Бойцы второго взвода энергично углубляли и расширяли окопы. Артиллерийский и миномётный обстрел многим вправили мозги, и теперь вдоль всей опушки мелькали лопатки и вылетали комья земли, туда-сюда сновали нагруженные боеприпасами и шанцем бойцы. — Стой, — поймал я за руку куда-то спешащего взводного, — вижу, готовитесь. Молодцы. Имей ввиду, эсэсовцы готовы на всё и будут мстить. Репутацию непобедимой гвардии фюрера мы им подмочили, и чтобы смыть позор, они из кожи выпрыгнут, чтобы нас порвать. Пошли бойцов за патронами. Запаситесь основательно. Гранаты приготовь. И пока есть время, отправь ребят в поле, пусть пошарят. В центре за редким березняком на прямой наводке стояли наши зенитки. — Командира ко мне. — Товарищ… Я остановил его жестом: — Послушай, Иван, ты что, решил снаряды сэкономить? Стрелять было не в кого, или немцев испугался? Ты понимаешь, что из-за вас они почти прорвались в центре? Парень стоял краснее полкового знамени и не знал, куда спрятать глаза: — Товарищ командир, не по нашей вине задержка. Зенитки мы не могли по лесу протащить, а машина там не прошла. Больше не повторится. — Ладно, дело прошлое. Подготовь запасную площадку за линией окопов. Не подведи роту, Иван. Вблизи Минского шоссе обосновался первый взвод. Молодец всё-таки Андрюха Ситников. Его бойцы уже почти соединили стрелковые ячейки в общий окоп с пулемётными гнёздами, а сзади в углублении под навесом было оборудовано что-то вроде укрытия. — Проблемы есть, Андрей? — Да, товарищ командир. Вон в закутке раненые десантники. Нам-то что, а им досталось. Здесь двенадцать человек и у шоссе ещё семь. — Пошли кого-нибудь к машинам, пусть пригонят пару Опелей, собери раненых со всего рубежа и отправь в дивизию. Займись этим сам, Андрей. И готовься к новой атаке. Миномётчикам хвост накрути. Чуть в глубине по обе стороны Минского шоссе расположились тридцатьчетвёрки. Две из заслона и четыре вернувшиеся из рейда. Наша камуфлированная стояла в полста метрах впереди, как овчарка, охраняющая отару. В одном из танков экипаж энергично ковырялся в моторном отсеке. Другие танкисты тоже приводили машины в порядок. Командовал там старший лейтенант. — Товарищ старший лейтенант, можно вас на минутку. Он спрыгнул с танка и спустился ко мне под откос. — Командир роты, старшина Батов. — Командир роты старший лейтенант Симонов. — По всем приметам немцы скоро опять атакуют. Майор Иванюк тяжело ранен, отправлен в медсанбат. Нужно согласовать наши действия. — А, что тут согласовывать? Я, как старший по званию, беру командование на себя. Вам всё понятно, старшина? — Нет. Понятно только то, что вы не очень хорошо понимаете положение вещей. — Да, ты что, старшина? — он оглянулся по сторонам, — белены объелся? Ты как разговариваешь? — в лице промелькнуло оскорбительное презрение, и он сердито засопел, — под трибунал захотел? — Полагаю, что под трибунал можете попасть именно вы, если будете мешать проводить операцию. У меня приказ командующего 10 армией генерал-майора Голубева об организации заслона на Брестском направлении. Ваша танковая группа придана нам для усиления. По-хорошему прошу, старлей, не мешай. Не хочешь подчиняться, собирай манатки и вали в Коссово чай пить. Если с твоей стороны будет противодействие, арестую и доложу командованию. Так как, товарищ старший лейтенант, будем воевать, или пиписьками меряться? Красный, как рак, старлей стоял напротив и, молча, раскрывал и закрывал рот. Потом он выругался, отвернулся, постоял и, медленно повернувшись, глухо проговорил: — Мне надо связаться с командованием. — Пожалуйста. В центре обороны у штабного Опеля наш связист с рацией. Двести метров в том направлении. Честь имею. Я поднялся по насыпи на шоссе и по исклёванному минами и осколками асфальту зашагал в сторону нашего танка. Экипаж расселся на брезенте на трансмиссии и с аппетитом уплетал консервы и сухари, запивая водой из фляг. Механик Иван Сорокин с полным ртом, замахал мне рукой: — Оваищ омадир, иите х солу. Я забрался к ним. Ефимов уже ножом открывал банку, а Станислав протягивал сухарь. А и в самом деле, ел то я последний раз вчера. Почти сутки не жрамши. Расселись в кружок, быстро порубали. — Спасибо, братцы. Теперь и немца можно встретить с чистой совестью и полным брюхом. Как гансы попрут, на рожон не лезьте, но и не зевайте, а то давеча чуть не опрохвостились. Снаряды и патроны загрузили? Хорошо. Но учтите это последние. Мазать нельзя. Один снаряд — один танк. — Товарищ командир, о чём вы со старлеем говорили? — встрял Сорокин. Ну, что у него