– Бог с тобой, – махнула рукой директриса. – Иди, не хочу ругаться напоследок. Но вам, Анна Леонидовна, я бы советовала хорошенько… Тамара не стала дослушивать до конца. Отныне эта красивая, элегантная женщина будет считать ее воровкой. Наверное, станет прятать от нее свои украшения. Странная она все-таки. Зачем ей такая проблемная девчонка? Соседки уже не спали после утреннего скандала. Как только Тома появилась на пороге, разговоры стихли, и все повернулись к ней. – Что было? – не удержалась Лиза Тимохина. – Ничего, – буркнула Тамара. – Меня забирают. Ей до последнего не хотелось произносить это вслух. Как будто скажешь – и все исчезнет, окажется выдумкой. Она так и видела, как торжествующе вопит Осипов: «Ха-ха, ты правда думала, что кто-то тебя возьмет?» – Да ладно! Менты, что ли? Из-за драки? – Не менты. Опекунша. Тишина. Скрипнув дверцей, Тома открыла шкаф и принялась быстро выгружать одежду, чтобы никто не видел, как дрожат ее руки. Это заняло от силы минуту. Ну и в тумбочке еще несколько книг, кислотно-зеленый заяц и тетради. Щедрые благотворители редко совались в эту дыру. – Ну вот, – она, наконец, обернулась, чересчур бодро улыбаясь. – Ни у кого нет пакетика? – Слушай, я так за тебя рада, – Лиза первой пришла в себя. – Просто так неожиданно… Поздравляю, и вообще. – Удачи тебе. Не забывай нас. Держись там, – посыпались разрозненные напутствия. – Угу, – кивнула Тома. – Лиз, можем поговорить? – Сек, – соседка обулась. Они пошли в дальний конец коридора, чтобы наверняка оторваться от любопытных ушей. У подоконника с субтильными цветами, свесившими вниз длинные бледные листья, Тимохина остановилась и вопросительно взглянула на подругу. – Раз уж я уезжаю… Пока никто не передумал… Ну, кроме тебя, тут ко мне вроде как никто нормально не относился… Короче, хотела тебе кое-что отдать, – Тома протянула Лизе потемневший от времени ключ. – Что это? – От подсобки трудовика. Там табуретки старые, столярка… Барахло одно. Он там редко бывает. Если надо будет где-то отсидеться… – Так вот где ты пропадала! А я все думала: может, в туалете или с мелкими… Спасибо. – Только ты это… Не говори никому. Ну, чтобы место не профукать, – Тома замялась, не зная, что делать дальше. – Ты что! Такая вещь! Только у меня для тебя ничего нет. – Ерунда, – Тома неуклюже похлопала Тимохину по плечу, но та полезла обниматься. Ощущения были странными: Тамара ни к кому не была так близко, как сейчас. Ну кроме драк. Она замерла, но потом все же сомкнула руки у Лизы за спиной. Обе чувствовали себя неловко, поэтому объятия длились недолго. Тимохина отлепилась первой, благодарно кивнула и, не оборачиваясь, вернулась в спальню. Тома растерянно смотрела ей вслед. Каждый детдомовец мечтает о моменте, когда его заберут из ненавистных стен. У Тамары было вдвое больше причин бежать отсюда, сверкая пятками. И она совсем не ожидала, что перед отъездом вдруг почувствует что-то похожее на сожаление. – Уже попрощалась? – Из раздумий ее вырвал мягкий женский голос. – Анна Леонидовна? Пора идти? – выпалила Тома, не давая собеседнице шанса пойти на попятную. – Я готова. Только переоденусь в уличное. – Нет-нет, не торопись. Мне нужно еще уладить кое-какие дела с документами. Я знаю, что произошло утром. Почему ты ничего не сказала про огонь? – Стукачей бьют. – Кого? – Анна Леонидовна наморщила лоб. Боже, неужели она настолько рафинированная, что даже слова этого не знает?! – Ну ябед. Тех, кто жалуется. – Ясно. Что он сжег? – Вашу книгу. Я не успела прочитать. – Не страшно. Что еще? – допытывалась опекунша. – Ну… фотографию моей мамы. Единственную. Тома настороженно наблюдала за выражением лица Анны Леонидовны. Зачем она выспрашивает? Ищет повод отказаться? И если это проверка, то что говорить? – Ты поэтому была в кабинете? – поинтересовалась та. – Я сразу не поверила в историю про конфеты. – Да. Хотела стащить личное дело. Долгая история. Вы не волнуйтесь, я не воровка, – Тома заглянула женщине в глаза. – Не собираюсь тырить у вас деньги и все такое. – Я верю. А ты не думала просто попросить? – Давно как-то. Она выдала только эту фотографию, рассказала про пожар. Я знаю, у нее там что-то еще есть. Но она говорит, что тема закрыта. – Понятно. Хорошо, собирайся и жди меня у выхода, – Анна Леонидовна развернулась, но Тома окликнула ее: – Погодите… А вы… вы разве не будете меня ругать? – И не подумаю, – улыбнулась женщина и как ни в чем не бывало зашагала к лестнице, постукивая каблуками. Даже если она из секты, в чем Тома уже сомневалась, жить у нее будет не так плохо. Только бы не радоваться раньше времени… Не сейчас. Пусть сначала