Рулевой, который дал самые важные показания, припоминал, что продавал билет человеку, похожему на мужчину с кинопленки. Но он не помнил, когда это было, и даже не был уверен, что это произошло в нынешнем году. Возможно, даже в прошлом сезоне. Тем не менее он смутно помнил, что у того мужчины, если, конечно, вообще речь идет о мужчине, который им нужен, был с собой мопед, а кроме того, возможно, еще удочки и прочие снасти, из чего следует, что он ехал на рыбалку. Допрашивал его лично Ольберг и старался выжать все, что можно. Протокол этого допроса лежал в папке перед Мартином Беком. Ольберг: Вы часто берете по пути палубных пассажиров? Свидетель: Раньше это было чаще, но и теперь желающие находятся. О.: Где они обычно садятся? С.: Везде, где пароход причаливает или проходит шлюзы. О.: На каком отрезке они садятся чаще всего? С.: Они могут сесть где угодно. С нами часто ездят пешие туристы или велосипедисты из Муталы или Вадстены, которые хотят перебраться через озеро Веттерн. О.: И все же?.. С.: Ну как вам сказать? Раньше мы брали туристов от Стокгольма до Укселёсунда и от Линчёпинга до Венерсборга. Но теперь уже этого не делаем. О.: Почему? С.: Нет мест. Пассажиры в каютах заплатили, к тому же приличную сумму. Так что они не захотят тесниться ради кучи мамаш с ревущими детьми, термосами и пакетами снеди. О.: Имелась ли какая-нибудь причина, по которой пассажир не мог сесть в Сёдерчёпинге? С.: Никакой. Сесть он мог где угодно. Например, возле какого-нибудь шлюза. Всего их шестьдесят пять. Кроме того, пароход каждую минуту где-то пристает. О.: Сколько палубных пассажиров вы обычно берете? С.: За один раз? Сейчас не больше десяти. А в основном два‑три. О.: Что это за люди? Только шведы? С.: Куда там, часто бывают и иностранцы. Это может быть кто угодно, но в основном люди, которым нравится плавать на пароходе, и они даже выискивают нас в расписании. О.: А в список пассажиров их не вносят? С.: Нет. О.: Палубные пассажиры имеют возможность питаться на пароходе? С.: Конечно, они могут питаться, как и все остальные, если захотят. Обычно после двух смен в столовой устраивают еще одну. Еда там тоже есть, согласно меню. О.: Раньше вы сказали, что эту женщину из фильма не помните, а теперь говорите, что у вас такое чувство, словно мужчину узнаете. На пароходе нет для этой цели специального служащего, так что забота о пассажирах входит в ваши обязанности, так? С.: Я компостирую билеты, когда они садятся, здороваюсь и больше с ними дела не имею. Я на этом пароходе не для того, чтобы каждую минуту развлекать туристов. Для этого есть другие. О.: Вам не кажется странным, что вы не узнаете этих людей? Ведь вы провели вместе с ними три дня и три ночи. С.: Для меня все пассажиры на одно лицо. Кроме того, каждое лето я вижу их две тысячи. Стало быть, двадцать тысяч за десять лет. А во время работы я на мостике. Нас двое, так что несем вахту по двенадцать часов. О.: Но ведь этот рейс был не совсем обычным. Тогда произошли события, которые при нормальных обстоятельствах у вас не происходят. С.: Я стоял двенадцать часов на мостике. Кроме того, со мной была жена. О.: В списке пассажиров ее нет. С.: Нет, а зачем? Члены команды имеют право брать с собой родственников. О.: Значит, данные о том, что во время этого рейса на пароходе было восемьдесят шесть человек, недостоверны. А если прибавить сюда палубных пассажиров и родственников, то их могло быть и все сто, так? С.: Да. О.: Гм, а тот мужчина с мопедом где сошел? С.: Послушайте, да как же я могу это точно знать? Я вообще его не видел, так откуда мне знать, где он сошел? Многие пассажиры спешили на поезд или самолет и сошли сразу же в три часа ночи, когда мы пришли в Гётеборг. Остальные спали и сошли на берег до полудня. О.: Где села на судно ваша жена? С.: В