за натура такая вездесущая? — Он хотел взять командование обороной на себя. — Спаси и помилуй, — машинально вскинул ко лбу руку Ефимов, но, опомнившись, оглянулся и закашлялся. — А, что не так? — Да, он и нам пытался права качать. А мы — морды валенком, знать ничего не знаем. Вроде с вида нормальный мужик, а на деле чушпан мутный. Кх-м. — Так, братцы. Выполнять только мои приказы. Никаких старлеев. Их учили на танках с шашками в руках врага атаковать и «ура» при этом в открытый люк кричать. Он накомандует так, что потом будем искать, где клочки, а где закоулочки. Может быть он смелый и честный человек, но из идейных соображений всех погубит. Ясно? Тогда собирайте скатерть-самобранку и готовьтесь к драке. Расчёты ДШК во главе с Сашкой я тоже привёл с чувство за прошлую задержку, велел поставить их машины вблизи шоссе за пулемётными гнёздами и приготовиться к большой драке. На полубатарее Строгова царил почти идеальный порядок. Они не попали под обстрел, поэтому успели хорошо окопаться и даже соорудить что-то вроде капониров. Над пушками ветерок слегка покачивал маскировочную сетку. — Как дела, Валентин? — Пока без проблем. Бронебойных маловато. — Я думаю, что они потребуются в меньшей степени. Пусть танками занимаются танки, да ещё Пилипенко с Батурой. Полагаю, сейчас немцы предпримут решающую атаку. Эсэсовцы. Гонору в них больше, чем крови, и наша задача оставить в их холодных телах только один гонор совсем без крови. Приготовься к артиллерийской дуэли и стрельбе с закрытой позиции. Назначь корректировщика, пусть воспользуется танковой рацией или полёвкой. Снаряды попусту не трать. То, что вам привезли, то последнее. Удачи вам. С батареи я сразу направился в тыл, где возле Опеля расположился Курянин с рацией, оба мои вестовые, два резервные танка, машины с остатками боеприпасов, а также Дед с Пашкой. — Алексей, — позвал я Балю, — найди в первом взводе наших сапёров-апостолов. Помнится, вчера они минами запаслись, пусть пока отложат пулемёты и вместе со своими вторыми номерами по-быстрому поставят минное заграждение в центре по фронту. Потом сбегай на северный рубеж. Там остались караулить дороги два танка, два наших пулемётных расчёта и четверо бойцов из первого взвода в прикрытии. Предупреди всех, что скоро здесь будет очень жарко, и, если станет совсем хреново, пусть бросают свои посты и спешат сюда на помощь. — Семён Иваныч, — кивнул я Деду, — надо раздать все продукты и воду, а то харчи останутся, а есть будет некому. Возьми Пашку и вон Ивана нагрузите и поторопитесь. — Курянин, отбей шифрограмму: «Командарму 10. Отражены массированные атаки со стороны города и с брестского направления. Противник отброшен, понёс значительные потери. Попытка деблокады сорвана. Большая вероятность повторной атаки частей резервного 46 моторизованного корпуса СС. Боеприпасов недостаточно. Прошу по запросу провести штурмовую или бомбовую атаку с воздуха по указанному квадрату. Также прошу подтвердить мои полномочия. Командир ОРСН.». Я отошёл, делая вид, что не вижу старлея, стоящего в пяти метрах у танка. Присев на подножке машины, я начал быстро записывать ход событий в боевой журнал, попутно делая отметки на карте. Через четверть часа Курянин крикнул: — Товарищ командир, ответная шифрограмма. Читаю: «Командиру ОРСН. Данные по противнику подтверждаются: 46 моторизованный корпус СС. Отправлены боеприпасы и санинструкторы. Бомбардировку обеспечим. Полномочия командира группы старшины Батова подтверждаю. Командарм 10». Я, молча, протянул шифрограмму старлею. Он взял её, как гремучую змею, прочитал, вернул, отдал честь, и хотел было уйти. — Товарищ старший лейтенант, можно вас на пару слов? — Слушаю вас, старшина, — он ледяным голосом подчеркнул моё звание. — Я не собираюсь вам ничего доказывать и объяснять, не собираюсь кичиться назначением и расположением командования. Я прошу прощения за прошлую невольную грубость, и ещё прошу вас помочь нам разбить элитную эсэсовскую дивизию. Это смертельно опасное дело, и почти невыполнимая задача, но нам уже трижды удалось решить такие же, эта четвёртая. Я не собираюсь вмешиваться в командование вашим подразделением, но прошу вас действовать сообща. Амбиции едва не погубили нашу Белостокскую группу армий и не только её, зачем нам опять прыгать по граблям. Меня зовут Василий Захарович, обращайтесь по любому вопросу, тем более по вопросам обороны, — и я протянул старлею руку. — Пётр Гаврилович, — он недоумённо вскинул глаза, немного покраснел, пожал руку и слегка улыбнулся, — очень