выйдут за ворота – вот тогда. Или лучше потом, на острове. Не расслабляться. Спокойнее. Нервные дети никому не нужны. Спустя полчаса девочка переминалась с ноги на ногу у поста охранника, сжимая в руках два шуршащих пакета с полустертыми надписями. Ожидание казалось невыносимо долгим, где-то в глубине ворочалось и разрасталось подозрение: вдруг передумает? Вдруг за забором уже нет той красивой иномарки? Но Анна Леонидовна появилась. Она шла, подняв подбородок, ровно и невозмутимо. Походка у нее была такая, что ей смело можно было поставить на голову поднос с хрустальной вазой – все сохранилось бы в целости. Рядом с подобострастной улыбкой семенила директриса. Гостья определенно была важной шишкой: Тамара еще не видела у начальства такого услужливого выражения лица. – Ну, Томочка, я поздравляю тебя с новой семьей! – Валентина Семеновна влажно расцеловала воспитанницу в обе щеки. Вполуха Тома выслушала казенные неискренние пожелания, окинула взглядом холодный от ламп дневного света коридор, кафель, знакомый до последней щербинки, стол охранника, на котором когда-то нацарапали гвоздем неприличное слово, а потом залепили наклейками с бабочками. Их, правда, все равно называли, мягко выражаясь, «хреновые бабочки», потому что каждый интернатовец старше десяти знал предысторию. Господи, неужели взаправду? Она уходит насовсем. А где же восторг, где счастье от исполнения главной мечты? И почему так страшно, что хочется заплакать? Возьмите меня за руку, Анна Леонидовна. Пожалуйста. Ведь вы же настоящая? Вы правда забираете меня? Тома не решилась произнести это. Нечеловеческим усилием расправила плечи. Она уже взрослая, она справится. И больше сюда не вернется. Никогда. Чего бы ей это ни стоило. Тамара вышла на улицу. Ржавая пружина входной двери в последний раз проскрежетала у нее за спиной. Солнце уже поднималось над каштанами, из распахнутых окон доносились детские голоса: после ночи проветривались спальни младших. На другом этаже толпились за стеклом ее ровесники. Тома махнула им рукой, они замахали в ответ. Кирилла не было видно, и Тамара очень надеялась, что он сейчас по полной огребает от завхоза. И даже защипало в глазах… Нет-нет, просто слишком яркое солнце. Анна Леонидовна подошла к машине, достала ключ – фары вспыхнули, щелкнули замки. – Садись назад, до Москвы ехать долго. Ты, наверное, не выспалась сегодня. – Шутите? Не думаю, что смогу уснуть, – Тома нервно улыбнулась. Но все же подчинилась, ей хотелось произвести самое благоприятное впечатление, если это было возможно после утренних событий. Какое-то время они ехали молча, потом Анна Леонидовна вырулила на трассу до Москвы. – Куда мы сейчас? – Я же говорила: полетим в Швецию, – опекунша взглянула на Тамару через зеркало заднего вида. – В шесть у нас самолет до Стокгольма. Если успеем, купим тебе одежду. Я бы предпочла шопинг там, на месте, но мы прилетаем вечером, надо будет сразу плыть в пансион. – Ясно. Как в телике, что ли? Всякие там магазины, яркие упаковки? И прямо все фирменное? А если очень дорого? И Тома пообещала себе выбирать только самые дешевые вещи. Пусть видит, какая она экономная. А лучше нет, пусть выбирает сама. Вот что скажет – то и покупает. – Тебе не верится? – Глаза в зеркале мягко прищурились: женщина улыбалась. – Не очень, если честно. – У меня есть для тебя сюрприз. Посмотри в бумажном пакете. Там, рядом с тобой. Девочка нерешительно заглянула в дорогую картонную сумочку с ручками-ленточками – даже про себя она не могла назвать это произведение искусства пакетом – и увидела грязно-белую папку. Достала – и обомлела: «Личное дело № 30386-Д – Корсакова Тамара Андреевна, 21.06.2002». – Но откуда?.. Неужели она вам отдала?.. Нет, не может быть… – Ты права. Она не отдавала. – Неужели?.. – Пусть это останется нашим маленьким секретом, – Анна Леонидовна подмигнула. – Ты рада? – Я?! О, господи, конечно, рада! Я счастлива! Нереально! Спасибо вам огромное! – Хорошо. Можешь пока почитать, а мне лучше сосредоточиться на дороге. У Томы пульс звенел в ушах от волнения. Дрожащими пальцами она погладила канцелярский картон, развязала серые веревочки и раскрыла папку. Ее фото, анкета, прививки, характеристика, даже грамота за конкурс чтецов. Копии документов и прочее барахло… Вот! Выписка из больницы, свидетельство о смерти матери… Желудок сжался, к горлу подкатил комок тошноты. Тамара через силу сглотнула и прижала язык к нёбу: старый прием. В детдоме рвоту заставляли убирать самим, поэтому она предпочитала сдерживаться. Во рту остался горький привкус желчи. – Ты в порядке? – Анна Леонидовна обеспокоенно нахмурилась.