Мутале. Мы ведь здесь живем. О.: В Мутале? Поздно ночью? С.: Нет, пятью днями раньше, когда мы возвращались в Стокгольм. А сошла, когда мы возвращались вторично, восьмого июля в шестнадцать ноль-ноль. Понятно? О.: О чем вы думаете, когда вспоминаете, что случилось во время этого рейса? С.: Я не верю, что так могло произойти. О.: Почему? С.: Ведь кто-то должен был заметить. Извините, но сто человек на таком суденышке, тридцать метров на пять. А каюта, как мышеловка. О.: Вступали ли вы в какой-нибудь контакт, кроме чисто служебного, с кем-либо из пассажиров? С.: Ага. Со своей женой. Мартин Бек вынул из кармана три фотографии. Две были отпечатаны с кадров кинофильма, третья представляла собой увеличенный любительский снимок из бандероли Кафки. На них запечатлелся высокий мужчина в твидовом пиджаке и кепочке, были они очень плохого качества. Сотни полицейских в Стокгольме, Гётеборге, Сёдерчёпинге и Линчёпинге уже имели при себе экземпляры этих трех фотографий. Кроме того, фотографии находились в кабинетах всех окружных начальников и в большинстве полицейских участков от Каресуандо на севере до Смюге на юге полуострова Сконе[32]. И во многих городах за границей. Они действительно были очень плохие, но тот, кто был знаком с мужчиной, сразу же опознал бы его. Возможно. На последнем совещании Хаммар заявил: – Мне кажется, он похож на Меландера. Кроме того, он сказал: – Это уже не имеет ничего общего с полицейским расследованием, а скорее смахивает на конкурс для любителей загадочных картинок. Что-нибудь говорит о том, что он швед? – Мопед. – Мы ведь не знаем даже, принадлежал ли мопед ему. – Нет. – И это все. – Да. Мартин Бек положил фотографии в карман. Он снова взял протокол допроса, который проводил Ольберг, быстро скользнул по нему взглядом и нашел то, что искал. С.: Конечно, они могут питаться, как и все остальные, если захотят. Обычно после двух смен в столовой устраивают еще одну… Он порылся в бумагах и нашел список экипажей экскурсионных судов за последние пять лет. Прочел список, взял карандаш и поставил крестик возле одной из фамилий. Там было написано: Изаксон Гёта, официантка, адрес: Польхемсгатан, 7, Стокгольм. С 15 сентября 1964 года работает в ресторане «SHT»[33]. «Диана» 1959–1961, «Юнона» 1962, «Диана» 1963, «Юнона» 1964. Рядом с фамилией не было никакой пометки, говорящей о том, что Кольберг или Меландер ее допросили. Все номера службы вызова такси были заняты, он надел шляпу и плащ, поднял воротник и по размокшему снегу направился к станции метро. Метрдотель в ресторане «SHT» был хмур и замкнут, но подвел его к одному из столиков, которые обслуживала фрёкен Гёта, рядом с кухонными дверями. Мартин Бек сел на стул под стенкой и взял меню. Изучив его, он принялся рассматривать зал. Большинство столиков были заняты, почти ни одной женщины. За несколькими столиками сидели одинокие мужчины в возрасте за пятьдесят. По тому, как они доверительно разговаривали с официантками, чувствовалось, что это постоянные посетители. Мартин Бек наблюдал, как официантки носятся на кухню и обратно. Он пытался угадать, кто из них фрёкен Гёта, и прошло почти двадцать минут до того, как он об этом узнал. У нее было круглое милое лицо, большие редкие зубы и короткие, растрепанные волосы, цвет которых Мартин Бек определил как льняной. Он заказал хлеб, мясо по-морскому и пиво, ел медленно и ждал, когда закончится полуденный час пик. Когда он доел и выпил два кофе, у фрёкен Гёты ушли последние посетители и она подошла к его столу. Он объяснил, зачем пришел, и показал ей фотографию. Она взглянула на нее и сняла с себя прилегающий белый жакетик. – Да, – сказала она, – я хорошо его помню. Не знаю, кто он, но на пароходе он ездил часто. По крайней мере, на «Юноне» и «Диане». Мартин Бек снова показал ей фото.