рад. Старлей Симонов убежал к своим танкам, а я смотрел ему вслед и с грустью думал, что и у этого, в общем-то, нормального парня, очень скоро война вышибет из головы всякую начальственную дурь, либо убив, либо заставив стать самим собой. Солнце всё заметнее поворачивало на вечер. Помня о жутком неудобстве наблюдения во время прошлой атаки, на этот раз я поступил просто: подогнал оба резервные танка к кромке леса в центре обороны. Два танка в центре обороны — это сила. С одного из них я и собирался наблюдать за боем. В десятке метров за танком Курянин с Балей и Ивановым принялись обустраивать углубление с кое-каким перекрытием для защиты рации от всякого летающего мусора. Сверху с брони было видно, как в поле наши сапёры распихивают мины в промежутках между подбитой немецкой техникой. По всей линии окопов мелькали лопатки и шуршали ветки. Бойцы маскировали свои позиции, хотя теперь сбить немецких лётчиков с толку было сложно, ведь само поле боя точно очерчивало линию боевого соприкосновения. В целом всё, что можно сделать, мы сделали, и наши шансы я оценивал, как серединка на половинку. Помня о маниакальной приверженности немцев к точному времени и целым числам, я был уверен, что они начнут в 17-00. И они начали. И тогда я точно определил ширину и глубину задницы, в которой мы оказались. Первая серия взрывов всколыхнула землю в полусотне метров перед окопами. Стреляли 105-миллиметровые гаубицы. Второй залп накрыл полосу земли уже метрах в двадцати. Я молился про себя, чтобы немцы промазали, и тут, видимо в ответ на мои молитвы, грохнули наши батареи. Потом ещё и ещё раз. Немцы ответили, началась артиллерийская дуэль, и теперь снаряды падали уже в районе батарей. Артиллерийская перестрелка длилась уже минут десять. Кто из них кому сейчас набивает лицо, будет ясно после боя, а мне стало не до этого. Я разглядывал в бинокль готовящихся к атаке немцев. На этот раз они начали разворачивать сразу три колонны. Слева вокруг двух десятков «троек» сосредотачивались пехотинцы. Одни в полной готовности укрывались за танками, другие под прикрытием брони разгружали миномётные прицепы и таскали лотки с минами. По краям этой колонны ёрзали ганомаги, занимая удобные для стрельбы и атаки места. В центре выстраивались «свиньёй» для атаки «четвёрки». За ними самоходки. Между ними тоже сновала пехота. Количество танков не поддавалось подсчёту, не только потому, что их было много, а потому, что они вставали друг за другом и частично были скрыты стелющимся дымом и побитыми ранее машинами. Справа преобладала пехота. Это было видно по немалому количеству разгружающихся грузовиков и отсутствию танков. — Курянин, передавай шифровку: «Командарму 10. Прошу немедленно нанести бомбовый удар скоплению вражеской техники квадрат 76-34. Ориентировка на месте визуальная. Командир ОРСН.» Между тем артиллерийская дуэль продолжалась, правда, уже без первоначального энтузиазма. — Лёшка, бегом к старлею Симонову. Скажи, что на левом фланге устанавливают полевую батарею ПТО, эти шесть стволов опасны для его танков. Напомни, чтобы вперёд нашего танка не лез. А нашим танкистам скажи, чтобы накрыли осколочными позиции полевой артиллерии. Курянин. Пилипенко на связь. — Есть. — Кузьма Петрович, это командир. Сейчас против вас попрёт пехота. Готовь осколочные. Пошли кого-нибудь к танкистам, пусть тоже не стесняются. Пулемётчиков предупреди. И посматривай влево. Те танки, что будут рваться в центр обороны, будут у тебя, как на ладони, да ещё и бортами. Всё бывай. — Иван, давай к зенитчикам. Пусть начинают по готовности, когда танки выйдут на дистанцию уверенного поражения. В лоб броню «четвёрок» они не прошибут, а вот борта продырявить, гусеницы разуть, катки разбить или навесные бензобаки подпалить — это будет им по зубам. — Товарищ командир, шифрограмма. — Давай. «Командиру ОРСН. Бомбардировщики взлетели. Командарм 10». Ну, что ж, это уже кое-что. Лишь бы не опоздали, а то в чистое поле бомбы покидают. Слева раздался свист мин, и брызнули осколками четыре взрыва. Твою ж прабабку! Так они наш танковый десант издаля порешат. И словно в ответ послышались громкие короткие та-та-та наших ДШК и выстрелы зениток. Миномёты с той стороны пару раз кашлянули и заткнулись. Ага! Не понравилось! Однако постепенно бой расширялся и усиливался. Справа донеслись выстрелы танковых пушек и грохнули взрывы. Осторожно подключились пулемёты, проверяя дистанцию короткими очередями. Слева гавкнули немецкие полевые пушки, и тут же получили в ответ осколочные снаряды нашего танка.