещё ломать и ломать. Кстати, опережая ваши вопросы, скажу сразу, сегодня, как стемнеет, мы уйдём на ту сторону. К вам, видимо, ещё не дошёл приказ. Поэтому, строго между нами, по плану контрнаступления, вслед за нами двинет ваша 155 дивизия. К утру вы должны занять Ружаны. Теперь, по существу. Нашей роте придётся столкнуться под Ружанами с танковыми батальонами, а для такого боя стволов и мощности залпа у нас маловато. Завалим, сколько сможем, но они тоже на месте сидеть не будут, расползутся, сволочи. Поскольку батарея Строгова и Батуры у вас, а вам всё равно наступать, не могли бы вы придать их нам для флангового прикрытия. У них прошлый раз здорово получилось. — Нет, старшина, я не вправе принимать такие решения. Да, и приказа не было. — Всё равно советую начать подготовку к наступлению, чтобы потом не суетиться. — Спасибо за совет. — Хотел спросить, склад-то в лесу ещё стоит? — Стоит то он стоит, только почти пустой. Тыловики три дня его выгребали. Нам кое-что перепало. Насколько я знаю, сейчас там немного топлива осталось. — То, что надо. А запас карман не тянет. Перед рейдом зальёмся под пробки и с собой прихватим. Кто знает, как там всё обернётся? — Да, старшина, работёнка вам предстоит аховая. Не страшно? — Отбоялись своё. Без патронов идти в штыковую против автоматов было страшнее. — Лихие вы ребята, как я погляжу. Ладно, отдыхайте. Если будут новости, я вас найду. Я выбрался из блиндажа, и нос к носу столкнулся с моими летёхами. — Василий Захарович, вы здесь? — искренне обрадовался Строгов и приобнял за плечи. — Здравствуйте, Василий Захарович, — смущённо проговорил Батура, но по его глазам я видел, что он тоже рад. Я крепко пожал его руку и по-приятельски тряхнул. Стоящий в проёме блиндажа компол не скрывал удивления от таких дружеских чувств между каким-то там старшиной и лейтенантами. Ничего оботрётся. Война только началась и со временем гонора у него поубавится. Если жив останется. Разместив бойцов на отдых, я тоже хотел маленько вздремнуть, но, открыв карту, настолько углубился в размышления, прикидывая варианты рейда и шлифуя план операции, что просидел до самых сумерек, едва не свернув мозги набекрень. В конце концов, плюнул на все расчёты и решил действовать «по нахалке», исходя из сложившейся обстановки. От невесёлых думок меня оторвал голос посыльного от компола. В командирском блиндаже коптящее пламя самодельного светильника более-менее освещало только центр стола. Майор Заклевский внимательно изучал карту и делал на ней пометки. — А, старшина. Заходи. Вот мозгую и прикидываю. Приказ пришёл, полк начал подготовку к наступлению. Долго думал над твоим предложением, но батарею отдать не могу. Поставить её, где нужно — пожалуйста. — Тогда так. Не доезжая примерно два километра до Ружан, — я ткнул пальцем в карту, — шоссе пересекает широкая наезженная просека. Налево она тянется до вырубки Заготлеса. Туда отправятся наши трёхтонки с боеприпасами и пушки Строгова. Наши машины останутся в готовности на окраине леса, а батарея продвинется дальше до господствующей высоты 177,4 между Павловым и Долками, — я снова ткнул в точку на карте. — Оттуда до шоссе двести-триста метров и простреливается всё пространство за той дорогой. С трёх сторон перед высоткой протянулись мокрые низины, поэтому немецкие танки обойти батарею не смогут. Мы же открыто въедем в город по главному шоссе. Трофейные машины и камуфляж должны сбить немцев с толку, к тому же я неплохо знаю немецкий. Вы более неповоротливы, поэтому советую вам выдвигаться сразу следом за нами и сосредоточиться на рубеже той самой просеки. Наша рота перекроет подходы к городу с востока, а штурмовая группа атакует штаб корпуса и свяжет боем пехотный полк, расквартированный в городе. Рассчитываю на ночную неразбериху и внезапность нападения. Ваш полк должен начать наступление сразу после первых выстрелов, иначе нас просто сомнут количеством. Полчаса вам хватит, чтобы преодолеть два километра. После того, как мы выполним задачу в городе, вся рота сосредоточится против танковых батальонов на восточной окраине. В драке с нами гансы подставят батарее Строгова борты. Главное, чтобы комбат выдержал и ударил, когда немцы сконцентрируются и втянутся в бой. А качественную подсветку мы организуем. К утру Ружаны будут освобождены, а наша рота двинется дальше на Коссово. Майор долго и внимательно вглядывался в карту, морщился и поджимал губы, потом поднял глаза и совсем другим тоном задумчиво проговорил: — Сегодня я никак не мог взять в толк, почему такой боевой ротой командует старшина. Сейчас понял. Однако, Василий Захарович, у вас всего рота, а вы лезете к чёрту в зубы. Не много ли на себя берёте? — Сколько навалили, столько и тащим, — я облокотился на стол и ненадолго задумался. — Стволов маловато. Может не хватить плотности огня. Вот тут-то вы нам и поможете. Мы, как ледокол, пробьём проход, а вы в него и заплывёте. Надеюсь, у дивизии стволов хватит. Пока я загружал компола своими мыслями, с востока подкралась ночь. Едва погас жутковато красный закат, наползла и сгустилась серая летняя темнота. Я торопился сам и торопил роту, боясь опоздать, и слегка успокоился, лишь когда силуэты натужно рычащих машин один за другим стали расплываться в потёмках. Это только кажется, что ночная темень беспросветна и непроницаема. Летом даже в безлунную ночь глаза быстро привыкают, и через некоторое время неплохо различают даже мелкие детали. В свете едва народившейся луны и огромных мерцающих звёзд наша колонна свободно двигалась посередине шоссе между тёмных стен ночного леса, пока в мою головную машину не упёрлись лучи фар двух мотоциклов. Я выбрался на подножку и замахал руками, требуя пропустить. Но полевую жандармерию на нахалку не возьмёшь. — Halt. Wer sind Sie? (Стоять. Кто такие?). — Spezielle Kommando dem Armee. (Специальный армейский отряд). — Ihren Papier. (Ваши документы). — Frag general Lemelsen oder bei den Behörden in Berlin. (Спроси у генерала Лемельзена или у начальства в Берлине). — Ich berate nicht zu scherzen. (Не советую шутить).